Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим
Шрифт:
После долгих странствий и приключений глазам скитальцев открылась вершина снежной горы. На верхней палубе все перешли на правый борт, чтобы ею любоваться. Что это за гора и на какой она земле, знал один Палинур. На миг выпустив кормовое весло, он протянул руки к громаде и выкрикнул:
– Этна! Мы у берегов Тринакрии!
Поняв, что название ни о чем троянцам не говорит, он пояснил:
35
Встреча на острове Сицилия (Вергилий употребляет древнее поэтическое название Тринакрия – «трехмысная») занимает в повествовании особое место. Пересекаются пути двух непримиримых противников – Энея и Одиссея. Два маршрута и две
Эпизод встречи Энея со спутником Одиссея показывает благородство троянского героя, человека иной эпохи, иных человеческих отношений. Ахеец испытывает перед троянцами не меньший страх, чем перед циклопами, поскольку ясно себе представляет, как в этой ситуации повел бы себя Одиссей. Особенности характера Энея и в дальнейшем выявляются не в описаниях, а в его поведении при встречах с другими людьми – с карфагенянкой Дидоной, с аркадянами Эвандром и Паллантом и т. д.
– Тринакрия – остров поболее Крита, но с тремя мысами. Этна – огнедышащая гора.
Внезапно послышался рокот, напоминающий шум прибоя. Ветер нес корабли навстречу ему.
– Все на весла! – закричал Палинур. – Это Харибда [36] !
Троянцы бросились к веслам и налегли на них. Корабль свернул влево. Этот маневр повторили и другие суда. Харибда, раздосадованная тем, что ей не досталась желанная добыча, заревела еще яростнее и безнадежнее.
36
Харибда – морское чудовище, дочь Геи и Посейдона, размещавшееся напротив Сицилии в проливе, отделяющем Сицилию от Италии. Говорили, что она втягивает в свою пасть проходящие мимо корабли.
Пучина словно вывернула свое нутро. Казалось, хлопья пены достигали звезд.
Впереди открылась огромная бухта. Волны понемногу утихали. Приближавшийся берег Тринакрии манил к себе, суля отдых на твердой земле в тени деревьев. Высадившись, троянцы рассыпались в поисках сухих сучьев для костров, ломали свежие ветки для лож. И вдруг – словно бы треснуло небо. Из белой вершины Этны вырвалось пламя, сопровождаемое черным дымом.
– Разбушевался Энкелад [37] ! – в ужасе воскликнул Анхиз. – Я вспомнил рассказ, услышанный мною в юности. Боги навалили на поверженного гиганта гору Этну. Видишь, как он выдыхает огонь, если же повернется, затрясет всю Тринакрию, и от ее городов не останется камня на камне.
37
Энкелад – гигант, на которого навалили гору Этну (по другому варианту, Этна была навалена на титана Тифона). В другой части поэмы Вергилий называет братьев – Энкелада и Кея и их сестру Фаму (Молву).
Едва дождавшись рассвета, троянцы взялись за пифосы, чтобы наполнить их родниковой водой, как вдруг из леса вышел незнакомец. Худой, изможденный, в лохмотьях, шел он, протягивая к троянцам руки.
– Кто ты? – спросил Эней. – Как ты здесь оказался?
Услышав дарданскую речь, несчастный задрожал всем телом. Троянцы его окружили. Видя, что у них нет враждебных намерений, незнакомец заговорил:
– Я – ахеец. Да, я приплыл на кораблях, вместе со всеми осаждал Илион. Если обида ваша не утихла, можете бросить меня в волны. Но умоляю небесными светилами, властью богов, светом небес, не оставляйте меня на этом берегу.
Первым заговорил Анхиз. Он протянул юноше руку и ободрил его ласковыми словами:
– Успокойся! Мы не мстим безоружным и молящим о помощи. Отбрось страх. Расскажи нам о себе все без утайки.
Незнакомец встал, и в глубоком молчании прозвучал его рассказ, от которого кровь застывала в жилах.
– Родом я с острова Итаки. Но лучше бы мне вовсе не родиться. Отец, рассчитывая на богатую добычу, отправил меня вместе с Одиссеем. На обратном пути, во время странствий по морям, я попал на этот берег. Не зная, где находимся, мы укрылись в пещере. Видели мы, что ее стены покрыты багровыми пятнами, а не догадывались, откуда они. И вот в пещеру вошло с блеянием стадо овец, за ними же вступил и пастух, ростом с гору. С глазом одним, круглым, как щит, торчащим над носом [38] . Завалив вход огромным камнем, он стал нас поедать
38
В описании циклопов Вергилий всецело следует за Гомером.
