Михаил Кузмин
Шрифт:
Мы не исключаем, что сам Кузмин мог бы воспротивиться такому суждению о своей книге. 30 мая 1907 года он писал Брюсову: «Многоуважаемый и бесценный Валерий Яковлевич, Вы не можете представить, сколько радости принесли мне Ваши добрые слова теперь, когда я подвергаюсь нападкам со всех сторон, даже от людей, которых искренно хотел бы любить. По рассказам друзей, вернувшихся из Парижа [252] , Мережковские даже причислили меня к мистическим анархистам, причем в утешение оставили мне общество таковых же: Городецкого, Потемкина и Ауслендера. Сам Вячеслав Иванов, беря мою „Комедию о Евдокии“ в „Оры“ [253] , смотрит на нее как на опыт воссоздания мистерии „всенародного действа“, от чего я сознательно отрекаюсь, видя в ней, если только она выражает, что я хочу, трогательную, фривольную и манерную повесть о святой через XVIII в.». После таких протестов, внешне кажущихся очень искренними, не очень хочется искать в произведениях Кузмина что-либо за пределами той сферы, которую он сам им здесь отводит. Однако следует принять во внимание как полемический контекст письма (Кузмин расчетливо играл на очевидном для него разноречии Брюсова и Вяч. Иванова в полемике о «мистическом анархизме» [254] ),
252
Имеется в виду В. Ф. Нувель. См. его письмо из Парижа от 8 мая 1907 года.
253
См.: Кузмин М.Комедия о Евдокии из Гелиополя, или Обращенная куртизанка// Цветник Ор: Кошница первая. СПб., 1907.
254
Подробнее см. в примечаниях С. С. Гречишкина, Н. В. Котрелева, А. В. Лаврова к переписке Брюсова с Ивановым (ЛН. Т. 85. С. 274–285) и Н. А. Богомолова к полемическим статьям Брюсова того же времени (Брюсов В.Среди стихов. С. 675, 676).
255
Довольно убедительный анализ одновременно с «Евдокией» написанной «Комедии о Алексее человеке Божьем» как именно глубинно религиозного произведения, когда «„простота“ обнаруживает спиритуальные черты Абсолюта», см.: Хорват Е.Вокруг десяти реплик «Комедии о Алексее человеке Божьем» М. Кузмина // Стрелец. 1983. № 11. С. 37–39; перепечатано: Хорват Е.Раскатанный слепок лица. М., 2005. С. 358–365.
Если беспристрастно вглядеться в основную, сквозную тему сборника «Сети», то мы увидим, что первую часть в нем составляют «Любовь этого лета» и «Прерванная повесть» — циклы о любви призрачной, обманчивой, неподлинной, то оборачивающейся внешним горением плотской страсти при отсутствии какого бы то ни было духовного содержания, то завершающейся изменой, причем изменой самой страшной, связанной с окончательным уходом в иную сферу притяжений. Вторая часть, которую составляют «Ракеты», «Обманщик обманувшийся» и «Радостный путник», посвящена возрождению надежды на новое, отрадное будущее, возникающее в процессе жизни, а не предначертанное заранее:
Ты — читатель своей жизни, не писец, Неизвестен тебе повести конец.И наконец, третья часть, даже лексически ориентированная на Писание, открыто провидит в жизни высший смысл, придаваемый «Мудрой встречей» с «Вожатым», который несет в себе одновременно черты и обыкновенного земного человека, и небесного воина в блещущих латах (наиболее явно ассоциирующегося со святым Кузмина — архангелом Михаилом, водителем Божьих ратей) [256] .
256
Анализ третьей части книги, вполне совпадающий с нашей ее характеристикой, см.: Гаспаров М. Л.Избранные труды: В 3 т. М., 1997. T. И. С. 416–433. Мотиву «Вожатого» посвящена вторая часть книги: Harer К.Michail Kuzmin. Studien und Poetik der fr"uhen uns mittleren Schaffensperiode. Mn., 1993. S. 58–89.
