Мифы Древней Греции
Шрифт:
ВВЕДЕНИЕ
В дополнение к целому корпусу «священных» историй средневековые эмиссары католической церкви принесли в Великобританию утвердившуюся на Европейском континенте университетскую систему, основанную на греко-латинской классике. В широких народных массах еще продолжали жить исконно английские легенды о короле Артуре, Ги Варвикском, Робине Гуде и короле Лире, однако уже накануне тюдоровской эпохи священники и вообще образованные люди все чаще стали обращаться к мифам из произведений Овидия и Вергилия, а также к сведениям о Троянской войне, почерпнутым из учебников классической школы. Хотя профессиональную английскую литературу XVI—XIX вв. трудно понять без знания греческой мифологии, классические дисциплины так стремительно теряют под собой почву в школах и университетах, что образованному человеку сегодня вряд ли что-нибудь говорят имена Девкалиона, Пелопа, Дедала, Эноны, Лаокоона или Антигоны. Современные знания об этих мифах чаще всего черпаются из таких книг, как «Герои Древней Греции» Кингсли или «Танглвудские предания» Готорна [1] . На первый взгляд это явление может показаться не заслуживающим внимания, тем более что два последних тысячелетия мифы упорно рассматривались как причуды химерической фантазии, этакое милое наследие пребывавшего во младенчестве греческого интеллекта, значение которого по понятным причинам принижалось церковью, стремившейся возвеличить духовную ценность Библии. Однако для древней европейской истории, религиоведения и социологии значение мифов трудно переоценить.
1
Кингсли
Готорн Н. (Hawthorne, 1804—1864) — американский писатель, использовавший сюжеты древних легенд и мифов. Полное название его книги — «Tanglewood Tales for Girls and Boys» («Тенглвудские предания для девочек и мальчиков»), 1853.
«Химерический» — прилагательное, образованное от слова chimaira, что значит «коза». Четыре тысячи лет назад Химера воспринималась так же естественно, как сегодня нами воспринимается любая религиозная, геральдическая или коммерческая эмблема. Это было общепринятое изображение «составного» зверя [2] , имевшего (по свидетельству Гомера) [3] голову льва, туловище козы и хвост змея. На стенах хеттского храма в Кархемише найдено одно из изображений Химеры, которая, как и другие составные существа, например Сфинкс и Единорог, первоначально являлась календарным символом: каждая составная часть соответствовала определенному времени года в священном году небесной царицы. Аналогичным образом, согласно Диодору Сицилийскому [4] , временам года соответствовали и три струны ее черепаховой лиры. Древний год, состоявший из трех сезонов, рассмотрен Нильссоном в его работе «Архаическое восприятие времени» (1920) [5] .
2
«Составной» зверь — на современном научном языке подобные существа называются тератоморфными (греч. teras — чудо, чудовище; morphe — вид).
3
Гомер. Ил. VI.179—182, ср.: Гесиод. Теогония 319—324, где говорится о трех головах химеры.
4
Диодор Сицилийский — древнегреческий историк I в. до н.э., автор так называемой «Библиотеки» (40 книг, из которых сохранились 1—5 и 11—20, а также ряд фрагментов), содержащей большой мифологический материал.
5
Нильссон М. П. (Nilsson, 1874—1967) — шведский филолог-классик, историк религии и мифологии. Его книга — Primitive time reckoning. Lund, 1920.
