Мифы и легенды народов мира. т.3. Древний Египет и Месопотамия

Немировский Александр Иосифович

Статуэтка зубра. (II тыс. до н. э.)

Шамаш, наш бог милосердный или, возможно, Родитель твой Лугальбанда. Поверь мне: Подвиги, что совершим мы, не будут людьми позабыты. Снова шагали они и вновь становились на отдых, Хлеба съедали ломоть и были тревожимы снами, Ибо виденья ночные богами даны человеку. Вновь проснувшись средь ночи, к Энкиду царь обратился: — Звал ты меня. Меня ты коснулся? Сон почему оборвался? Сон расскажу я другой. В ущелье мы оказались. Вдруг послышался грохот. На меня скала обвалилась, Ноги мои придавив. И вдруг появляется некто, Видом прекрасный. Он с меня камни отбросил, Сердце мое успокоил и дал из кувшина напиться. Кто этот друг неизвестный? Узнать хочу я, Энкиду. — Друг мой, — молвил Энкиду, — этот твой сон превосходен. Благо тебе он сулит, хотя ты и был им напуган. Ведь не гора обвалилась, это рухнул Хумбаба. Кедров хранитель могучий отныне нам не опасен. Сбросим мы тело Хумбабы птицам и псам на съеденье. И снова шагали они и вновь на привал становились. Хлеба съедали ломоть. Энкиду вырыл колодец. К краю его Гильгамеш подошел и бросил щепотку Взятой из дома муки и к горе обратился: — Слушай, гора, и ночное пришли мне виденье. Ветер холодный подул. Энкиду накрыл Гильгамеша, Рядом остался стеречь он друга, уснувшего сразу. Вновь проснувшись средь ночи, к Энкиду царь

обратился: — Третий сон мне привиделся, самый ужасный. Небо вопило, корчась от боли. Земля грохотала. Молнии в небе сверкали, ливень был смерти ужасней. Гора, что вчера нависала, сделалась пеплом летучим. Смысл сна распознавший, Энкиду сказал Гильгамешу: — Вот что сон означает: Хумбаба намного опасней, Чем мы с тобою считали. В пламенном он одеянье, Точнее — в семи одеяньях, надетых одно на другое. Он под могучей защитой, и чувствую я, что разумней Будет в Урук возвратиться, с ним не вступая в сраженье. Тело мое онемело, и в ногах появилась слабость. — Брат, — Гильгамеш возражает. — Неужто ни с чем мы вернемся, Путь проделав великий? Неужто уступим Хумбабе? Вспомни победы былые, и дух твой, Энкиду, окрепнет, Оцепененье прогонит, вновь мышцы наполнятся силой.

Таблица V

Ров перейден, и вступают они удивленно В строй лесных великанов. Дышала природа покоем, Но коварный Хумбаба к ним подползал незаметно. Мощное тело его в одеянии было волшебном. Шамаш заметил опасность, и с неба ударила буря. Восемь он выпустил ветров, и громы загрохотали. Молнии перекрестились, словно мечи великанов. И ослепленный ветрами, и оглушенный громами, Силы теряя, Хумбаба голос могучий возвысил: — Сдадимся тебе, победитель! Можешь взять меня в рабство! Кедров сруби, сколько хочешь, лесов моих порожденье. Сам их на место доставлю, дворец для тебя я воздвигну. — Вспомни коварство Хумбабы! — послышался голос Энкиду. — Он не достоин пощады. Но с ним мы покончим позднее. Много опасней Хумбабы лучи в одеянье волшебном. Если погашены будут, творец их могучий затмится. — Нет! — Гильгамеш отозвался. — Если изловлена птица, Птенчикам некуда деться. Сначала Хумбабой займемся. Что до лучей сиянья ^[233] , оставим их напоследок. Так, убеждая Энкиду, топор Гильгамеш поднимает,

233

Лучи сияния— сказочное оружие, которым наделен Хумбаба.

Бог Энки и сражающиеся герои

С силой его направляя прямо в затылок Хумбабы. В грудь хранителя кедров меч свой вонзает Энкиду. — Время птенцами заняться, — молвил владыка. — И сразу Стал топтать он ногами светящееся одеянье. Меж тем Энкиду другое сорвал с неподвижного тела И бросил в яму с водою — и в яме вода закипела, Пар испуская горячий. Энкиду же сеть набросил На пять остальных сияний. И все они оказались В той же кипящей яме, ее заполнив до края. — Теперь возьмемся за кедры! — сказал Гильгамеш и секирой Он по стволу ударил. И лес задрожал от удара. — Что ты делаешь, друг мой, — проговорил Энкиду. — Тело живое ты губишь. Я чувствую запах крови. Сходна она с людскою, только цвета другого.

