Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)
Шрифт:
За рубежом Джоффри Хоскинг в своей объемной монографии по Российской империи ввел новую переменную – русский этнический фактор и подчеркнул проблему взаимоотношения русской этнической и имперской российской историй [328] .
Однако среди историков-профессионалов сохраняется общая ориентация на государство. Развал империи вызвал в России горячую дискуссию о термине «империя» и сущности Российской империи. Сам термин, являвшийся гордым самоназванием царского государства, был дискредитирован в советское время. В годы гласности русские историки дистанцировались от царской и советской империй, которые в равной мере угнетали как русских, так и нерусских. В 90-х годах произошла переоценка термина «империя» в связи с
В реальности русские этнические, российские гражданские и российские имперские целеустремления нередко смешиваются между собой и порождают переходные формы. Это проявилось, к примеру, в интересной и многогранной дискуссии научно-популярного журнала «Родина» во второй половине 90-х годов. Под общим названием «Мы в империи – империя в нас» в ней нашли отражение, при широком тематическом спектре, различные направления русской и нерусской историографии. Не остались обойденными и такие щекотливые вопросы, как Кавказ XIX и XX веков, или противоречивый и долго гонимый термин «империя», реабилитированный в ходе дебатов в глазах многочисленной публики.
Постоянно возрастающий интерес к царской полиэтнической империи проявился поначалу в публицистике и был постепенно перенят исторической наукой. Начало этому переходу положил в 1995 году петербургский историк Валентин Дякин (к сожалению, рано умерший), который подготовил к печати обобщающий, основанный на широкой источниковой базе труд по национальной политике царской империи XIX – начала XX века. Отдельные сюжеты этого труда увидели свет в двучастной статье и изданном посмертно собрании документов [331] .
Сборник Института российской истории отразил историю управления окраинами империи, включая забытые советской историографией регионы Королевства Польского и Великого княжества Финляндского [332] . Целый ряд других сборников также способствовал дальнейшему документированию истории царской империи. Правда, некоторые из них были написаны под явным влиянием постимперской ностальгии и идеалов великодержавности. Следуя советской аксиоме дружбы народов и прогрессивности присоединения к России, их авторы умаляют и оправдывают насильственную завоевательную и репрессивную политику царской империи [333] .
Все перечисленные тенденции снова нашли свое отражение в сборнике, который объединил тематически и мировоззренчески различные рефераты, подготовленные для одной представительной конференции, состоявшейся в Российской академии наук в 1996 году [334] . Среди авторов этого сборника есть несколько историков как из ближнего, так из дальнего зарубежья. Помимо того, в течение 90-х годов были осуществлены несколько совместных проектов российских и зарубежных, прежде всего американских, ученых, посвященных царской полиэтнической империи. Предварительные результаты этих проектов изложены в двух сборниках, опубликованных в 1997 году. В одном из них, где наряду с американским историком Джейн Бурбанк выступили и молодые российские ученые, основной упор сделан не на этнический, а на региональный фактор империи [335] .
Вторая книга, вышедшая по результатам международной конференции в Казани в 1994 году, рассматривает Российскую империю «взглядом из разных углов». Она содержит широкую палитру методологически
Таким образом, изучение отдельных регионов царской империи, их полиэтнического населения и их отношений с имперским центром может рассматриваться как одно из важнейших направлений международных исследований. Наряду с некоторыми новейшими работами по западным территориям империи, среди которых я хотел бы особо отметить монографию и многочисленные статьи Теодора Уикса по региону Полыпи-Белоруссии-Литвы [337] , внимание историков привлекли отношения имперского центра с населенными мусульманами областями Юга и Востока. Целый ряд замечательных исследований возник в связи с заимствованием и критической переоценкой влиятельной теоретической концепции ориентализма Эдварда Саида. Их авторами стали американские, французские, немецкие и постсоветские историки и исламоведы. Важные методологические импульсы исходили из сборника «Russia’s Orient» (1997). В то же время два вышедших в Германии сборника дают возможность плодотворного применения результатов работ исламоведов и ориенталистов для региональных исследований истории Российской империи [338] .
Все эти работы объединяет то, что исследовательский взгляд более не направлен из центра на периферию. В частности, развитие обжитых мусульманами регионов объясняется не только как заимствование европейских образцов или результат модернизации, но и как производная автохтонных культурных корней, эндогенного развития и специфических форм антиколониального движения. Население периферии империи понимается не только как объект, но и как субъект истории, а его влияние на имперскую политику и сознание впервые становятся предметом изучения.
Наряду с работами по большим регионам появились первые микроисследования по локальной истории, в которых анализируется быт полиэтнической империи и совместное проживание отдельных этносов на местах [339] .
В зачаточном состоянии находится история терминологии царской империи: все еще нет обстоятельных исследований по таким центральным терминам, как «империя», «народ», «народность», «нация», «иноземцы», «иноверцы» и др. Правда, имеется статья по спорной категории «инородцы» [340] . Насущной необходимостью следует считать, как и прежде, написание истории имперской идеологии. Сейчас мы располагаем только одной методологически претенциозной работой по первой фазе современного русского национализма [341] .
Все возрастающий интерес к большим империям проявился в целом ряде сравнительных исследований, которые преследуют третью из названных мной выше целей. В основном речь идет о сборниках, в которых в сравнительной перспективе рассматриваются распады таких полиэтнических империй, как Габсбургская, Османская, Романовская, и колониальных империй Франции, Англии и Советского Союза [342] . Можно надеяться, что подобные компаративные исследования будут продолжены и углублены. В сравнении с французской и английской империями может быть развита и расширена дискуссия о специфике российского колониализма. Сравнение с Османской и Габсбургской империями могло бы уточнить общую характеристику династических полиэтнических империй и одновременно способствовало бы определению своеобразия царской империи. Такой совместный проект планируется в настоящее время Российской и Австрийской академиями наук.