Однако только небольшая часть огромного, разнородного корпуса греческой мифологии, содержащего критские, египетские, палестинские, фригийские, вавилонские и другие заимствования, может быть классифицирована как собственно миф, восходящий к Химере. Собственно миф можно определить как стенографическую запись ритуального мифа, исполнявшегося на народных празднествах. В большинстве случаев мы находим такую запись на храмовых стенах, вазах, печатях, чашах, зеркалах, ларцах, щитах, гобеленах и других предметах подобного рода. Химерa и аналогичные ей календарные животные не могли не играть важной роли в таких театрализованных представлениях, которые в виде иконографической и устной передач превратились в высшую инстанцию или устав религиозных институтов каждого племени, клана или города. В их основе лежали архаические магические действия, призванные обеспечить богатство и непоколебимость священных царств, во главе которых стояли царицы или цари, причем похоже, что первый тип царств появился раньше на всей территории распространения греческого языка. При необходимости в такие представления вводились поправки. В своем трактате «О пляске» Лукиан перечисляет впечатляющее количество ритуальных мимов, сохранившихся вплоть до II в. н.э. Данное Павсанием описание храмовых росписей в Дельфах (X.25,2—31,4) и украшавшая ларец Кипсела (Павсаний V.17,4) резьба говорят о том, что в те времена еще существовало огромное количество указаний на мифы, от которых ныне не осталось даже следа.
Собственно миф следует отличать от таких жанров, как:
1) философская аллегория, обнаруживаемая нами, например, в гесиодовской космогонии;
2) этиологическое объяснение мифов, которые перестают быть понятными (запрягание Адметом льва и кабана в колесницу);
3) сатира или пародия (описание Атлантиды у Силена);
4) сентиментальная притча (история Нарцисса и Эхо);
5) беллетризация истории (приключение Ариона с дельфином);
6) любовная история (история Кефала и Прокриды);
7) политическая пропаганда (объединение Аттики Тесеем);
8) нравоучение (повесть об ожерелье Эрифилы);
9) веселые анекдоты («альковный фарс» с участием Геракла, Омфалы и Пана);
10) театральная мелодрама (повесть о Фесторе и его дочерях);
11) героическое сказание, составляющее, например, основное содержание «Илиады»;
12) реалистическая проза (описание посещения феаков Одиссеем) 1.
Подлинные мифические элементы, однако, могут встретиться даже там, где их меньше всего ожидаешь. Тем не менее, у одного автора очень редко удается обнаружить достаточно полную и хорошо иллюстрированную версию отдельного мифа. Более того, при поиске первоначальной формы мифа не следует полагать, что чем древнее источник, тем он авторитетнее. Очень часто веселый Каллимах, чья жизнь пришлась на александрийскую эпоху, фривольный поэт эпохи Августа Овидий или педантичный Цец [6] , живший в поздневизантийскую эпоху, дают бесспорно более ранний вариант мифа, чем Гесиод или греческие трагики, а датируемое XIII в. «Ехсі; dium Troiae» («Разрушение Трои») местами более логично в изложении мифа, чем «Илиада» [7] . При попытке выделить смысл мифологического или псевдомифологического повествования особое внимание следует уделять именам, а также тому, у какого народа возник данный миф и какова судьба интересующих исследователя героев. Только после восстановления формы драматического ритуала по содержанию свойственные для мифа элементы подскажут аналогию с другим мифом, которому раньше давалась совершенно иная, порой неправильная трактовка, и в результате оба мифа получат новое освещение.
6
Иоанн Цец (Tzetzes) — византийский поэт и ученый XII в., изложивший в поэме из трех частей историю Троянской войны, ее причины и следствия (Antehomeria, Homerica, Posthomerica).
7
Возможно, здесь имеются в виду сочинения XIII в.: Г. де Колумна «История разрушения Трои» (Соlumna G. de. Historia destructionis Troiae, E. N. Griffen (ed.). Cambridge, 1935) или, скорее, поэма Альберта Стаденского «Разрушение Трои» (Stadеnsіs А. Ilii excidium, 1249); см. также: Dunger Н. Die Sage vom troianischen Kriege in den Bearbeitungen des Mittelalters («Сказания о Троянской войне в средневековой переработке». Leipzig, 1869).