Таблица VI

Утром, от сна пробудившись, Гильгамеш очищает оружье. Грязное скинув с себя, все чистое он надевает. В мантию облачившись, он примеряет тиару. На красоту Гильгамеша Иштар направила взор свой. С речью к нему обратилась: — Супругом стань мне, владыка! В дар от меня ты получишь небесную колесницу, Золотом блещут колеса, остов янтарный пылает. Сразу же быстрые мулы тебя на небо доставят. Ты дворец мой увидишь и пройдешь через двери В благоухание кедров. Перед тобою колени Слуги мои преклонят и одарят великим богатством. — Слушать тебя не желаю. — Гильгамеш отвечает богине. — Лучше тебя одарю я дарами, какими желаешь. Дом твой небесный украшу, зерном амбары наполню, Только б тебя не коснуться. Твое отвратительно лоно. Ты — как жаровня, которая в стужу тепла не приносит, Ты — как дырявая дверь, что в дом пропускает все ветры, Ты — как колодец без крышки, песчаному вихрю открытый, Ты — сандалия, жмущая ногу, мех, пропускающий воду. Вспомни, кого ты любила, и в любви клялась, не краснея. Где юноша чудный Думузи и почему он страдает? ^[234] Пастушонка-птичку любила и его, как других, погубила. Слышишь, как он рыдает: «Крылья, верните мне крылья!» Лев могучий тебе полюбился — семь ловушек ему награда. Жеребца ты на ложе пустила, чтобы отправить в конюшню, Чтоб уздечку в рот ему всунуть и лишить желанной свободы. И еще пастуху-козопасу ты любовь свою подарила. На костре выпекал он лепешки, сосунков приносил ежедневно — Ты ж его превратила в волка, и его гоняют подпаски. Был тобою любим Ишаллану, твоего он касался лона. Где теперь этот муж влюбленный? В паука ты его превратила! ^[235] Эту дерзкую речь услыхав, взвилась в небо богиня осою

234

Иштар предала своего возлюбленного Думузи, отдав его своей сестре — богине преисподней.

235

В рассказах о возлюбленных Иштар она не только богиня плодородия, но также богиня охоты, войны, покровительница культуры. Отсюда пойманный ею лев, прирученный конь, животное войны, связь с садовником, превращенным затем в паука.

Ассирийские пехотинцы (VIII в. до н. э.)

И предстала перед очами своего родителя Ану. Слезы лились потоком, а глаза, как звезды, сверкали. — О отец мой, — вопила она. — Гильгамеш причинил мне обиду: Перечислил мои прегрешенья, опорочил меня перед всеми. — Ты сама, — ей родитель ответил, — оскорбила царя Урука. Потому-то и перечислил Гильгамеш твои прегрешенья. — Нет, он будет мною наказан, — не унималась богиня. — Если меня не поддержишь, Нижний мир я открою + И оттуда выпущу мертвых, чтобы живых всех пожрали. Устрашенный этой угрозой, обратился Ану к богине: — Я согласен. Какую же кару ты решила ему назначить? — Бык мне твой нужен, — сказала богиня, — пусть Гильгамеша погубит. — Будет бык, — отвечает Ану. — Только он нуждается в корме, Ибо бык он земной, не небесный, любит он траву и мякину, Но в зерне его главная сила. Так очисти людские амбары, Чтобы бык мой не был голодным и сражаться мог с Гильгамешем. — Будет сделано все, что ты просишь, — отвечала отцу богиня. Эту ночь запомнили люди. Бык свалился с неба на землю, Опустился на берег Евфрата. В семь глотков осушил он реку, И побрел он, мыча, к Уруку, — ведь Иштар его погоняла. До сих пор можно видеть ямы от дыхания страшного зверя. Шум услышали побратимы и покинули города стены. Бык, узрев идущих героев, брызнул в лица им едкой слюною И хвостом ударил огромным. От удара Энкиду согнулся, И за рог он быка ухватился, приподняв могучую морду. Гильгамеш же ударил в горло, и свалился бык бездыханным. У чудовища вырезал сердце Гильгамеш в подарок Шамашу. Со стены Урука богиня изрыгала во гневе бессильном Побратимам проклятья. И тогда Гильгамеш изловчился — У быка он вырезал корень и швырнул им в лицо богини. Созвала всех блудниц богиня, чтоб оплакать эту потерю, — Бычий огромный корень, что на ствол был похож древесный. Гильгамеш же созвал умельцев, чтоб рога в серебро оправить. В них входило шесть мер елея, чтобы им совершить возлиянье В честь отца своего Лугальбанды.