Еще раз повторимся, что, возможно, создание такой композиции сборника не было вполне осознанным, рациональным действием Кузмина. Побуждаемый, очевидно, личными переживаниями, он обсуждал с Брюсовым несколько иную композицию: «Получили ли Вы в достаточно благополучном виде рукопись „Сетей“? Мне крайне важно Ваше мнение о стихах, неизвестных Вам. Я писал Михаилу Федоровичу [257] о возможном сокращении (и желательном, по-моему) „Любви этого лета“. Если это не затруднит Вас, я был бы счастлив предоставить Вам это решение, равно как и выбор из 8 стихотворений („Различные стихотворения“), где я стою исключительно только за сохранение последнего: „При взгляде на весенние цветы“. Что можно опустить без потери смысла в „Прерванной повести“? „Мечты о Москве“? „Несчастный день“? „Картонный домик“?»
257
Секретарю редакции «Весов» М. Ф. Ликиардопуло, который, очевидно, принимал активное участие в подготовке книги к печати.
Получив ответное письмо, в котором Брюсов уговаривал его не сокращать рукопись, Кузмин предложил другой вариант: «Пусть будет: выбрасывать из книги я ничего не буду, но вот что я думаю. Т<ак> к<ак> последние 2 цикла не очень вяжутся с остальной книгой и т. к. я предполагаю писать еще несколько тесно связанных с этими двумя циклов, не помещать их в „Сетях“, а оставить для возможного потом небольшого отдельного издания <…> Досадно, что книга уменьшается, но мне кажутся мои соображения правильными». Но в итоге книга приобрела такой вид, в каком мы ее знаем, и потому мы имеем все основания судить не по вариантам замыслов, а по конечному результату. А он, на наш взгляд, получился именно таким, как мы его изложили.
Однако размышления о структуре и смысле первого сборника стихов Кузмина увели нас в несколько более позднее время, чем то, о котором шла речь ранее, а между тем за эти неполные два года в жизни Кузмина произошло немало событий, серьезно повлиявших на дальнейшую его литературную судьбу.
Прежде всего, он стал профессиональным литератором, что принесло ему, во-первых, желанный более или менее постоянный доход, а во-вторых, втянуло волей или неволей в перипетии очень бурной литературной жизни того времени. Помимо описанных нами книг и журнальных публикаций, в мае 1907 года вышли отдельными изданиями с оформлением Сомова повесть «Приключения Эме Лебефа» [258] и миниатюрная книжечка «Три пьесы», доставившая Кузмину больше неприятностей, чем удовлетворения. 22 октября он записал: «„Три пьесы“ конфисковали», а в записи за 29 апреля — 1 мая следующего года: «Меня присудили к 200 р. или месяцу сиденья». Преследования вызвала
258
22 мая Кузмин записал в дневнике: «…мы в типографию. <…> „Эме Лебеф“ вышел очень изысканно». Книгу издал за свой счет P. И. Гржебин.
259
См. специальную публикацию: Тимофеев А. Г.М. Кузмин и царская цензура: эпизод 1-й // Русская литература. 2005. № 4. С. 130–140.
Основного своего литературного союзника Кузмин видел в Брюсове, охотно печатавшем и поддерживавшем его произведения на страницах «Весов». В статье к брюсовскому пятидесятилетию он вспоминал: «Поза мага, взятая им одно время, я думаю, и была только поза, но Брюсов — чарователь, как немногие из талантливых людей, и я лично всегда с нежной благодарностью буду вспоминать, какой прием встретили мои первые шаги у этого, уже знаменитого тогда, хотя мы почти ровесники, поэта» [260] . Но замыкаться только на «Весах» он вовсе не собирался.
260
Театр. 1923. № 12, 13 декабря. С. 1. Еще раз отметим легкое лукавство Кузмина: этой фразой он намекает на то, что он моложе Брюсова, тогда как на самом деле — на год старше.
