Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим
Шрифт:
Но вот смертельно раненным упал на траву один из Горациев. Вопль ликования вырвался из строя альбанцев. Горации растерялись. Падает еще один Гораций, правда, успевая тяжело ранить одного из Куриациев. Последний из Горациев, теснимый противниками, обращается в бегство. Альбанцы уже торжествуют победу. Но в это время беглец, обернувшись, внезапно наносит смертельный удар тому, кто за ним гонится, затем приканчивает второго преследователя и, возвращаясь, добивает третьего, тяжело раненного Куриация.
Теперь уже ликовало римское войско. Победителя, давшего Риму власть над Альбой Лонгой, подняли на руки и понесли к городским воротам. Между тем роются могилы для павших. Радостные крики сливаются с горестными воплями.
Горации,
Показались Капенские ворота Рима. Воины опустили Горация на землю и вручили ему его трофеи – доспехи и одеяния трех убитых им Куриациев. И в это мгновение из ворот выбежала его сестра, Горация, просватанная за одного из Куриациев. Увидев на плечах брата плащ жениха, она запричитала, выкрикивая имя Куриация и раздирая ногтями щеки. Торжествующий победитель, не догадывавшийся о том, что его сестра любила Куриация, был возмущен до глубины души. Выхватив меч, он заколол Горацию со словами: «Так да погибнет каждая римлянка, которая дерзнет оплакивать недруга».
Пролитие родственной крови в те времена относилось к проступкам, караемым распятием на зловещем, не приносящем плодов дереве. Горация немедленно схватили и отвели к Туллу Гостилию, но он его не принял. Преступление, совершенное Горацием, считалось неподсудным царю и подлежало рассмотрению двух особых судей из числа сенаторов. К ним и отправили преступника.
Тогдашние обычаи не знали смягчающих обстоятельств. И судьи вынесли смертный приговор. Глашатай его объявил. И в это время к народу обратился отец приговоренного – Публий Гораций:
– Неужто вы, квириты, только что видевшие моего сына, вступающего в город победителем, сможете спокойно лицезреть его окровавленным после порки и распятым на осине?
Наступило молчание, прервавшееся криками:
– Оправдать! Оправдать!
– Я отменяю постановление о казни Горация согласно волеизъявлению народа, – произнес торжественно Тулл Гостилий. – Ты же, отец победителя, очисти своего сына от пролития родственной крови.
Под радостные вопли сограждан Публий Гораций перекинул через узкую улочку брус таким образом, чтобы он уперся краями в противоположные стены, и, прикрыв юноше голову, велел ему пройти словно бы под ярмом. Так был осуществлен обряд очищения [332] .
332
Брус, под которым должен был пройти Гораций, чтобы очиститься от пролитой им крови сестры, назывался «сестриным брусом». Он сохранился до времени Августа, и его чинили на общественный счет. Скорее всего, в древности на этом месте происходили испытания молодежи – инициации, известные многим народам, сохранившим родоплеменную организацию. Когда эти испытания у римлян ушли в прошлое и стали непонятными, воспоминание о них было переработано древними историками таким образом, что состязавшиеся юноши были превращены в противников.
И предстал перед миром воочью
Из пеленок вышедший Рим.
В жажде власти неутомим,
Проявил он повадки волчьи.
Разорвал он на части Фуффетия
У отстроенных Ромулом стен,
Чтоб затем растерзать и Грецию,
И Египет, и Карфаген.
Поражение Куриациев оставило в душах альбанцев горький осадок. Их взоры обратились к Метту Фуффетию, в котором видели защитника латинской славы и наследника древних латинских царей. Понимая, что одной Альбе с Римом не справиться, Фуффетий вошел в сношения с недовольными римской властью соседями – Фиденами и Вейями. Договорились, что фиденяне и вейяне первыми нападут на римлян, во время же сражения альбанцы покинут общий с римлянами строй, что не будет нарушением клятвы: не поднимать против Рима оружия.
В назначенное время фиденяне и вейяне перешли римскую границу и выстроились в боевой порядок
Едва прозвучали трубы и горны, призывавшие римлян наступать, как альбанцы стали отходить к горам. В римских легионах начался переполох. Но Тулл не растерялся. Громким голосом он объявил, что тревожиться нечего, ибо он послал альбанцев обойти незащищенные тылы противника. Одновременно царь вполголоса обратился с молитвой к Страху и Смятению [333] , обещая им учредить в Риме святилища, если они успокоят воинов. Марсу же, от которого зависела победа, было обещано расширение коллегии жрецов-салиев [334] . Боги вняли этому обету, и римские воины начали успокаиваться. Страх, покинув римлян, переметнулся в ряды фиденян, Смятение же перебежало к вейянам. Ведь и те и другие, понимая язык римлян, подумали, что Метт Фуффетий и впрямь повел своих альбанцев им в тыл. Марс придал мужества римским воинам, и они, преследуя потрясенных недругов, многих перебили.
333
Страх и Смятение – боги, почитание которых известно еще Гомеру. Им приносили благодарственные жертвы в случае панического страха воинов.
334
В Риме существовали две коллегии жрецов-салиев. Основание Палатинской коллегии, ведавшей культом Марса, приписывалось Нуме Помпилию; Коллинской, осуществлявшей культ Квирина, – Туллу Гостилию.
После этого альбанское войско спустилось на равнину. Метт как ни в чем не бывало поздравил Тулла Гостилия с победой, а тот поздравление принял, сделав вид, что не гневается на союзника. Отдав приказ соединить оба войска в одном лагере, он дал всем воинам отдых.
На рассвете и римляне и альбанцы по зову труб были подняты на сходку. Поднявшись на возвышение, Тулл неожиданно обвинил Метта в предательстве и приказал центурионам его схватить. Когда Метт был закован, Тулл обратился к нему с такими словами:
– Совсем недавно ты, Метт, раздваивался душой между нами, римлянами, и нашими врагами, теперь ты будешь раздвоен и телом.
И тотчас были поданы две четверни. Метта привязали ногами к одной, руками – к другой. По знаку царя возницы погнали коней. Метт Фуффетий был разорван надвое.
Поздним вечером римские всадники ворвались в Альбу, не ожидавшую от римлян ничего дурного и еще не знавшую о судьбе Метта Фуффетия. Спешившись, римляне обходили дом за домом, объявляя:
– Выходите! Все выходите немедленно! Город будет сожжен.
Немая скорбь и молчаливое горе сковали сердца горожан. О жестокости и коварстве римлян они знали давно, но можно ли было ожидать от Ромы, что она бросит факел в свою мать Альбу?! Повинуясь силе, альбанцы покидали жилища, в которых они родились и выросли, оставляли ларов с пенатами. Уходя второпях, уносили все, что попадалось на глаза. Сплошная толпа заполнила улицу, ведущую к северным, Римским воротам. Все другие ворота были заблаговременно заняты римской стражей. Оставался лишь один путь в Рим, где царь Тулл Гостилий обещал им, бездомным, выделить место для поселения.
Альбанцы не успели еще покинуть город, как за их спиной послышался грохот рушащихся зданий. Взметнулись столбы пыли. Обернувшись, изгнанники увидели в разных частях уже темного города языки пламени, жадно лизавшие то, что недавно было их кровом, их жизнью. Это зрелище исторгло у женщин вопли, у стариков слезы. Многие упали на родную землю, чтобы с нею проститься навсегда. Всего за один час погибли труды четырех столетий! От Альбы оставалось одно имя. Неужто всевидящие боги закрыли глаза на это страшное преступление и не покарают его виновников?!