Изучение греческой мифологии (как того давно требовали Бахофен и Бриффо) [8] нужно начинать, имея хорошее представление о матриархальной и тотемной системе, сложившейся в Европе ко времени появления патриархальных пришельцев с востока и севера. Это дает возможность проследить, как существовавшая система постепенно уступала место матрилинейной, а затем патрилинейной жреческой монархиям, сменяемым в конечном счете полностью патриархальной системой на фоне превращения племен-мигрантов с их фратриями и кланами в региональные государства с городами и деревнями. Знание примитивных итальянских, ирландских, валлийских и скандинавских мифов помогает выявить такую последовательность, поскольку в этих районах она претерпела меньше изменений, чем в Греции, и поскольку, несмотря на имеющиеся антропологические и климатические различия, религиозная система в Европе
8
Бахофен И. Я. (Bachofen, 1815—1887) — швейцарский ученый, автор знаменитой книги «Das Mutterrecht» («Материнское право»), 1861.
Бриффо P. (Briffault) — историк культуры, автор книги «Мужчина, женщина и творческий дух» (Man, Woman and the Creative Spirit), а также работ, связанных с историей матриархальных отношений, и особенно роли женщины-матери (1927, 1931) и взаимоотношений полов (1931, 1940).
В древней Европе не было богов. Великая богиня считалась бессмертной, неизменной и всемогущей. Религиозное мировоззрение пока еще обходилось без идеи отцовства. У богини были супруги-соправители, однако брала она их для удовольствия, а не для того, чтобы дать отца своим детям. Мужчины боялись своего матриарха, поклонялись и подчинялись ей; очаг, за которым она следила в пещере или хижине, являлся самым древним социальным центром, а материнство считалось главным таинством. Вот почему греческое публичное жертвоприношение предусматривало принесение первой жертвы Гестии — покровительнице очага. Белое аниконическое [9] изображение богини было, пожалуй, ее самой распространенной эмблемой, которая в Дельфах имела вид omphalos'a («пупа земли»). Первоначально он мог являть собой горку тлеющих углей, покрытых белой золой. Это был самый простой способ бездымного хранения огня. Позднее внешние признаки этого символа перешли на побеленную известью насыпь, под которой прятали урожайную «хлебную бабу», чтобы извлечь ее весной, когда она прорастет, а также на курганы из морских ракушек, кварца или белого мрамора, под которыми хоронили умерших царей. Небесным символом богини была не только луна, но (судя по Гемере в Греции и Греине в Ирландии) и солнце. В древнем греческом мифе солнце, однако, уступает первенство луне; она внушает больший суеверный страх, не теряет своей яркости к концу года и, кроме того, наделяется правом решать: давать ли воду полям.
9
Аниконическое изображение (от греч. eicon — икона, изображение и отрицания a) — не буквально следующее изображаемому, а более символическое, намекающее на скрытую его сущность. Аниконические изображения были особенно распространены в первобытной религии, но и православная икона также в своей сущности аниконична. Удачным примером зрелого аниконического изображения может служить музыка.
Три фазы луны — молодая, полная и убывающая — напоминали три фазы матриарха: девственница, нимфа (женщина в брачном возрасте) и старуха. Далее, поскольку ежегодный бег солнца аналогичным образом напоминал рост и упадок физических сил богини (весна была девственницей, лето — нимфой, а зима — старухой), ее стали идентифицировать с сезонными изменениями в растительной и животной жизни, а следовательно, и с матерью-землей, которая в начале вегетативного года производит только листья и бутоны, затем — цветы и плоды и, наконец, перестает плодоносить. Ее можно представить в виде еще одной триады: девушка верхнего мира, нимфа земли или моря и старуха подземного мира, персонифицированные соответственно в Селене, Афродите и Гекате. Эти мистические аналогии объясняют священность числа три, а количество ипостасей богини-луны доходит до девяти, когда каждая из ее персонификаций — девственница, нимфа и старуха — представлена триадой, чтобы еще больше подчеркнуть ее божественность. Однако поклонявшиеся богине-луне ни на миг не забывали, что имеются в виду не три богини, а всего одна, хотя к классическому времени Стимфал в Аркадии был одним из немногих мест, где все три ипостаси носили одно и то же имя: Гера.