16 июня 1907 года В. Ф. Нувель сообщал Кузмину: «Только и разговора, что об „Весах“, о Белом, калошах [261] , Товарище Германе [262] , Брюсове, Мережковских и т. д. По всем признакам против Петербуржцев вообще и Иванова в частности ведется сильная кампания в Москве, и Брюсов ей сочувствует, судя по тому, хотя бы, что о „Цветнике Ор“ он поручил писать в „Весах“’— Белому, т. е. предвзятому врагу. Под впечатлением всех этих историй у меня является страстное желание издавать наш петербургск<ий> журнал, в котором принимала бы главное участие петербургская молодежь. Действительно странно, что до сих пор молодой Петербург не имеет своего органа. Но как это осуществить? Откуда взять деньги? Иванов очень мил, как всегда. Думаю, однако, что он скоро отойдет от нас, удаляясь все более в почтенный, но неживой академизм. Но главные и непримиримые враги — это Мережковские и Белый, к которым к сожалению примыкает и недальновидный, но хитрый Брюсов. Главные упреки молодым — варварство и хулиганство. Признаться, мне так надоели старые боги и старое русло, что я — „утонченник скучающего Рима“ [263] — готов ополчиться против всех этих господ, в защиту варварства и хулиганства, вносящих все-таки свежую струю, при наличности таланта, конечно. Но довольно об этом. Вышла „Проталина“. Что за говно! А Маковский со своей якобы рафинированной порнографией, которою он, должно быть, страшно доволен!» [264]
261
Имеется в виду статья Андрея Белого «На перевале. VII. Штемпелеванная калоша» (Весы. 1907. № 5. С. 49–52; подп.: Борис Бугаев).
262
Псевдоним с довольно странной историей: впервые им воспользовалась З. Н. Гиппиус для статьи о журнале «Золотое руно» (Весы. 1906. № 2. С. 81–83), а после ответа «Золотого руна» на ее статью Брюсов отвечал противникам, укрывшись за тем же самым псевдонимом («Золотому руну» // Весы. 1906. № 5. С. 87–89), а в 1907 году под ним снова выступила Гиппиус (Трихина // Весы. 1907. № 5. С. 68–71).
263
Из стихотворения Вяч. Иванова «Друзьям Гафиза» (Собрание сочинений. T. II. С. 738).
264
Имеется в виду цикл стихотворений С. К. Маковского «Из песен Астарте» (Проталина. СПб., 1907. С. 79–83). Нелишне отметить, что в этом альманахе печатались Кузмин и Менжинский.
Даже далекий от литературы человек с яростью откликался на последние литературные события, тогда как Кузмин меланхолически отвечал ему: «О Брюсове, я думаю, инсинуации Лид<ии> Дм<итриевны Зиновьевой-Аннибал>. Но это хорошо, что старики бессильно ярятся, хотя и я не варвар. Милый Н<аумов> наконец прислал письмо, наиболее нежное из всех» (письмо от 16 июня 1906 года). Казалось, что литературные бои вообще никак его не трогают, и эта тактика принесла успех, желанный Кузмину: едва ли не единственный из всех писателей он с равным энтузиазмом печатался в обоих ведущих символистских журналах. Когда в конце 1906 года «Золотое руно» объявило конкурс на лучшее произведение о Дьяволе, Кузмин отправил туда рассказ «Из писем девицы Клары Вальмон к Розалии Тютель-Майер», который поделил первую премию с рассказом А. М. Ремизова «Чертик» [265] .
265
Оба рассказа опубликованы: Золотое руно. 1907. № 1. Отметим, впрочем, что далеко не все присылавшееся Кузминым в «Золотое руно» публиковалось: были отвергнуты «Крылья», «Прерванная повесть», пантомима «Два пастуха и нимфа в хижине» (подробнее об отношениях Кузмина с журналом см.: Богомолов Н. А.От Пушкина до Кибирова. С. 57–61). Да и в премированном рассказе, как сообщал Кузмин Чичерину 4 февраля 1907 года, был пропуск (купюра нам неизвестна).
Печатался Кузмин и в домашнем издательстве Вячеслава Иванова «Оры». В альманахе «Цветник Ор» появилась его «Комедия о Евдокии…», а несколько позже, в конце 1908 года, отдельная книга — «Комедии» (на обложке дата — 1909). Это можно было бы специально не отмечать, если бы не желание Иванова, нигде не сформулированное печатно, но обнаруживаемое в его переписке [266] , сделать и издательство, и альманах орудием борьбы за собственные идеалы в искусстве, противопоставляя их продукцию, тем самым, «московской» фракции русского символизма. Вполне свободно дал Кузмин согласие сотрудничества и журналу «Перевал», который вызывал гнев и негодование у «Весов».
266
См.: Богомолов Н. А.От Пушкина до Кибирова. С. 336–339.