Мифы и легенды народов мира. Том 12. Передняя Азия
Шрифт:
Проплыв еще четыре дня, карфагеняне ночью снова увидели страшный огонь. Огнем была заполнена вся земля, а в середине огромным костром поднималось еще более высокое пламя, которое, казалось, достигало звезд. Утром моряки увидели, что это была высокая гора, изрыгающая пламя. Ее называли Колесницей Богов. Карфагенские корабли двинулись мимо нее, минуя врывающиеся в море потоки пламени. И еще через три дня они прибыли в залив, который называли Южным Рогом. В глубине залива находился остров с бухтой, а в бухте — еще один остров. Когда моряки высадились на этом втором острове, они увидели, что он населен странными людьми, одетыми в звериные шкуры. Карфагеняне попытались захватить их. Но мужчины начали забрасывать карфагенян камнями и стремительно убегать от них. Они бежали столь быстро, что догнать их так и не удалось. И большинство женщин тоже сумели убежать. Но трех женщин моряки все же поймали и хотели увести на корабли. Однако те стали отчаянно сопротивляться. Они так яростно кусались и царапались, что выполнить свое намерение карфагеняне не смогли. Тогда они убили своих пленниц, которые оказались неведомыми животными [514] , и, сняв с них шкуры, вернулись на свои суда. Ганнон хотел плыть еще дальше. Но на кораблях кончились все припасы, а найти их на берегу, казалось, не было никакой возможности. И Ганнон приказал повернуть назад [515] . После долгого путешествия, уже не встречая страшных и неожиданных препятствий, карфагенские корабли вернулись в родной город.
514
Это были человекообразные обезьяны — гориллы.
515
Неясность описаний во второй части рассказа Ганнона не дает возможности недвусмысленно утверждать,
Ганнон описал все свое путешествие. Его рассказ был выгравирован на медной доске и помещен в храм Баал–Хаммона как посвящение богу в благодарность за удачное путешествие и еще более удачное возвращение. А привезенные шкуры Ганнон выставил в храме Тиннит на обозрение всем карфагенянам, и те с удивлением их рассматривали и славили отважного мореплавателя.
Слава Ганнона как смелого и удачливого мореплавателя росла. И вот возникли рассказы, что он якобы не остановился у Колесницы Богов и в Южном Роге, а двинулся дальше и, обогнув всю Африку, прибыл к границам Аравии [516] .
516
Уже Геродот в том же V в. до н. э. приписывал карфагенянам утверждение, что они обогнули Африку. Поскольку ни о каком другом путешествии вдоль океанских берегов Африки не известно, можно считать, что это сообщение Геродота основано на неправильном понимании известий о плавании Ганнона. Возможно, что карфагеняне сами намеренно распространяли слухи о путешествии Ганнона вокруг всего материка. В I в. н. э. римский ученый Плиний Старший определенно приписывал Ганнону такое путешествие. Неясность и художественность изложения привлекли к отчету Ганнона внимание тех греческих писателей (и читателей), которые любили повествования о таинственных странах и всяческих приключениях в них. И уже в IV-III вв. до н. э. в некоторых таких греческих произведениях мы находим яс–ные следы знакомства с рассказом карфагенского мореплавателя.
Путешествие Магона через Сахару
В Карфаген и другие финикийские города средиземноморского побережья Африки издавна приходили различные товары из внутренних районов материка. Их доставляли гараманты, жившие южнее карфагенских границ [517] . Полученные от гарамантов известия о странах, лежавших южнее, возбуждали желание некоторых карфагенян самим увидеть их. Но решались на это немногие. Одним из них, а может быть, вообще единственным, был Магон. Он приобрел известность в Карфагене как скороход. И вот однажды Магон отправился в путь. Он быстро прошел знакомые места и очень скоро оказался среди бесплодных песков. Идти по пескам было очень трудно, но Магон продолжал двигаться так же стремительно. В бесконечном песчаном море изредка встречались зеленые островки оазисов с деревьями и водой, где можно было подкрепиться. Казалось, что у песков нет и никогда не будет границы. Но потом природа стала изменяться. Появилась трава. А затем путешественник увидел огромную реку, текущую с запада на восток [518] . Достигнув этой реки, Магон решил вернуться в Карфаген. По возвращении он утверждал, что двигался так быстро, что весь путь от побережья Средиземного моря до большой реки проделал всего за три дня. И позже Магон еще дважды повторял свое путешествие [519] .