Таблица VII

День тот веселье принес им. До темноты вспоминали, Как быка поразили и как над Иштар надсмеялись. В сон погрузились они. И средь ночи вскрикнул Энкиду, Разбудив Гильгамеша, о виденье поведал он другу. — Мне небесный дворец приснился и великих богов совещанье. И вещает Ану Эллилю: — Но они быка погубили И Хумбабу, хранителя леса. И они похитили кедры. Гильгамеш за это в ответе. Умереть царь Урука должен. — Нет, за все ответит Энкиду! — возмущенно Эллиль воскликнул. В разговор их Шамаш вмешался: — За какую вину он в ответе? Не твоим ли велением, Ану, бык небес и Хумбаба убиты? — Помолчал бы ты лучше, сын мой, — отозвался Ану во гневе. — Ведь ты сам был их провожатым и пособником их преступлений. Лег Энкиду на ложе бледный. Его губы затрепетали. Гильгамеш залился слезами: — Почему, о друг мой любезный, Почему меня оправдали? Ведь мы оба Хумбабу убили И быка небес поразили. И советчиком был нам Шамаш. Но тебя я спасу от смерти. Умолю я богов о прощенье. На алтарь принесу все богатства. Все кумиры озолочу я. Вдруг послышался Шамаша голос, проникший вместе с лучами: — Не помогут вам эти жертвы. Ни к чему вам золото тратить. Не меняет Ану решенья, не вернется в уста ему слово. Такова судьба человека. Все живущее смерти подвластно. — Я готов богам подчиниться, — в слезах отвечает Энкиду. —

Нападение хищников на людей на печати из Ура

Пусть сбудется все, что предрек ты, сон посылая вещий. Но пока со мною мой разум, прими мои пожеланья. Я, как зверь, родился в пустыне и людских не знал бы страданий, Если б мимо прошел охотник, не привел бы в пустыню блудницу. До сих пор бы с газелями пасся и теснился у водопоя. Пусть же будет кара обоим. Посылаю я им проклятья. Пусть охотника руки ослабнут и он тетивы не натянет! Пусть стрела не достигнет цели, пусть капкан его звери обходят! Но обрушатся главные беды пусть на злодейку-блудницу. Об очаге пусть забудет, пусть ее из гарема прогонят! Пусть пиво впрок не пойдет ей, пусть оно выйдет рвотой! Пусть живет одинокой и пусть на холоде стынет! Пусть посетит ее нищий, пусть бродяга ее колотит! ^[236] Шамаш возвысил свой голос: — Не виновата блудница. Я проклятье снимаю. Кто, Энкиду, кормил тебя хлебом? Кто познакомил с сикерой, что людям приносит забвенье? Кто в товарищи дал Гильгамеша, что сейчас сидит с тобой рядом? Он сердце твое успокоит, как положено брату и другу, На почетное ложе уложит, призовет он царей иноземных И, обряд свой исполнив скорбный, удалится ко львам в пустыню.

236

Проклятье Энкиду блуднице характеризует ситуацию «свободной любви» в Месопотамии. Наряду с жрицами и жрецами любви, находившимися в привилегированном положении, были уличные проститутки, ютившиеся близ стен и поджидавшие клиентов в людных местах.

Таблица VIII

Едва лишь утро зарделось ^[237] , Гильгамеш над Энкиду склонился, Положив на грудь ему руку, гимн пропел погребальный: — Сын пустыни и друг мой лучший, породила тебя антилопа, Молоком ты вскормлен газельим на далеких пастбищах горных. О тебе вспоминают звери, что теснятся у водопоя, В кедровых рощах, Энкиду, о тебе вздыхают тропинки, Плачут гор лесистых уступы, по которым с тобой мы взбирались. И Евлей ^[238] проливает слезы, и рыдает Евфрат многоводный, Возвратившись в прежнее русло, о быке небес вспоминает. Слезы льют старейшины града, те, что нас в поход провожали,

237

Эта словесная формула используется аккадским поэтом для разделения эпизодов во времени.

