Миф о Храме
Шрифт:
Арреш-мер-седх, готовивший выступление брата Нуша несколько дней, если не несколько месяцев, напрягся, словно подталкивая разумом то, что должно было свершиться. Вот сейчас все решится. Глупцы те, кто думает, что города берут армиями. Города берут раньше: в спорах и раздорах, в подкупах и интригах. Глупцы и те, кто верит, что проблему можно разрешить в битве. Проблемы чаще всего разрешают в разговорах с глазу на глаз, в поединке разума и воли.
Брат Нуш казался не к месту посреди этого каменного зала; утренний свет безжалостно подчеркивал непорядок в его одеянии, отсутствие жира и благовоний в его волосах. В руках брат Нуш вертел маленькие песочные часы; утреннее солнце запуталось в стекляшке.
Голос его зазвучал с неожиданной силой:
— О великий царь боцоргов, увы нам и увы! Боги отвернулись от Эреду! Сокровища потеряны!
— Что значит потеряны? - царь нахмурился и даже подался на своем кресле вперед. Призрак пожара и дальнейшего разграбления сгустился, стал почти осязаем; еще чуть-чуть, и сквозь него не будут уже видны фрески о деяниях анунаков.
Однако брат Нуш не поддался неведомой силе призрака. Стоя все так же прямо, он проговорил:
— Все сокровищницы наши, о господин и повелитель, располагались под Храмом Основания Земли и Неба, славнейшим из всех храмов Эсагила. Но этой ночью боги разрушили храм, и теперь в подземелья не пробраться… Сокровища недоступны.
— Опять этот храм… — Кюрош-е-Боцорг смотрел на жреца Нуша тяжелым взглядом, который не предвещал ничего хорошего. Но взгляд царя-завоевателя тонул, путался в лучах утреннего солнца. Скользили по стенам солнечные зайчики.
— Боги этой ночью явили мне знамение… храм был разрушен… Эреду сдался мне. Как боги могли похоронить сокровища Эреду и не дать мне завладеть ими?
— Но ведь сокровища принадлежат богам, а не городу, - проговорил брат Нуш. - Если вы прикажете, мы охотно начнем раскапывать башню… но, боюсь, придется потратить на это много времени! Прости нас, великий царь… прости ничтожных рабов своих…
Сонное состояние овладело залом. Арреш-мер, стоявший в углу - за свою службу он успел убедиться, что надежнее всего наблюдать именно из углов - отступил глубже в тень и еще сильнее надвинул капюшон на голову.
Тишина замерла патокой. Змея истории свернулась, готовая укусить собственный хвост; сейчас ужалит. Вот-вот покатятся головы, вот-вот забудутся милости - царя Боцорга хотят лишить его сокровищ. И знаменитый гипноз молодого брата Нуша, благодаря которому он так ходко продвигался по службе, не поможет.
Без царей может прожить Эреду; без торговли - нет. Но о какой торговле пойдет речь, если у жрецов не будет средств, чтобы вложить в торговые дома? О какой торговле пойдет речь, если город будет разграблен?
И тут из строя жрецов выломился брат Нимдаль. Со сноровкой, какой позавидовали бы молодые, он упал на колени перед царем.
— Царь! - воскликнул он. - По воле богов цари Эреду лишились своих сокровищ! Но есть одно сокровище, сокровище всего царства! Статуя Амарутука, золотая статуя! Воистину, бог, который явил свое расположение царю боцоргов, не откажется отправиться с ним!..
Брат Нуш тоненько закричал, выронил песочные часы, вцепился в бороду и упал на пол.
— Он просит прощения, о мой царь, что не предложил этого сразу, - пояснил брат Нимдаль.
И это - а также то, что царю боцоргов вовремя доложили об огромном количестве богатой утвари, награбленной его войсками в храмах - примирило Кюроша с отсутствием несметных сокровищ. Вдобавок, забрав статую, он лишал Эреду возможности избирать новых царей - об этом ему тоже нашептали.
Диспут был закончен.
Крушение Храма Земли и Неба, зиккурата Этеменанки, стало реальностью.
Что общего у чудес света?
Спроектированные на пике технических возможностей своего времени, ради тщеславия царей или знатных горожан, ради благодарности или даже ради любви, выстроенные из мрамора, глины, кирпича или известкового камня, простоявшие пятьдесят, сто, несколько сотен или более тысячи лет, все они были в итоге разрушены. И надолго забыты.
Лишь одно чудо, никогда не входившее в списки ни одного эллинистического философа, не предали забвению — даже в темные века, поглотившие обитаемые земли в начале новой эры. О нем продолжали слагать легенды, о нем говорили риторы, его приводили в пример чванливые старцы.
Но все они вспоминали не его величие или красоту - разрушение.
Ибо в некой книге есть и такие строки: «…и сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли».
Что ж, наглецу и провокатору Арреш-мер-седху нечего сетовать на судьбу своего творения! Он и не сетует…
Вечером того же дня Арреш-мер и Зикнет наливались пивом в небольшом домишке квартала за три от Эсагила, в районе писцов. Арреш-мер держал дом здесь не для всякого рода тайных встреч, а как эдакое безопасное место, где можно отлежаться в случае чего и зализать раны. Или вот завалиться, как сейчас, когда ты смертельно устал, не спал три дня, но голова еще на взводе, еще до стеклянности ясна, и веселит - все, и пьянит - только пиво…
Воины не тронули писцовый квартал, пожар прошел стороной. Тихо - самое место и самое время для дружеской компании. Не одному же кормить своих демонов.
Без царей сможет прожить Эреду. Без торговли - нет. Арреш был патриотом города, а не царства. Но… как жаль, как все-таки жаль, что многовековому владычеству Эреду пришел конец! Разве что удастся, по воле богов, сохранить часть богатства и толику влияния…
— Кто тебя просил самому к Боцоргу соваться, а? Зикнет, ты псих. Я тебя отстраню, честное слово.
— Не выйдет, друг Арреш: я не за деньги на тебя работаю. Где ты еще такого найдешь?.. А слышал мою новую песню, а?.. «О милость царская, ты пронзаешь небеса, как шпиль Этеменанки…»
— Давай потом, а? У Сунмы споешь завтра свою похабщину. Или послезавтра. Харчевня-то цела еще?
Арреш-меру было муторно. Город лежал открытый, распяленный перед врагом, словно блудница… Впрочем, пустое.
— Цела, чего Сунме сделается… А не объяснишь ли ты, кстати, зачем приводил туда этого теленка [25] , Эргала?
25
Учитывая, что священное животное Амарутука (Мардука) — бык, Зикнет делает Эргалу слегка ироничный, но все же комплимент.