Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим
Шрифт:
В душу Энея, объятую тревогой, входит нежданная радость. Продолжением ее стали команда его «В путь!», движенье на кораблях, шум голосов, скрежет донных камней, трущихся о борта. Немедленно были подняты мачты. Ветер-союзник на парусах морщины разгладил. Тронулась стая судов. Летел впереди корабль Энея. Палинур стоял за кормилом [111] .
Влажная ночь на небе почти достигала срединной меты. Гребцы, подняв весла, прилегли на жестких сиденьях. И тогда с эфирных высот Сон соскользнул, сумрак развеял, тени рассеял. Приняв облик Форбанта [112] , он на высокий выступ кормы опустился, и Палинур, ни в чем не повинный, жертвою стал наважденья.
110
Каждый
111
Палинур – название мыса на побережье Тирренского моря между Велией и Буксентом. Близ него римский флот дважды понес большие потери. От названия мыса, видимо самим Вергилием, произведено имя кормчего корабля Энея.
112
Вергилий говорит о принятии Сном облика Форбанта, нигде более не упоминаемого. Можно думать, что это троянец, участник экспедиции, человек, знакомый Палинуру.
– Палинур, сын Иаса! – бог к нему обратился. – Сами волны корабль твой несут. Тебе слышно дыхание ровное ветра. Наступило время покоя. Склони свою голову и очи смежи, от работы уставшие. Стану сам ненадолго я кормчим.
С трудом глаза открывая, Палинур отозвался:
– Мне ль не знать, что такое моря покой?! Мне ли этому чудищу верить? Сколько раз испытавшему неба обман, ему доверить Энея?
Головой он к кормилу припал, за звездою следить продолжая.
И тогда принявший облик Форбанта поднял ветвь, орошенную Летой и забвеньем стигийских утесов, и тряхнул ею над головой Палинура. И так сладко стало ему, так спокойно, как никогда не бывало. И не спорили больше очи с дремотой. Не отпуская кормила, Палинур выскользнул в море вниз головой. И тотчас Сон крылатый вознесся и растворился в эфире.
Флот по обещанию Нептуна шел, не ведая страха. И когда корабли уже подходили к утесам сирен, пробудился Эней и, увидев, что нет на корме Палинура, дал команду гребцам повернуть судно с помощью весел.
Скорбя, Эней размышлял: «Почему, Палинур, ты доверился небу и спокойному морю? На каком песке теперь лежит твое обнаженное тело?»
IV Книга смерти
Оторвав Энея от родной ему Троады, направив его флотилию к берегам Гесперии, колонизованной финикийцами и эллинами через три с лишним столетия после падения исторической Трои, предшественники Вергилия в разработке троянского мифа определили сыну Венеры и конечную цель странствий – Италию. Римский поэт дополнил и так немыслимый маршрут Энея предварительным спуском в царство смерти.
Смерть так же, как любовь и игра, принадлежит к вечным спутникам человеческого существования. Какова она в представлении людей, зависит от обстоятельств жизни каждого поколения и от его ментальности. Никогда еще, во всяком случае в античную эпоху, боги смерти не собирали такую обильную и кровавую жатву, как в последние полвека республики, предшествующие правлению Августа. И поэтому обращение к теме смерти во времена Августа было попыткой разобраться в смысле великой трагедии прошлого и мысленно проникнуть в будущее Рима-Мира. Шестая книга «Энеиды» занимает в ней центральное положение. Нижний мир композиционно и идейно оказывается вершиной поэмы.
В своем интересе к загробной жизни Вергилий прежде всего этруск. Фрески, покрывающие стены этрусских гробниц VII-V вв. до н. э., превращают их в своеобразные галереи (кое в чем компенсирующие утрату этрусских религиозных книг) с изображением владык подземного мира Лита и Персефнай, с картинами погребальных тризн, сцен жертвоприношений покойным, странствий душ, сопровождаемых демонами смерти в иной мир: по морю – на фантастических животных, по воздуху – на птицах, по суше – пешком, верхом и на повозках. Этрусские представления о загробном мире слились у Вергилия с соответствующими греческими и египетскими, с идеями орфиков и пифагорейцев о бессмертии души и ее очищении в страдании для последующего возвращения в земную жизнь. Непосредственным источником шестой книги «Энеиды» могли стать книги Сивиллы, сделавшиеся достоянием
113
Автор применил эпитет «Высокомерный» вместо общепринятого «Гордый», поскольку считает, что он более точно отражает характер данного исторического персонажа. (Примеч. ред.)