238

Река Евлей (совр. Карун) текла к востоку от Шумера. В сохранившихся частях эпоса нет сведений о посещении героями поэмы этих мест.

Борьба эпического героя Гильгамета со львом (вавилонская цилиндрическая печать)

Женщины плачут в Уруке, тебя угощавшие хлебом. Плачет тот, кто вина тебе подал. Свои волосы рвет блудница, Тебя приведшая в город превратившимся в человека. Как же мне о тебе не плакать, когда мы как братья родные. Ты, Энкиду, — топор мой мощный, ты мой кинжал безупречный, Щит мой, меня спасавший, плащ, что ношу на праздник. Почему ты меня не слышишь? Тронул грудь, а сердце не бьется. Покрывалом тебя накрою, как лицо накрывают невесте… ^[239] Едва лишь утро зарделось, призвал Гильгамеш всех умельцев, Всех сильных руками — кузнецов, камнерезов и прочих. Поручил им кумир изготовить, какого не было в мире. Чтоб стоял, как живой, Энкиду на подножье из вечного камня. Чтоб из золота было тело, лик из светлого алебастра, Чтобы кудри лоб украшали и сияли ляпис-лазурью… Едва лишь утро зарделось, слепил Гильгамеш фигурку, Изготовил столб деревянный, на него фигурку, поставил. Сосуд из лазури медом наполнил, чашу из сердолика елеем И к богам обратился небесным с мольбой о душе Энкиду. Жертву учуяли боги, Гильгамеша услышали слово, И из жилищ небесных они опустились на землю, Эллиль уста открывает, вещает он Гильгамешу: — Все, что дыханье имеет, должно подчиняться закону. Пахарь взрыхляет землю, сеет, посев убирает. Ловчий зверей убивает, сыт он и в шкуре звериной. Но смерть постигает любого, мрак сменяется светом, Свет же сменяется мраком. Жребий людей одинаков. Ищешь чего же ты в мире, живущем по вечным законам?

239

Прощание Гильгамеша с Энкиду напоминает гомеровский плач Ахилла над Патроклом. Ахилл также кладет руки на тело друга и вспоминает совместно совершенные ими подвиги. Но насколько Гильгамеш гуманнее Ахилла. Он не приносит богам человеческих жертв, посвящая им лишь фигурку из глины. Сознавая себя виновником гибели Энкиду, он удаляется в пустыню, породившую Энкиду, и, не примиряясь со смертью, пытается вывести душу друга из преисподней.

Таблица IX

Сердце терзая плачем, Гильгамеш свое царство покинул. Бежал Гильгамеш в пустыню. И у холмов песчаных, Похожих на женские груди, он опустился на землю. В сон погрузился мгновенно. Но он не принес утешенья. И, не дождавшись рассвета, он направился в горы. Львиный рык он услышал, увидел, что звери резвятся, Словно щенята играя. — Почему вам неведомо горе, — Гильгамеш ко львам обратился. — Ушел ведь из жизни Энкиду, Тот, с которым когда-то у водопоя теснились, Стрелы от вас отводивший, засыпавший землею ловушки, Где Энкиду, скажите? От зверей не дождавшись ответа, Гильгамеш поднимает секиру и бросается молнией к стае. Упал стрелою меж львами, беспамятных сокрушая ^[240] . Сразу за перевалом простирались крайние горы. В бездну их корни уходят, касаются неба вершины. Здесь начало восхода и окончанье заката, Горы по имени Маша ^[241] . Дверью закрыта пещера И стражи ее охраняют в облике скорпионов, Но с головой человека. Ужас превозмогая, Гильгамеш к скорпиону подходит. — Людям здесь нет прохода, — сказал скорпион. — Только Шамаш Может вступить в пещеру. Ему лишь открыты ворота. — Я ищу умершего друга, — Гильгамеш отозвался со стоном. — Был Энкиду мне младшим братом, и сразили мы вместе Хумбабу.

240

Гильгамеш считался противником львов и часто изображался на глиняных статуэтках сражающимся со львами. Этот зрительный образ был воспринят греками и воплощен в образе Геракла, считавшегося победителем чудовищного льва и изображавшегося в львиной шкуре.

241

Горы, через которые прошел Гильгамеш, по представлению шумеров и аккадян, находились на краю света, поддерживая небесный купол. Через отверстие в этих горах бог солнца спускался после завершения дня в царство ночи, чтобы на следующее утро пройти через такие же горы с другой стороны земли.