По мере того как соитие становилось общепризнанной причиной деторождения — об этом поворотном пункте в религии свидетельствует хеттский миф о простодушном Аппу (Х. Г. Гютербок. Кумарби, 1946 [10] ), — религиозный статус мужчины постепенно повышался, а ответственность за беременность женщин больше не возлагалась на ветры и реки. Нимфа, или царица племени, выбирала себе на год возлюбленного из числа юношей, состоявших в ее свите, и в середине зимы, когда кончался год, он приносился в жертву. Возлюбленный был скорее символом плодородия, чем объектом ее эротических наслаждений. Его кровь разбрызгивали, чтобы плодоносили деревья, росли хлеба и давали приплод стада, а тело, вероятно, поедалось в сыром виде женским окружением царицы — жрицами в масках кобыл, сук и свиней. Затем эта практика изменилась, и царь стал умирать, когда сила солнца, с которым его идентифицировали, летом шла на убыль, а другой юноша, его близнец или мнимый близнец — это понятие можно выразить древнеирландским термином «tanist» — становился новым возлюбленным царицы, чтобы в положенное время посреди зимы быть принесенным в жертву и, как вознаграждение за это, возродиться в змее-оракуле. Такие консорты обретали исполнительную власть только тогда, когда им разрешалось подменять царицу, нося ее магическое одеяние. Так возникли цари-жрецы, и, несмотря на то, что солнце стало символом мужской плодовитости, как только возникла связь между жизнью царя и годичным циклом, луна не теряла своего главенства над солнцем, а царица — над царем, по крайней мере внешне, даже тогда, когда матриархат уже полностью выродился. В Фессалии колдуньи продолжали пугать солнце луной, говоря, что его поглотит вечная ночь (Апулей. Метаморфозы ІІІ.16).
10
G"uterbock Н. G. Kumarbi, Mythen von hurritischen Kronos. Z"urich, 1941; Z. — N. Y., 1946. Ср. также: Гютербок Г. Г. Хеттская мифология. — В кн. Мифология древнего мира. Пер. с англ. М., 1977.
Ничто, тем не менее, не свидетельствует о том, что даже в те времена, когда женщины безраздельно властвовали в делах религии, для мужчин не оставалось поля деятельности, где они могли бы прилагать свои усилия без оглядки на женщин. Более того, как показывает исследование Маргарет Мид [11] , посвященное охотникам за головами из племени чамбули, живущего в Новой Гвинее, мужчины даже могли перенять ряд характеристик «слабого пола», которые ныне считаются функциональной особенностью мужчин. Им могли доверять охоту, рыбную ловлю, сбор отдельных продуктов питания, уход за стадами и участие в защите племенной территории от пришельцев, но, однако, лишь в той мере, в какой это не нарушало законов матриархата. Избирались вожди тотемных кланов, которым давалась определенная власть, особенно во время переселений и войн. Оказалось, что в разных матриархальных системах существовали различные правила, согласно которым выбирался верховный вождь: обычно им становился дядя царицы по материнской линии, ее брат или сын тетки — опять же по материнской линии. Верховный вождь племени также выступал в роли судьи при решении личных споров между мужчинами, если при этом не наносился ущерб культовому авторитету царицы. Примером самой примитивной из доживших до сегодняшнего для матрилинейных общин являются нага, живущие на юге Индии. У них существует обычай, по которому принцессы должны выходить замуж за малолетних мужей только для того, чтобы тут же с ними развестись. В дальнейшем у принцесс появлялись дети, отцами которых могли быть мужчины, не отличавшиеся особым положением в племени. Аналогичный обычай сохранился также у матрилинейного племени ком в Камеруне. Если только «сто семейств» Локриды [12] не являлись исключением, то женщины из царских семей в доэллинской Греции не считали зазорным иметь любовников из числа своих слуг.
11
Маргарет Мид (Mead, 1901—1978) — известный археолог и антрополог, президент Американского антропологического общества (1959—1960).
12
В Опунте, главном городе опунтских локров (восточная Локрида), правила олигархия, состоящая из ста семейств, или родов, которые вели свою родословную по материнской линии.