В поэтической разработке сюжета спуска в загробный мир Вергилий имел великих предшественников – безвестного автора поэмы о Гильгамеше и Гомера. И если допустимо сравнивать гениев, то мы можем сказать, что Вергилий не уступил им ни в художественной силе, ни в философской глубине. Но сколь различны побуждения, заставившие проникнуть в мир мертвых восточного и римского героев! Гильгамешем движет жажда обрести бессмертие. Его мучает несправедливость человеческого существования, Эней же спускается в подземный мир, чтобы осмыслить свое место в жизни и выполнить возложенный на него долг.
Жрецы (salii )по античному изображению.
Введя в римскую литературу мистическую струю, до того чуждую ей, Вергилий был не только наследником этрусских традиций, но и глубоко современным поэтом. Римское общество его времени, пережившее не только жесточайшую, но и страшную своей непредсказуемостью гражданскую войну, было напугано ожиданием различного рода перемен и бедствий. В столице появилось множество гадателей и прорицателей – как местных, так и заморских – вавилонских и египетских. Трезво мыслящие римляне повернулись к ним лицом. Провинции же, особенно Палестина, были заполнены «пророками». Однако мистицизм Вергилия глубоко отличен от мистических чаяний порабощенных провинциалов. Поэт, входивший в ближайшее окружение Августа, взял на себя роль пророка великого будущего империи. И он пережил ее как пророк. Его представления о загробной жизни оказались во многом созвучными христианству, и это позволило Данте, выходцу из средневековой Тосканы, автору «Божественной комедии», избрать его своим проводником, сравнив римского поэта с человеком, который, идя во мраке, освещает светильником путь другим.
– Труби высадку! – выкрикнул Эней.
Мизен привычным движением вскинул рог, и в шум гесперийской волны влились призывные звуки. Оживились палубы голосами и топаньем ног. Заскрипели кормила. Корабли один за другим развернулись носами к желтым гесперийским пескам, к зелени рощ, к блеклой синеве отдаленных холмов.
И вот уже кили коснулись берега Кум Эвбейских [114] . Молодежь, по сходням сбежав или пройдя мелководьем на берег, рассыпалась в поисках сучьев, сбитых с деревьев ветрами. Застучали кремни, высекая огонь. И затрещали костры на побережье пустынном. Сев вокруг них, рассуждали троянцы о том, что их больше всего взволновало в то утро, – о бесследно исчезнувшем кормчем, первой из жертв, какую пожелали принять боги неведомой этой страны, и о причине их гнева.
114
Эвбейские Кумы – древнейшая греческая колония на Западе, на тирренском побережье Италии (Мизенский мыс). Была основана выходцами с о. Эвбеи, согласно мифологической версии, в 1050 г. до н. э., вскоре после Троянской войны, на самом деле – лишь около 750 г. до н. э.
Между тем Эней, сопровождаемый Ахатом, входил в священную рощу Гекаты. Прорезая ее, тропинка вела к дому из рубленых бревен, возносившему златоверхую кровлю Аполлонова храма. Поднявшись по дощатым ступеням, оказались троянцы у двери, обшитой листами из меди. На ней искусный мастер изобразил ряд удивительных сцен [115] .
– Вот Минотавр [116] , – первым воскликнул Ахат. – Какой яростью дышит эта бычья морда!
– Рядом с чудовищем, – добавил Эней, – бесспорно, Пасифая, чья преступная страсть к быку Посейдона опозорила Крит и владыку Миноса. Кажется, царь изображен на правой створке, у кораблей.
115
Еще одно изложение мифа по изображениям на стенах храма. Возможно, этот прием до Вергилия был введен в латинскую поэзию Гнеем Невием в недошедшей его поэме о 1-й Пунической войне.
116
Минотавр – согласно греческим мифам, получеловек-полубык, порождение противоестественной связи жены критского царя Миноса Пасифаи с быком.