Мифриловый крест
Шрифт:
– Ирония уместна везде. Ты можешь посмеяться над собственной верой?
– Было бы над чем смяться.
– Вот именно. Вера, выраженная в словах, не есть вера. Христос, в которого верит Лена, не зря сказал, что вера внутри, а снаружи лишь лицемерие и фарисейство. Вот только сделать второй шаг не смог никто из его последователей.
– Какой второй шаг?
– Вера, выраженная в словах, не есть вера. Если ты не можешь посмеяться над своей верой, то твоя вера связана словами, а это значит, что ее нет, потому что истинная вера словами не выражается.
– Полагаешь, Галилей?
– Конечно. Знаешь, почему? Потому что он допускал, что может ошибаться. Если ты одеваешь на глаза шоры какого-то одного учения, если ты закрываешь глаза для любой другой истины, твоя вера недолго сможет двигать горы. А со временем она съест сама себя.
Я важно кивнул.
– Не это ли происходит сейчас с Иисусом?
– спросил я.
– С каким еще Иисусом?
– Ну, с Бомжом.
– А ты уверен, что Бомж и Иисус Христос - одно и то же лицо?
– А что, нет?
– Кто знает, - Четырехглазый загадочно улыбнулся.
– Истина в глазах смотрящего, единая и абсолютная истина существует лишь для тех, кто ее ищет, и она всегда недостижима. Каждый видит крохотный кусочек картинки, и кто может поручиться, что я вижу основное, а ты второстепенное? Я тоже могу ошибаться.
– Но ты считаешь, что Бомж - не Христос? А кто он тогда?
– Понятия не имею. Да и какая разница? Важно только то, что он верит в то, что он Христос, а кто он - узурпатор, убедивший в собственной правоте даже самого себя, или мессия, изменившийся до неузнаваемости за две тысячи лет - кого это волнует? Был ли Кир Великий чудом спасшимся принцем или гениальным пастухом - это перестало быть важным, когда мидийский царь склонился перед властителем новой империи.
– Ты застал это? Сколько тебе лет, Четырехглазый?
– Не отвлекайся, Сергей. Кстати, не мешало бы придумать тебе прозвище, а то как-то нехорошо, выделяешься из коллектива. Но вернемся к нашим… гм… к нашему разговору. Я сильно сомневаюсь, что Бомж - это Иисус Христос.
– Почему?
– Ты читал христианское священное писание?
– Читал.
– Давно?
– Давно. И не все.
– Открою тебе тайну - там ничего не написано про то, каким путем мессия явится в мир. Там сказано только одно - он промчится, как молния, с востока на запад. И все. Все домыслы насчет того, что он родится человеком - позднейшие наслоения.
– Но во всех книгах… и фильмах…
– Еще раз повторяю, все это - позднейшие наслоения. Мессия совсем не обязан рождаться еще раз в человеческом теле. И каков смысл? Второе искупление для всей вселенной? Но тогда причем здесь конец света? Зачем устраивать амнистию за день до суда? Христиане говорят, что их бог справедлив, логично предположить, что страшный суд будет организован справедливо хотя бы внешне. Второе рождение Христа в человеческом теле… по-моему, бред. А вселение божественной составляющей в уже существующую душу - еще больший бред. Кроме того, сущность бога… - Четырехглазый улыбнулся, - да что я тебе все разъясняю? Напряги мозги и поразмышляй, это полезно.
– Так Бомж - не Христос?
– Возможно, нет. А возможно, и да. Я ведь тоже могу ошибаться. И вообще, не думай о том, что было, думай о том, что будет. Как думаешь, каким будет следующий кризис?
– Понятия не имею.
– А зря. Поразмышляй как-нибудь на досуге. А потом, лет через двадцать, мы с тобой сравним наши точки зрения.
– Думаешь, конца света не будет?
– Ближайшие лет пятьдесят не будет. Но я могу ошибаться.
– Да что ты заладил - я могу ошибаться! Я уже слышал это!
– Истина никогда не бывает лишней.
– Только что ты говорил, что истины нет.
Четырехглазый загадочно улыбнулся.
– То, чего нет, тоже иногда бывает.
– Не понимаю.
– Я тоже. В жизни много вещей, недоступных пониманию. Есть такой ученый, по фамилии Тьюринг, он доказал… если это перевести на нормальный человеческий язык, он доказал, что для каждого субъекта есть вещь, которую он неспособен познать, и сила разума не имеет здесь никакого значения. Даже для бога есть непознаваемое.
– Ты специально меня загружаешь?
– Ага.
– Но зачем?
– Если не нагружать руку, она отсыхает, если не нагружать разум, он слабеет и развращается ничегонеделанием.
– У меня сейчас и без тебя хватает, чем нагрузить разум.
– Это тебе только кажется. Все твои проблемы решаются гораздо проще, чем ты думаешь. Это твой страх мешает тебе. Представь, что страха нет, представь себе, что ты не живешь, а играешь, и сразу увидишь, что тебе станет легче. Да, ты потеряешь ощущение значимости происходящего, ты начнешь думать, что вокруг нет ничего существенного, жизнь покажется тебе бессмысленной, а потом ты поймешь…
Четырехглазый сделал долгую паузу. Я не выдержал.
– Что я пойму?
– спросил я.
– Что жизнь и вправду бессмысленна. Но от этого она не перестает быть жизнью. Она не нуждается в смысле, люди любят размышлять о смысле жизни, но его нет. И это хорошо.
– Что же в этом хорошего?
– Жизнь хороша сама по себе. По определению. А если ты считаешь иначе, со временем в твоей душе поселяется ад. Не забывай, объективной истины нет, мы сами творим истину. Правда существует только в душе смотрящего.
И тут меня посетила безумная мысль.
– Кто ты, Четырехглазый?
– спросил я внезапно севшим голосом.
– Ты и есть тот самый единственный бог?
– Бог, называющий себя богом, не есть бог, - улыбнулся Четырехглазый.
– Называй меня как назовешь, но не думай, что ты познал истину. Истину вообще невозможно познать.
– Ладно, проехали. Бог ты или не бог, раз ты такой крутой и всезнающий…
– Всезнающих субъектов не бывает.
– Не перебивай! Ты сможешь помочь мне?