517
Гараманты — белокожий народ Северной Африки, живший в Сахаре — были относительно развиты, и некоторые исследователи даже полагают, что они ведут свое происхождение от культурных народов Средиземноморья (например, от догреческого населения Крита). Сахара, ставшая к тому времени настоящей пустыней, являлась труднопреодолимым барьером между цивилизациями Средиземноморского бассейна и теми, что расположились южнее этой пустыни. Гараманты были до известной степени посредниками между этими двумя комплексами цивилизаций.
518
Много позже европейские путешественники назовут ее Нигером.
519
Такое путешествие было вызвано не только естественным человеческим любопытством, но и стремлением карфагенских правящих кругов установить торговые связи с областями — источниками африканских богатств минуя посредников. Но при том уровне оснащенности экспедиций, когда верблюд еще не стал сахарским «кораблем пустыни», это было в принципе невозможно.
Как карфагеняне торговали с африканцами
Когда карфагеняне освоили океанские берега Африки, они стали активно торговать с местными жителями. Дело в том, что эти жители имели много золота, но не обладали тем, что привозили им карфагеняне. Однако карфагеняне не знали языка местных жителей, а те, в свою очередь, конечно же не знали финикийского языка, да и какого-либо другого, на котором могли бы изъясняться карфагенские купцы. Но и те и другие нашли выход. Когда карфагенские корабли подходили к облюбованному месту, купцы высаживались на берег и раскладывали свои товары. Затем они разводили костер, так чтобы поднимающийся столбом дым был виден как можно дальше. После этого они садились на свои корабли и ждали дальнейшего. Туземцы, завидев столб дыма, приходили к морскому берегу и клали то количество золота, какое считали нужным заплатить за выставленные товары. Но сами товары они не трогали, а уходили и ждали ответного действия карфагенян. Карфагенские купцы снова сходили на берег. Если они считали, что золота достаточно, они его забирали и отплывали, а местные жители забирали товары. Но если карфагеняне считали, что золота недостаточно, они, не трогая его, возвращались на свои суда. Увидев это, туземцы приносили еще какое-то количество золота. И так продолжалось до тех пор, пока обе стороны не были полностью удовлетворены. И никто друг друга не обманывал. Так карфагеняне получали африканское золото, а жители западного побережья Африки те товары, которые им казались столь необходимыми [520] .
520
Мы видим здесь типичный пример колониальной торговли, «немой обмен», являющийся первым этапом установления торговых контактов со сравнительно мало развитыми народами. Карфагеняне так и не продвинулись дальше этого этапа, ибо других способов наладить контакты с жителями океанского побережья Африки они не знали.
Карфагенская золотая монета. Лицевая и обратная стороны
Открытие острова в Атлантическом океане
До карфагенян доходили неясные слухи о существовании в океане каких-то островов. Греки туманно рассказывали об Островах Блаженных, где вечно дует легкий зефир, где нет ни жгучего холода, ни ужасающей жары, где много стад, пшеницы и винограда. И этруски, народ, живущий в Италии и прославленный умелостью своих моряков, которые часто занимались морским разбоем, добрались до одного из таких островов. Но карфагеняне сделали все, чтобы больше этрусские плавания на этот остров не повторялись. И вот уже они сами решили отплыть в неведомую даль. И если обычно их корабли в океане все же плавали по возможности вдоль берега, то теперь они решительно отправились в открытый океан. После нескольких дней пути они действительно обнаружили большой остров. На нем никто не жил, хотя природа была довольно благоприятна. Остров был богат лесами. С гор стекали судоходные реки. Деревья в изобилии давали сладкие плоды. Карфагенские моряки вернулись и стали восторженно рассказывать об этом острове. Тогда туда отправилась другая экспедиция. И часть приплывших на остров не захотели его покидать и остались там. То же произошло и с другими экспедициями на океанский остров. Поселившиеся на острове скоро узнали, что почва там очень плодородная и может давать обильные урожаи. И когда весть о счастливой жизни новых островитян распространилась в Карфагене, многие его жители, особенно из более бедных граждан, захотели переселиться туда. Это очень встревожило карфагенское правительство. К тому же весть об открытии такого богатого острова начала распространяться и за пределами Карфагена, и правительство Карфагенской республики испугалось, что соперники их государства захватят остров. И оно приняло решение не только больше не плавать на этот остров, но и совершенно запретить говорить о нем. А чтобы и поселенцы на самом острове не могли о нем никому рассказать, а тем более сообщить, где именно он находится, правительство послало туда еще одну экспедицию из доверенных воинов. Они напали на ничего не подозревавших жителей и полностью их истребили [521] .
