Мифы о загробном мире

Петрухин Владимир Яковлевич

Однако полубог продолжает преследовать Хёдера, и в решительной битве силы оказываются равны. Когда войска расходятся на ночь, Хёдер отправляется к лагерю врага и видит, как три девы покидают лагерь. Он следует за ними, но те обнаруживают его присутствие и спрашивают, кто он. Герой прикидывается певцом-менестрелем и даже играет на лире. Ему удается увидеть колдовской ритуал: девы готовят пищу для Бальдера, добавляя в нее яд трех змей — это и делает полубога неуязвимым.

Как всегда случается с норнами, одна из них оказывается воплощением злой судьбы своего подопечного: эта дева дает Хёдеру волшебный пояс. Благодаря нему Хёдеру удается ранить Бальдера в поединке. В финале Бальдеру является Прозерпина (она заменяет богиню Хель у латинского автора) и предвещает ему смерть. Тот умирает, и над ним воздвигают огромный курган.

Знакомый

нам Греттир прославился тем, что еще до встречи с Гламом спустился в курган за хранящимся там кладом — недаром по ночам над курганом вспыхивал огонь. Желая добыть сокровища, Греттир принялся раскапывать курган и к закату дошел до бревен сруба могильного жилища.

Ночью спускаться в курган было опасно, но Греттир не испугался и, несмотря на страшное зловоние, раскидав бревна, спустился вниз. Сначала ему попались конские кости (умершего снабдили верховым конем), а потом столбы высокого сиденья, которое обычно принадлежало знатным людям. На этом престоле сидел мертвец, а рядом были сложены сокровища. Греттир взял богатства и двинулся было к лазу, ведущему из кургана, но тут мертвец схватил его сзади. Тогда Греттир вытащил свой меч и отрубил могильному жителю голову, а чтобы покойник не смог его преследовать, он приложил отрубленную голову к ляжкам.

В дом-могилу, помимо привычной обстановки и мебели, помещали все, что было необходимо для путешествия в загробный мир: коней, лодку, иногда сани или даже ледоходные шипы, чтобы умершему легче было переправляться через замерзшие проливы, прикрепив их к обуви.

Эта мифологическая диалектика, при которой умерший оказывался одновременно живущим в доме-могиле и путешествующим на тот свет, касалась и трупосожжения — обряда, который, казалось бы, не оставлял возможности для телесного существования предка под курганом. Вопреки завету Одина, описанному Снорри, кости собирали с погребального костра, но не выбрасывали в море, а складывали в глиняный сосуд — урну или котел. В бронзовом и раннем железном веках урны формировали в виде домиков или человеческих фигур с личинами — они являли собой новое и вечное (обожженная глина не разрушается) жилище и тело для умершего. В эпоху викингов кости собирали в простые горшки, но на плечики таких горшков часто клали железные шейные гривны с привесками-амулетами — «молоточками Тора»: умерший в новом теле находился под покровительством самого популярного божества.

Конечно, не только любовь к предкам и вера в их мудрость была основой культа предков и погребального культа: на кровнородственных связях держалось все архаическое общественное устройство. Могильные памятники, курганы и каменные стелы были воплощением нерушимости родовых связей и всех общественных устоев. Имена похороненных под большими курганами конунгов сохранялись в фольклорной памяти народа на протяжении столетий.

Легенды, связанные с курганами конунгов, были основой исторической памяти для целых народов. Одна из таких легенд относится к X веку, когда Харальд Прекрасноволосый объединял норвежские земли.

В Наумдале, на севере Норвегии, правили два брата-конунга, Херлауг и Хроллауг. Три лета они сооружали курган, и, когда узнали, что Харальд идет на них походом, Херлауг взял с собой запас еды и питья и вошел со своей дружиной в курган, велев закрыть его за собой. Хроллауг, как его наследник, воссел на кургане, поставив на насыпи престол конунга. Рядом же он поместил скамейку для ярлов, и когда Харальд приблизился, пересел на эту скамейку. Он отдал себя во власть конунга Харальда, и тот сделал его своим ярлом (то есть доверенным лицом), передав ему в управление Наумдаль.

Вспомним, как русы на Волге поставили на кургане столб с именем своего вождя. Этот столб был воплощением исторической памяти и, значит, свидетельством законной власти в стране. Недаром у конунгов был обычай восседать на кургане, подобно тому, как Один восседал на своем престоле Хлидскьяльв: богу с его престола были видны все миры, конунгу — вся страна.

