Мифические эксперименты, или…
Шрифт:
А поскольку марсианский год почти в два раза длиннее земного, то 12 августа случается на красной планете дважды — вот и разгадка, почему Зверь посещает Марс «строго по расписанию»! Жаль, что Пафнутий так заторопился, что отказался выслушать более опытного компаньона. Возможно, сам передумал бы рисковать жизнью из-за сомнительного удовольствия покачаться на волнах!
Все эти мысли пронеслись в голове Брыся с третьей космической скоростью, с какой он, судя по всему, переправил в огненный обруч «младшего научного сотрудника», так как шлепок от приземлившегося упитанного тельца раздался где-то за бортом. «Хорошо, что не бульк!» — облегчённо проанализировал разницу в звуках спасатель грызунов (точнее, одного, но зато белоснежного и с двумя образованиями)…
Брысь длинными прыжками пересёк палубу злополучного эсминца, стараясь не прислушиваться к тому, что происходит за спиной, и не глазеть на обезображенные тела моряков — последствия ужасного эксперимента и кровавой трапезы злобной фантастической твари. Вспрыгнув на металлический поручень, он глянул вниз — почти сливаясь по цвету с водой, виной чему был зелёный туман, на волнах покачивалась лодка. Вероятно, кто-то из экипажа успел опустить спасательную шлюпку, но не успел ею воспользоваться. Определить, как выглядели бедняги при жизни, было невозможно — их лица и руки будто вплавились в борт судна…
На дне лодки без движения лежал Пафнутий. Искатель приключений оттолкнулся всеми четырьмя лапами и через пару мгновений, которые занял точно выверенный полёт, очутился рядом с приятелем. И хотя приземлился он изящно и мягко, как подобает лучшим представителям кошачьего племени, Пафнутий ощутил лёгкий толчок и распахнул рубиновые глазки (а может, просто вышло время, отведённое организмом на обморок).
— Мы на море? — первым делом осведомился он и с надеждой уставился на компаньона.
Брысь хотел было сказать родственнику корабельных грызунов что-нибудь едкое. И вообще упрекнуть в том, что «м.н.с.» не следит за событиями, пользуясь особенностями своей впечатлительной натуры. И даже напугать преследующим их монстром… Но все эти желания заслонило другое, неожиданно сильное, — увидеть, как рубиновые бусинки вспыхнут восторгом от исполнившейся мечты.
Поэтому он ответил:
— Даже лучше — в Атлантическом океане! Чувствуешь качку?
Лодка и впрямь качнулась так, что ударилась о борт эсминца, а потом и вовсе задралась носом, словно один из удерживающих её тросов стал вдруг намного короче другого. Путешественники сползли по скользкому деревянному днищу к самой корме.
— Ого! Шторм! — возбуждённо пискнул потомок отважных мореплавателей, а Брысь, почуяв неладное, устремил взгляд наверх.
Худшие опасения подтвердились — злобно оскалившись, Монтаукское чудовище схватилось огромными лапами, покрытыми клоками рыжей и чёрной шерсти, за рычаг одной из лебёдок, и она легко поддалась натиску, сматывая тросы…
Глава тридцать вторая, в которой Мартин почуял Зверя
Марсианские шиншиллы уверенно неслись в сторону пирамиды, коты трусили рядом, а Мартину приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не обгонять приятелей. Им тоже не нравился слишком медленный темп коротколапых грызунов, но они тактично молчали. Одно хорошо — если кто-то из аборигенов уткнётся в невидимое препятствие, то на такой «скорости» сильно не пострадает, утешал себя пёс.
Внезапно двухголовики затормозили, Мартин же опять врезался в загадочную стену, наполнив окрестности металлическим гулом и огласив их коротким, но громким «ой!». Туземцы озорно блеснули перламутровыми глазками и… безбоязненно шагнули вперёд. Путешественники во времени озадаченно переглянулись.
— Что за чертовщина? — обиженным тоном спросил дважды пострадавший пёс.
Мудрый Савельич осторожно протянул лапу, ожидая наткнуться на железную преграду, пусть и прозрачную, в которой, вероятно, у аборигенов имелся проход, рассчитанный на их небольшие размеры. Однако ничего не нащупал и, бросив укоризненный взгляд на паникёра Мартина, присоединился к грызунам. За ним последовал Рыжий, тоже одарив гигантского пса удивлённым взглядом.
Мартин боязливо повторил попытку проникнуть за невидимую черту (боязливо не потому, что опасался снова получить удар по чувствительному носу или менее чувствительному лбу, а потому, что терялся в догадках, каким образом воздух оказался именно для него таким твёрдым, да ещё гудел, как потревоженный металл).
Попытка вышла удачной, и пёс радостно завилял белой кисточкой, довольный, что продолжит путь вместе со всеми, а не будет торчать лопухом перед прозрачной стеной, не желающей пропускать к пирамиде такого крупногабаритного зверя, как он.
Впрочем, ликование испортил ветер, который принялся швырять в путешественников горсти сухого колючего песка. И теперь уже не только философ, но и остальные члены спасательной команды задумались о странном феномене и оглянулись — там, за невидимой преградой, невзлюбившей Мартина, царил покой…
— Что за чертовщина? — опять повторил пёс, а Савельич уставился в перламутровые глазки аборигенов, требуя разъяснений…
Разъяснения получились короткими — никаких технических подробностей грызуны не знали. Защитный купол появился задолго до их рождения, и марсианские шиншиллы воспринимали его как неотъемлемую часть своей жизни. Принцип «действия» невидимого металла был прост: раз коснулся, на второй — проходи.
Мартин вспомнил свои «касания».
— Не могли раньше сказать? — сварливо буркнул он.
— Забыли, наверное! — миролюбиво отозвался Рыжий. — Головы-то у них маленькие, хоть и по две! Что с тобой?
Последнее замечание вырвалось у бывшего дворцового мышелова, когда Мартин стал вдруг усиленно втягивать воздух большими ноздрями. Его мощный загривок ощетинился, до неузнаваемости преобразив простодушного приятеля, — теперь он опять выглядел настоящим боевым псом, не знающим пощады, как в сражении с гвардейцами кардинала!*
*Эти события описаны в книге «Брысь, или Один за всех и все за одного!»
Савельича тоже насторожили изменения во внешности Мартина.
— Ты что-то почуял?
Философ с опаской огляделся, подслеповато щурясь от песка, которым щедро осыпал их марсианский ветер.
— Крупного зверя! — коротко бросил Мартин.
— Может, верблюд? — выдвинул робкую версию Рыжий. — И мы всё-таки в Африке?
— Может, и верблюд, — согласился пёс, поскольку не представлял, чем пахнут горбатые гиганты. — А они хищники?