Мифы Ктулху
Шрифт:
Но Кэп его веселья не разделял.
— А ну прочь! — рявкнул он. — Вилли — хороший мальчик. Я его знаю. А вот вас — нет. По мне, так вы, мистер, достаточно наобъясняли, когда сказали, что Вилли-де уехал.
— Но я просто хотел избежать ненужных пересудов — понимаете, меня вызвали лечить ребенка — он психически неустойчив…
— Да катитесь вы к чертям собачьим с этими вашими неустойками! — И Кэп, зажевав табак, сплюнул прямо под ноги кузену Осборну. — Мы уезжаем.
Кузен Осборн больше не улыбался.
— В таком случае я настаиваю, чтобы меня вы тоже отвезли, — объявил
Кэп пошарил под курткой, а когда извлек руку, то она сжимала громадный пистолет.
— А ну прочь! — взревел он. — Мистер, вы имеете дело с почтой Соединенных Штатов, а с правительством шутки не шутят, ясно? А теперь слезайте, пока я не вышиб вам мозги и не расшвырял их по дороге!
Кузен Осборн насупился, но от повозки по-быстрому отошел. Посмотрел на меня — и пожал плечами.
— Ты совершаешь большую ошибку, Вилли, — говорит.
Я к нему даже не обернулся.
— Но-о-о, пошла! — крикнул Кэп, и мы покатили по дороге. Колеса крутились все быстрее и быстрее, и очень скоро ферма исчезла из виду. Кэп убрал пистолет и потрепал меня по плечу.
— Да не дрожи ты так, Вилли, — говорит. — Ты в безопасности. Бояться нечего. Через часок уже и в городе будем. А теперь устраивайся поудобнее и расскажи старику Кэпу, что случилось-то.
Ну я и выложил все как есть. Долго рассказывал. А повозка между тем все ехала и ехала через лес. Я и глазом не успел моргнуть, как вокруг почти стемнело. Солнце прокралось вниз и спряталось за холмами. По обе стороны от дороги из глубин леса расползалась тьма, деревья зашелестели, зашептались с громадными тенями, что скользили за нами по пятам.
Лошадка бежала себе вперед, только копыта цокали, но очень скоро издалека послышались и другие звуки. Может, гром, а может, и еще чего. Ну да дело шло к ночи, а ночь надвигалась не простая — ночь Хеллоуина!
Теперь дорога вела через холмы: поди разгляди, куда уведет следующий поворот. В придачу быстро сгущалась мгла.
— Похоже, гроза надвигается, — отметил Кэп, запрокинув голову к небу. — Вон и гром гремит.
— Барабаны, — поправил я.
— Барабаны?
— По ночам в холмах барабаны рокочут, — объяснил я. — Я вот их весь месяц слышал. «Энти самые» к шабашу готовятся.
— К шабашу? — Кэп окинул меня внимательным взглядом. — И где ж ты слыхал про шабаш?
Тогда я ему и все остальное выложил. Все как есть. Он не произнес ни слова, но очень скоро и отвечать стало невозможно, потому что гроза нас настигла: со всех сторон загромыхал гром, ливень обрушился и на повозку, и на дорогу — словом, куда ни глянь. Снаружи царила кромешная тьма; только при вспышках молнии и можно было разглядеть хоть что-нибудь. А чтобы Кэп меня расслышал, мне приходилось орать во весь голос — орать про тех тварей, что сцапали дядю Фреда, а потом вернулись за тетей Люси, про тварей, что увели нашу скотину, а потом прислали за мной кузена Осборна. И про то, что я слышал в лесу, я тоже прокричал.
В свете молний я видел выражение лица Кэпа. Он не улыбался и не хмурился — видно было, он мне верит. А еще я заметил, что он снова вытащил пистолет, а поводья держит в одной руке, хотя неслись мы сломя голову. Коняга до того
Старая колымага моталась из стороны в сторону и подскакивала на ухабах, дождь со свистом летел по ветру, все вместе казалось каким-то жутким кошмаром, вот только происходило наяву. Еще как наяву — особенно когда я орал Кэпу Притчетту про то свое приключение в лесу.
— Шоггот, — прокричал я. — Что такое шоггот?
Кэп ухватил меня за руку — и тут вспыхнула молния, и я ясно увидел его лицо с отвисшей челюстью. Но глядел он не на меня. Глядел он на дорогу — и на то, что маячило впереди нас.
Деревья вроде как сходились вплотную и нависали над следующим поворотом, и в черноте казалось, будто они ожили — двигаются, клонятся, выгибаются, пытаясь преградить нам путь. Снова вспыхнула молния, и я отчетливо разглядел и стволы, и еще кое-что.
Нечто черное на дороге — нечто, но не дерево. Черная громада засела и ждет — и руки-щупальца извиваются, тянутся к нам.
— Шоггот! — завопил Кэп.
Но я его с трудом расслышал: грохотал гром, а тут еще и коняга заржала что есть мочи, повозка резко дернулась вбок, лошадь встала на дыбы — и мы едва не сшиблись с черной массой. Потянуло невыносимым смрадом, Кэп прицелился и спустил курок; звук выстрела едва не заглушил раскаты грома — и грохот от нашего столкновения.
Все случилось в единый миг. Прогремел гром, лошадь завалилась на бок, грянул выстрел, повозка подпрыгнула, нас здорово тряхнуло. Кэп, должно быть, поводья намотал на руку, потому что когда коняга рухнула и повозка перевернулась, он вылетел через передок головой вперед и врезался прямо в извивающуюся кучу малу — то были лошадь и черная тварь, ее схватившая. Я почувствовал, что падаю в темноту, и приземлился в месиво из дорожной грязи и щебенки.
Громыхнул гром, раздался визг, и послышался новый звук, тот самый, что я слышал только единожды, в лесах, — этакое тягучее гудение, похожее на голос.
Вот почему я ни разу не обернулся. Вот почему я, приземлившись, даже не задумался о том, что ушибся, — просто вскочил и кинулся бежать сломя голову по дороге, сквозь грозу и тьму, а деревья извивались, корчились, трясли кронами, указывали на меня ветками — и хохотали.
Перекрывая гром, послышался конский визг, а потом заорал Кэп, но я так и не оглянулся. Молния то вспыхивала, то гасла, теперь я бежал между деревьями, потому что дорога превратилась в размытую грязь и так и норовила меня опрокинуть — ноги то и дело вязли. Потом стал кричать и я, но из-за грома я сам себя не слышал. И не только грома. Ибо вновь зарокотали барабаны.
Нежданно-негаданно я вырвался из-под сени леса и оказался в холмах. Я помчался вверх по склону, а барабанная дробь делалась все громче, и очень скоро я снова обрел способность видеть — и не урывками, при вспышках молний. Потому что на гребне горели костры, и барабанный рокот доносился точнехонько оттуда.
В этой какофонии звуков — в визге ветра, и хохоте деревьев, и глухом перестуке барабанов я сбился с дороги. Но остановился я вовремя. Так и прирос к месту, когда отчетливо различил костры: под проливным дождем плясало алое и зеленое пламя.