Мифы и загадки нашей истории
Шрифт:
В музее были залы, посвященные Дороге жизни, Зал партизанской славы, Зал МПВО, Зал Балтийского флота, Зал артиллерии, Зал трофеев, куда привезли захваченную немецкую технику, в том числе танки «Тигры» и огромные орудия, из которых гитлеровцы обстреливали город. Огромное впечатление производила окруженная пушками восьмиметровая пирамида из солдатских касок, пробитых осколками, которая напоминала знаменитую картину Верещагина «Апофеоз войны».
Музей посещали тысячи людей. Потрясенные, они оставляли восторженные отзывы, выражавшие восхищение мужеством и героизмом ленинградцев. Музей посетил будущий президент США Д. Эйзенхауэр, который написал в книге отзывов: «Музей обороны Ленинграда является наиболее замечательной выставкой из виденных мною. Героическая оборона города заслуживает увековечивания в нашей памяти». За работу над экспозицией Раков был награжден Орденом Отечественной войны, а вскоре получил новое важное назначение – стал директором
Разгром музея
В феврале 1949 года в Ленинград из Москвы прибыл Георгий Маленков со свитой, а потом большая группа чекистов. Он огласил в Смольном постановление Политбюро «Об антипартийных действиях» руководителей города, которые якобы пытались обособить Ленинград от Москвы. «Принизили роль великого Сталина!», – в ярости кричал он. Начался разгром партийной организации города по сфабрикованному так называемому «ленинградскому делу». Пошли аресты, массовые увольнения. Музей Обороны Ленинграда был разгромлен. Экспонаты выбрасывали на улицу, бесценные документы и фотографии сжигали, картины рвали и резали, скульптуры разбивали молотками, а пушки и самолеты отправили на переплавку. Во дворе пылали костры, на которых сжигали историю блокады. Создателей экспозиции обвинили в том, что они, якобы в террористических целях, сконцентрировали в музее большое количество оружия и готовили покушение на Сталина, хотя все орудия были в нерабочем состоянии, с просверленными стволами. Другое обвинение состояло в том, что в музее будто бы имело место «политически вредное изображение страданий и лишений ленинградцев».
В апреле 1950 года Раков, как один из организаторов «порочной экспозиции в Музее обороны Ленинграда», был снова арестован и отправлен в Лефортово. Вел его дело подполковник Дворный – один из лучших специалистов в Лефортово «по вышибанию зубов и ломке ребер». Как потом стало известно, ученый держался на допросах мужественно и никого из своих коллег не оговорил. Приговор гласил: «Двадцать пять лет тюремного заключения, с поражением в правах на пять лет с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества». Спустя много лет он с присущей ему иронией рассказывал, что тогда подумал: «Ну ладно, двадцать пять лет тюрьмы – куда ни шло, но потом в течение пяти лет не голосовать – нет, это уже слишком жестоко!»
«Победы яркие заплаты…»
После смерти Сталина Раков, отсидев пять лет, был реабилитирован. Работал в Ленинграде, куда вернулся в 1954 году, сначала заместителем директора Всесоюзного музея имени А. С. Пушкина, а затем с 1955 по 1962 гг. – директором Научной библиотеки Академии художеств. Начал работать над книгой «Русская форменная одежда, знаки различия и награды как исторический источник». Надо сказать, что Лев Львович был не только прекрасным организатором и научным работником, но и талантливым писателем. Его перу принадлежат две пьесы «Что скажут завтра?» и «Опаснее врага», написанные в соавторстве с Д. Алем, и поставленные на сцене Ленинградского театра Комедии. Написал Раков также сборник рассказов «В капле воды», повесть «Прогулки в окрестностях любви», литературные эссе «Судьба Онегина» и «Влюбленный в Психею. Письма о Гоголе». Писал он даже за решеткой, многие его стихотворения, изданные только в 2001 году, были созданы в тюрьме. Там же он вместе с сокамерниками создал шутливый «библиографический словарь всех стран и времен» воображаемых знаменитостей «Новейший Плутарх». Но после всех отсидок здоровье было уже непоправимо разрушено – аресты, допросы, годы в неволе давали себя знать, начались болезни, вскоре Раков вышел на пенсию и оказался в больнице. Там, сохраняя поразительное спокойствие духа, он, по привычке, оговариваясь, называл других пациентов своими «сокамерниками». Умер «блокадный директор» 7 февраля 1970 года, а похоронили его на Серафимовском кладбище. Эпитафией ему могло бы послужить его же собственное стихотворение, написанное еще в тюрьме:
Победы яркие заплатыНа ветхом рубище войны…Познали цену им солдатыИ той, и этой стороны.Привыкли к грустной мы картинеНапрасной траты средств и сил.Так спорил Горчаков в Берлине;Так Витте в Портсмуте просил.Но столь бессмысленной растратыБогатства, жизней и труда(Весь мир не стоил этой платы) —СтранаЛегендарный музей блокады восстановили, но, увы, многие из бесценных экспонатов пропали безвозвратно…
Первый флаг
Конечно, это звучит, как сенсация. Казалось, что об истории с водружением над цитаделью поверженного фашизма красного стяга Победы уже давно все и все знают. Однако о том, что первыми были вовсе не Егоров и Кантария, о чем нам твердили еще в школе, мы узнали совсем недавно. А вот про то, что тот, кого сегодня уже официально признали первым, – сержант Михаил Минин, прошедший прошел с боями до Берлина, был из Ленинграда, просто… никто до сих пор почему-то не обратил внимания!