– Да, Одиссею в хитрости не откажешь, – проговорил Эней. – Но какая же из его хитростей спасла вам жизнь?
– Одиссей, – продолжал ахеец, – напоил чудовище вином, а когда оно свалилось в бесчувствии, раскаленной жердью с нашей помощью выколол ему глаз. Но надо было еще выбраться из пещеры. Это казалось невозможным. Глыбы не оттолкнуть. От лап циклопа, даже ослепленного, не уйти. Но непоеные овцы и козы стали проявлять беспокойство, блеять. Циклоп решил их выпустить. Все, кроме меня, уцепились по совету Одиссея за их шерсть под брюхом. Я же, сам не пойму почему, уснул, а когда пробудился, пещера была пуста. Циклоп стоял на скале ко мне спиной и с ревом швырял обломки скал вслед удалявшимся кораблям. Я укрылся в лесу и с тех пор здесь живу, питаясь чем придется, и в ужасе наблюдаю за циклопами.
– Так их много! – воскликнул Эней.
– Целая стая. Да вот один из них, тот самый, которого удалось ослепить. Его имя, будь оно проклято, Полифем.
Троянцы попадали на траву и, приподняв головы, стали наблюдать. Великан шагал, нащупывая дорогу вырванным с корнем стволом сосны. Спустившись в залив, он долго брел, пока вода не достигла груди. Зачерпнув ладонью воду, он стал промывать глаз.
Прячась за кустами, короткими перебежками достигли троянцы стоянки кораблей. Молча забрались на палубы, сели на весла, перерезали канаты.
Заслышав плеск, циклоп повернул голову и кинулся по воде наперерез, но было поздно. Хватая воздух руками, он поднял вопль. Глухим гудением ответили пещеры Этны, и тотчас же послышался многогласый рев. Отовсюду сбегались циклопы, ужасные сыны Этны. И вот они уже на берегу, все, как один. Так высятся над долиной дубы, вздымая пышные кроны, так над кручей стоят кипарисы, колеблемые ветром.
Асканий смотрел на внезапно затихшего деда широко раскрытыми глазами. Анхиз лежал на палубе уже не сгорбленный – прямой, не похожий ни на кого из людей, ни на себя самого, не принадлежащий ни земле, ни небу. Ничей. Потом его завернули в обрывок паруса, спустили в лодку и увезли на берег [39] . Провожающие были вооружены, но копья они держали остриями вниз, а щиты – обращенными к себе выпуклой стороной. Мальчик остался на корабле с Палинуром. Кормчий угрюмо молчал, склонив голову на кормило.
39
В «Энеиде» «малорадостный берег» помещен восточнее города Лилибея, близ пристани Дрепана, на западном побережье Сицилии, у подножия горы Эрикс, в землях дарданца Акеста. К месту кончины отца Эней возвращается на пути из Карфагена в Италию. Согласно другим версиям, отвергнутым Вергилием, Анхиз был похоронен в Троаде (на горе Иде), в Македонии, Аркадии, Эпире и Лации, куда прибыл вместе с сыном.
– Палинур! А Палинур! – спросил Асканий. – Почему повернули копья и щиты?
– Чтобы не оскорблять священное оружие зрелищем смерти, – ответил кормчий, не поднимая головы, – ибо мертвые находятся в перевернутом мире.
«Перевернутый мир, – мучительно думал Асканий. – Его называют аидом. Он под землей. Поэтому перевернуты копья. Да и взоры тоже обращены вниз. И Палинур, всегда глядящий в небо, закрыл лицо от моря, от неба, от всего».
Ярко светило солнце. Из волн, поднимая брызги, вылетали дельфины и, описав дугу, скрывались из глаз. Над кормой кружили чайки. Одна из них, осмелев, опустилась на палубу и прошлась, широко расставляя красные лапки. В мире как будто ничего не изменилось. Но в жизнь мальчика впервые вступило то, что называют смертью.
Палинур приподнял голову. Чайка, взмахнув крыльями, взлетела. На берегу, обозначенном полоской прибоя, показались фигурки людей. Вот они спустили в море лодку. Мелькнуло ее смоленое дно. Взмахнули весла. Теперь лодка напоминала перевернутого на спину жука, отчаянно шевелящего лапками.
Лодка приближалась. Стали видны лица. Подняты вверх острия копий. Мальчик, устремившись к перилам, вглядывался до боли в глазах. Отец, Ахат, Клоант, Сергест… Вернулись все, кроме деда. Он навсегда остался на берегу. Плаванье будет продолжаться без него. Еще встретится много берегов. А у деда останется лишь этот. Берег Анхиза…