Миг власти московского князя [Михаил Хоробрит]

Панова Алла Георгиевна

Они вышли на крыльцо, полной грудью с удоволь­ствием вдохнули морозный воздух и, только спускаясь по лестнице, обратили внимание на то, что метель, ко­торая сегодня нарушила планы князя, прекратилась. На землю тихо опускались редкие снежинки, в высо­ком небе ярко светила луна.

У крыльца холопы посадника держали под уздцы нетерпеливо топтавшихся на месте коней князя и его спутников, а у ворот, поджидая Михаила Ярославича, уже сидели в седлах прибывшие с ним гриди. Распро­щавшись с хозяином и хозяйкой, вышедшими прово­дить гостей, всадники

выехали за ворота.

Обратный путь занял гораздо больше времени. Примеру князя, который пустил своего Ворона шагом, не могли не последовать и все остальные. В лунном свете окрестности выглядели совсем ина­че, чем днем, когда князь и его спутники, подгоняемые колючим ветром, мчались к дому посадника, ничего не замечая на своем пути. Теперь все с любопытством ог­лядывались по сторонам. Только Василько, отстав от воеводы и князя, понурив голову покачивался в седле, ни на что не обращая внимания.

— Вот и еще один день на исходе, — прервал затя­нувшееся молчание воевода, который ехал рядом с князем.

— И прошел он в разговорах, — нехотя продолжил князь, — пора бы и к делам приступать.

— Всему свое время, Михаил Ярославич. Что ж ты, считаешь, что без пользы день провел? — спросил Егор Тимофеевич.

— И не знаю, что сказать тебе, — отрываясь от своих мыслей, медленно заговорил князь. — Вроде бы и польза есть. Может, оно и к лучшему, что метель по­утру разгулялась, удалось покороче посадника узнать. Но душа почему-то не спокойна. Сам знаешь, не при­вык я сиднем без дела сидеть.

— Кто с этим спорит. Но сдается мне, что ты зря терзаешься. Ведь не месяц назад, не неделю, а только вчера дружина твоя в город вошла, а ты уж решил, что без дела засиделся. Погоди, не успеешь и глазом морг­нуть, как дела навалятся. А то, что время за разговора­ми провел, так разговоры эти непраздные. Не знаю, как ты, князь, а я после того, что посадник про жизнь свою рассказал, еще сильнее в нем уверился. Не может человек, который такие испытания прошел, лгать да злобствовать.

— Согласен с тобой, Егор Тимофеевич, во всем. Мо­жет, и взаправду зря меня думы одолели, — вяло про­изнес князь и добавил, вздохнув: — И про посадника ты верно говоришь.

— Что уж там, — махнул рукой воевода и, поняв, что князь совсем не расположен к беседе, повернулся к сотнику и, не обнаружив его рядом, оглянулся назад и увидел, что тот сильно отстал.

Василько пребывал в глубокой задумчивости. Каза­лось, что его конь, вовсе не понукаемый ездоком, того и гляди, остановится, и не происходит это лишь пото­му, что следом за ним двигаются дружинники.

«Похоже, молодцу дочка посадника пригляну­лась», — подумал воевода и, посмотрев на князя, захо­тел сообщить ему о своем открытии, в надежде, что это отвлечет его от унылых мыслей.

— А не заметил ты, Михаил Ярославич, сегодня чего особенного? — спросил он как можно бодрее.

— Особенного? Да сегодня, кажется, только одно «особенное» и было, — ответил князь, как-то криво ус­мехнувшись.

— Я не про горести человеческие, о которых мы се­годня немало наслушались.

— Так о чем же? — с недоумением спросил Миха­ил Ярославич.

— Ты, видно, за беседой и не заметил, что сотник, как девица красная, вспыхивал не только при взгляде на посадскую дочку, а от одного упоминания о ней, — продолжал воевода.

— Неужто правда?! — воскликнул с искренней ра­достью князь и стал озираться по сторонам в поисках сотника, а когда, оглянувшись, увидел его, сказал ве­село: — Видно, и в самом деле так оно и есть. Вот уж не думал, что наш суровый воин так быстро от девичьего взгляда растает.

— Мы только к крыльцу подошли, я тогда еще за­метил, как он по сторонам головой крутил, а уж когда посадник дочь свою нам вывел, глаза у нашего Василь­ка огнем загорелись.

— А я-то и внимания не обратил.

— Ты ж на дочку смотрел, что тебе сотник, — ус­мехнулся воевода, порадовавшись тому, что смог выве­сти князя из охватившей его задумчивости, — дочка и в самом деле хороша.

— Хороша-то она хороша, только уж больно ти­ха, — со знанием дела заметил Михаил Ярославич, — но другой ей и быть не должно. Вишь, как круто с ней судьба обошлась, такое навряд забыть можно.

— Что верно, то верно. И не от такого другие гибли да рассудка лишались, а тут дите малое… — поддак­нул воевода, но остановился на полуслове, вспомнив, что хотел отвести князя от тяжелых дум. После крат­кого замешательства он бодро продолжил: — А теперь-то выросла умница да красавица. На радость отцу и су­пругу будущему. А что, если им станет Василько?

— Так уж сразу?

— А что? Дело молодое, — почти серьезно ответил воевода. — Надо будет у Василь Алексича разузнать, что да как. Может, Вера просватана уже, а мы тут с то­бой сотника оженили.

— Да, что-то ты, Егор Тимофеевич, спешишь, — беззаботно засмеялся князь и легонько стеганул плет­кой коня, который будто только этого и ждал — мгно­венно перешел со спокойного шага на галоп.

Ни воевода, ни тем более гриди, которые, тихо пе­реговариваясь и посматривая по сторонам, замыкали это небольшое шествие, не ожидали такого поворота событий. Однако они быстро опомнились и поспешили вслед за князем, а он тем временем уже обогнал трех всадников, возглавлявших процессию.

Сотник не сразу понял, что случилось, с трудом оторвался от своих дум и стеганул коня, который и без того уже прибавил ходу.

Ворон стрелой летел по пустынной улице, словно пытался опередить свою черную тень, которая стреми­тельно неслась впереди него. Из-под копыт его выры­вались ледяные брызги, которые, спустя несколько мгновений, превращались в снежный водоворот: сле­дом за скакуном Михаила Ярославича по засыпанной снегом дороге мчались кони княжеских спутников. Только у ворот, охраняемых дружинниками младшей княжеской дружины, Михаил Ярославич осадил коня, чинно въехал во двор и неспешно проследовал к своим хоромам.