521
Это мог быть один из Канарских островов или же остров Мадейра, как полагают многие историки географии.
Маска с острова Ибида (совр. Испания). Теракот
ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ ТАРТЕССА
Во время плаваний по Средиземному морю и создания на его берегах своих поселений–колоний финикийцы вступали в контакты с местными жителями. В некоторых странах Средиземноморья существовала ориентализирующая культура. Такое название дали ей нынешние исследователи, произведя его от латинского слова «ориент», означающего «восток». Ориентализи–рующая культура — это такая культура, в которой очень сильно чувствуется восточное влияние, а главными распространителями этого влияния в европейских странах Средиземноморья были финикийцы [522] .
522
Ориентализирующая культура была важной стадией в процессе культурной эволюции развитых народов европейского Средиземноморья — греков и этрусков. Когда в обществе появляется потребность в культурном обновлении, а собственный культурный арсенал не дает для этого средств, люди обращаются к тем народам, у которых подобный арсенал уже достаточно развит. В конкретных условиях Средиземноморья VIII-VI вв. до н. э. такой арсенал имелся на Ближнем Востоке, а естественными посредниками между народами Запада и Востока выступали финикийцы, которые принесли западным народам и собственные мысли и мифы вместе с различными продуктами, которыми они торговали. Греки довольно быстро преодолели ориентализирующую стадию своей культуры и, используя ее достижения, начали создавать совершенно оригинальную культуру, сначала архаическую, а потом классическую, ставшую образцом для всей европейской культуры. Этруски дольше задержались на ориентализирующей стадии. Еще значительней было финикийское влияние на народы Испании, особенно ее юга, где располагался основной массив финикийских колоний в этой стране.
На южном побережье Испании появилось большое количество финикийских колоний. Во многом именно в результате взаимодействий с финикийскими поселенцами возникло государство Тартесс в Южной Испании. Его культура испытала на себе огромные воздействия со стороны финикийцев. Она тоже была ориентализирующей [523] . Хотя различные рассказы о своих героях у тартессиев были оригинальны, ученые все же отмечают некоторое финикийское влияние на их мифологию.
523
О государстве Тартесс в Южной Испании уже говорилось. Тартессии так и не преодолели стадию культурного развития, обусловленную финикийским влиянием. Это государство рухнуло, и сменившая тартессийскую культуру иберийская, хотя и сохраняла некоторые следы финикийского влияния, была уже совсем другой по своему характеру.
Гаргорис и Габис [524]
Давным–давно правил в Тартессе царь Гаргорис. Он первым открыл собирание меда и научил своих подданных пчеловодству. У Гаргориса была дочь, и царь преступно полюбил ее. Плодом преступной страсти стал младенец, позже названный Габисом. Он, таким образом, приходился Гаргорису и сыном и внуком одновременно [525] . Когда царская дочь разрешилась от бремени, царь, желая скрыть свой и ее позор, поспешил избавиться от ребенка. Он приказал выбросить новорожденного на растерзание диким зверям. По прошествии нескольких дней Гаргорис послал слуг удостовериться в гибели младенца. Посланные слуги с удивлением увидели, что разные звери подходят к ребенку и кормят его своим молоком. Тогда царь приказал бросить младенца на тропу, по которой ходят быки, чтобы они его растоптали. Но быки обходили брошенного ребенка, и тот остался невредимым. Царь пришел в ярость. По его приказу мальчика бросили голодным собакам, которые уже несколько дней ничего не ели. Но и собаки его не тронули. Царь не только разгневался, но и растерялся. Тем не менее продолжал вынашивать свои злые замыслы. Он решил утопить младенца и велел отнести его на берег океана и бросить в воду. Но и океанские воды не поглотили его. Волны стали медленно и мерно качать ребенка, как будто он лежал в колыбели. А потом они его нежно вынесли на берег.