А между тем, это было действительно так. Михаил Петрович Минин, хотя и родился в деревне Панино Псковской области и умер в Пскове, тем не менее, некоторое время и в самом деле был ленинградцем. После окончания школы он поступил в Ленинграде в техникум, где учился отлично. А когда началась война, то добровольно вступил в ленинградское ополчение, воевал на Ленинградском фронте, был ранен, а потом прошел с боями путь от Ленинграда до Берлина. А потому его с полным основанием можно считать самым настоящим ленинградцем!
На штурм!
Бои за Рейхстаг начались 29 апреля. Это была необычайно трудная задача. Огромное здание с толстыми каменными стенами, которые не могли пробить никакие снаряды, было умело приспособлено для круговой обороны. Все оконные проемы и двери были заложены кирпичом и оставлены только небольшие амбразуры для стрельбы из автоматического оружия и орудий. Здание в несколько рядов опоясывали глубокие траншеи, соединявшиеся с подвалами. Внутри засел отборный гарнизон из 1000 человек. В том числе отряды СС и курсанты морской школы, сброшенные в район Рейхстага на парашютах. Все они были вооружены до зубов, имели большое количество автоматов, фаустпатронов, орудий и боеприпасов. Ими был получен личный приказ Гитлера удержать Рейхстаг во что бы то ни стало. Однако и советские войска получили свой приказ – взять Рейхстаг любой ценой, и как можно быстрее. Задача возлагалась на части 79-го стрелкового корпуса. К 12 часам 30 апреля наши солдаты заняли исходное положение для штурма в траншее, имевшей высокие насыпные стены, позволявшие укрыться от сильного огня.
Сколько было флагов
Советское командование придавало исключительно важное значение боям по овладению Берлином, а потому Военный совет 3-й ударной армии еще до начала наступления учредил Красные знамена Военного совета, которые были розданы всем стрелковым дивизиям армии. Штурм начался в 13 часов 30 минуте мощной артиллерийской подготовки. Все орудия – их было около 100, танки, гвардейские минометы, САУ открыли шквальный огонь. Над Рейхстагом поднялась огромная туча дыма и пыли. Потом на штурм пошла пехота, однако первая атака не удалась – штурмующие подразделения были прижаты к земле плотным огнем противника.
В 18.00 начался новый штурм. Под прикрытием артиллерии в атаку бросились бойцы батальона капитана Неустроева. Вскоре они достигли Рейхстага и на его ступени первыми взбежали Петр Пятницкий и Петр Щербина. Пятницкий был сражен пулей, красный флажок из его рук подхватил Щербина и укрепил на одной из колонн.
Сверху гитлеровцы поливали штурмующих огнем свинца, но наши солдаты оказались в мертвой зоне, где их пули не доставали. Бревном, как тараном, они проломили замурованные кирпичом парадные двери, и ворвались в здание. В темных коридорах и залах завязались яростные схватки. Шаг за шагом наши бойцы очищали от гитлеровцев этаж за этажом, для выкуривания врага, который сражался с упорством обреченного, применялись огнеметы. Начался пожар. Вскоре бойцы батальона Неустроева – В. Маков, Г. Загитов, А. Лисименко и сержант М. Минин прорвались на крышу и установили красное знамя на башне Рейхстага.