Курган считался местом, откуда открывается путь в иной мир. В скандинавских сказаниях курган может отождествляться с иным миром: там происходит битва между мертвыми дружинами, как в Вальхалле. Курган вёльвы, к которому Один скачет на своем Слейпнире, наоборот, располагается в преисподней — Хель.

Погребальный ритуал, совершенный по всем правилам, гарантировал мир и благополучие родовому коллективу

и всей стране. Чем значительнее был человек, тем пышнее были похороны и тризна. В Исландии на поминки знатных людей собиралось по несколько сот человек. Чтобы нейтрализовать действие смерти и восстановить родовые связи, на тризне даже устраивались брачные оргии, наподобие той, что описана Ибн Фадланом.

Воинский рай в Мезоамерике

У ацтеков, индейцев Мезоамерики, различным категориям умерших в загробном мире предназначены разные сферы, при этом их судьба определяется не поведением при жизни, а способом смерти.

Для воинов, павших в битве, пленников, принесенных в жертву, и женщин, умерших при родах, предназначался рай в небесной обители солнца Тонатиу. Воины сопровождали солнце от его восхода до зенита. В триумфальном шествии двигались они рядом с ним и пели военные песни. По прошествии четырех лет они превращались в различных птиц с пышным расцвеченным оперением и высасывали нектар цветов на небе и на земле. Женщины обитали в западной части неба и оттуда выходили навстречу заходящему солнцу.

Обителью бога дождя и грома Тлалока был Тлалокан — место наслаждения и счастья, изобилия воды, пищи и цветов: там нет недостатка в початках зеленого маиса, в тыкве, томатах, зеленых стручках фасоли и цветах. Тлалок насылал на людей ревматизм, подагру и водянку. Поэтому в его владения попадали убитые молнией, утопленники, прокаженные, умершие от водянки и подагры. Этих избранников Тлалока не сжигали, а захоранивали. Сам Тлалок живет на вершинах гор или во дворце над Мексиканским заливом, там, где образуются облака.

В доме верховного бога-творца Тонакатекутли, чье имя значит «владыка нашего существования», находилось «место влажного дерева-кормилицы» Чичиуакуауко. Здесь росло громадное дерево, ветви которого сочились молоком. Сюда попадали дети, умершие во младенчестве. Они вскармливались молоком этого дерева, а затем перемещались в Тамоанчан — земной рай, расположенный на западе, откуда происходят растения и бог кукурузы.

Большинство умерших естественной смертью отправлялось в Миктлан — «область мертвых». Он находился на севере под землей, и путь туда длился четыре дня. Умерший должен был пройти между грозившими раздавить его горами, при этом избежать нападения змеи и гигантского крокодила, пересечь восемь пустынь, подняться на восемь гор, вынести морозный ветер, метавший камни и обсидиановые лезвия. Последнее препятствие — широкую реку — покойный пересекал на спине маленькой красной собачки. Эта собака, проводник умершего, сжигалась вместе с трупом.

Миктлан делился на девять уровней — преисподних. Добравшись до Миктлана, умерший подносил дары его правителю — Миктлантекутли, которого представляли в виде скелета или человека с черепом вместо головы; он обитал в девятой преисподней. Затем умерший получал свое место в одной из сфер Миктлана.

Одно из названий Миктлана — Химоайан («область бесплотных») — говорит о том, что добравшиеся туда продолжали не материальное, а бесплотное существование. Возможно, имелось представление о дальнейшем развитии души умершего в потустороннем мире.

Через четыре года в потусторонности происходит возрождение. Люди уже не замечают, уже потеряли счет, и в доме лишенных плоти, в доме из перьев Кецаля, происходят превращения того, что принадлежит возрождающему людей. Нагуа считали, что после четырех лет испытание кончалось, и с ним кончалась скитальческая жизнь умерших.

Жизнь на земле воспринималась как сон, как временное: «Мы приходим только грезить, приходим только спать: неправда, что на землю мы приходим жить. Вещи даются лишь на время, на земле мы лишь мимоходом: завтра или послезавтра, как пожелает твое сердце, о Даритель жизни, пойдем в его дом…»

Загробный суд и муки Аида

Забота о справедливости была присуща всем обществам, начиная с самых примитивных. Первобытный строй основывался на огромном количестве обычаев и запретов, и люди ждали, что нарушители общежития должны быть наказаны при жизни или, по крайней мере, на том свете. Загробный суд призван был урегулировать конфликты, не разрешенные в мире живых. Умершего на том свете встречали стражи загробного мира, и если тот не проходил испытаний, то превращался в злого духа, вымещавшего свою злобу на живых: соответственно суд над умершим касался не только мертвых, но и живых.