524
Имена Гаргориса и Габиса совершенно оригинальные. Ничего похожего не встречается в других местах. Поэтому все исследователи, занимавшиеся этим рассказом, который передал нам Помпей Трог (чей труд дошел до нас в сокращенном варианте — см. примеч. 424), согласны в том, что перед нами оригинальный испанский миф.
525
Рассказ о рождении Габиса очень похож на рассказ о появлении на свет Адониса. Но в испанском мифе виновники позора поменялись местами: здесь не дочь преступно домогается любви отца, а, наоборот, отец воспылал безумной страстью к собственной дочери. Но означает ли такое принципиальное сходство, что Гаргорис и Габис были богами? Едва ли. Из рассказа, как он дошел до нас, видно, что оба они были смертными и передали власть своим наследникам. Трудно сказать, является ли сюжет об обстоятельствах рождения Габиса отражением финикийского влияния. Подобные рассказы встречаются в мифах и легендах многих народов.
На берегу к младенцу подошла лань и стала его кормить своим молоком, а затем унесла в свое стадо. Там, среди оленей и ланей, ребенок вырос и скоро превратился в стройного прекрасного юношу. Вместе с оленями он бегал по горам и лесам, ничуть не уступая тем в быстроте бега [526] .
Однажды царские охотники напали на оленье стадо, в котором жил юноша. С удивлением они увидели его среди оленей и ланей. Большого труда стоило охотникам захватить юношу и привести к царю. Осматривая пойманного, Гаргорис был поражен: он узнал на его теле знаки, которые были когда-то у брошенного в океан младенца. И он понял, что перед ним его сын и внук [527] . Будучи уверен, что все это произошло не без воли богов и судьбы, Гаргорис не только оставил юношу при себе, но и назначил его своим преемником. При этом ему было дано имя Габис. И когда Гаргорис умер, Габис стал царем Тартесса.
526
Рассказы о попытках уничтожить младенца и о его чудесном спасении нередки в преданиях, мифах и легендах разных народов. Как правило, это не обычный младенец, но тот, кому суждено стать выдающимся вождем, царем или героем, часто — благодетелем, но иногда и источником великих бедствий. Так, евреи рассказывали о Моисее, ставшем впоследствии во главе исхода евреев из Египта, что тот был брошен в Нил и спасен дочерью фараона, а жители Месопотамии — о Саргоне, основателе могущественного царства Аккада. Чудесно был спасен Ромул, который основал Рим и стал его первым царем. С оленем или ланью был связан Мелькарт, и в этой детали, да и в некоторых других, можно узнать влияние финикийской мифологии.
527
Чудесное узнавание тоже является типичным фольклорным мотивом. Так был узнан в Трое Парис, брошенный в младенчестве и воспитанный пастухами; он был затем принят во дворец и стал виновником гибели Трои.
Габис был великим царем. Недаром судьба хранила его среди столь великих и многочисленных опасностей. С его именем связано много славных деяний. Прежде всего, он дал тартессиям первые законы, связав их покорностью этим последним. Кроме того, он запретил народу рабские службы, а низший слой граждан распределил по семи городам. В результате Тартесс превратился в настоящее государство. Но на этом царь не успокоился. Он научил своих подданных укрощать быков, надевать на них ярмо и впрягать их в плуг, а затем с их помощью пахать землю, чтобы растить хлеб. Этим своим деянием Габис заставил людей отказаться от грубой пищи, какую они ели раньше, и перейти на более мягкую и питательную. Всем этим Габис оставил по себе вечную память среди потомков [528] . И когда он умер, царство перешло к его преемникам [529] , и в течение многих веков в Тартессе правили потомки Гаргориса и Габиса.
528
Гаргорис и Габис предстают типичными «культурными героями», открывателями и изобретателями важнейших для человека дел и вещей. Габис оказывается и создателем основ социального порядка Тартесса. Введение законов и распределение низшего слоя граждан, которых римский историк, излагавший эти события, называет «плебсом», заложили основы Тартесса как государства. И в данном случае не важно, был ли Габис историческим лицом, вокруг которого сплелся клубок сказочных подробностей, или чисто мифической фигурой. Важно то, что в Тартессе существовали законы и деление по городам, введение чего сами тартессии приписывали Габису.
529
Это указание говорит о существовании в Тартессе наследственной монархии.