Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765
Шрифт:
Исходя из жизненных интересов своего народа и потребностей русского исторического развития, закладывая национальные основы для развития русской науки и культуры, Ломоносов остается совершенно чуждым каких бы то ни было националистических предрассудков или шовинизма. «Русский Ломоносов был отъявленный ненавистник, даже преследователь всех не русских», — клеветал на него Август Людвиг Шлёцер в своей «Автобиографии». Нет ничего более лживого и несправедливого к Ломоносову. Его яростной борьбой с иноземщиной руководила не мысль о национальной исключительности, а здоровое чувство национальной самозащиты. Россия, стремительно развивавшая свои силы и успешно преодолевавшая свою отсталость, должна была противостоять натиску стран, более развитых в технико-экономическом отношении. Ломоносов стремился оградить свою страну от проникновения в нее враждебных и разрушительных тенденций, от всех и всяческих Попыток закабаления русского народа
Ломоносов ненавидел иноземцев, с которыми он сталкивался в Петербурге, не за то, что они люди чужой нации, а за то, что они мешают развитию русской национальной культуры, навязывают свои, выгодные для них взгляды, создают лживые и пакостные «теории» о мнимой неспособности русского народа к научному и техническому творчеству.
Слишком много видел он на своем веку жадных и наглых проходимцев, с легким сердцем перекочевывавших из страны в страну, не любивших и не уважавших народ, среди которого им доводилось жить, и смотревших на него лишь как на источник беззастенчивой наживы. Ему, как деятелю русской культуры, приходилось постоянно встречать на своем пути наехавших отовсюду самоуверенных и заносчивых невежд, крикливо превозносивших свои собственные мнимые таланты, старавшихся пустить пыль в глаза гостеприимным русским людям, привыкшим глубоко уважать и ценить знания и образованность.
Но люди труда и науки, какого бы национального происхождения они ни были, неизменно встречали у Ломоносова понимание и поддержку, если он видел, что они готовы честно служить его родине. На эту черту Ломоносова еще в 1865 году указывал академик В. И. Ламанский, сам потративший много сил на борьбу с реакционными академиками-иноземцами, вершившими дела в тогдашней Петербургской Академии наук, и все же воскликнувший в своей речи: «Честь и добрая память друзьям Ломоносова, благородным немцам, академикам Рихману и Брауну! Нежная к ним привязанность Ломоносова всего лучше доказывает, что русская мысль чужда узкой национальной исключительности, что под русским народным знаменем возможна согласная умственная деятельность разных народностей. Наша признательная память об этих немцах-академиках служит порукою, что глубокая благодарность России ожидает всех иностранцев, бескорыстно трудящихся в пользу ее просвещения». [337]
337
П. Мельников. Описание празднества, бывшего в С.-Петербурге 6–9 апреля 1865 года по случаю столетнего юбилея Ломоносова, СПб., 1865, стр. 22.
В июле 1761 пода умер Шумахер. Ломоносов остался один на один с Таубертом. Ожесточение Ломоносова достигает предела. В декабре 1761 года он отправляет Кириле Разумовскому донесение с перечнем «пунктов продерзостей канцелярии советника Тауберта» и требует предания его суду.
24 декабря 1761 года смерть Елизаветы и воцарение полоумного Петра III развеяли в прах лучшие надежды Ломоносова. Инавгурация университета не состоялась. Речь Ломоносова во славу наук и русского народа не была произнесена. Но Ломоносов не перестает бороться за развитие русской культуры. После свержения Петра III он пытается обратиться к Екатерине II через всесильного временщика графа Г. Г. Орлова. О нем ходили слухи, что он любил «потолковать о физике, химии и анатомии», поспорить «о параболической фигуре», производил какие-то забавные опыты, наблюдая, как из шелковых обоев «искры сыплются и электризация производится», словом, стремился показать себя просвещенным и любознательным человеком. Орлов почитывал книги по астрономии и даже в своих покоях во дворце устроил нечто вроде обсерватории с телескопом. Ломоносов надеялся найти в нем человека, которому близки интересы русской науки. В письме от 25 июля 1762 года он просит Орлова помочь ему открыть второй университет — «златой здешним наукам век поставить». «Не укосни, милостивый государь, — писал он Орлову, — …учащееся здесь юношество оживить отрадою». Но Орлов остался равнодушен к просьбе Ломоносова.
Ломоносов не оставляет попечения об академическом университете и пытается в труднейших условиях наладить его учебную работу. В декабре того же 1762 года в академическом университете состоялись экзамены семнадцати студентов, получивших хорошие отзывы от профессоров. В «Записке о состоянии Университета», представленной Разумовскому 5 февраля 1763 года, Ломоносов радостно сообщал, что «через год из помянутых студентов человеков двух надеяться можно адъюнктов». Это будут, с гордостью подчеркивает Ломоносов, «действительные академические питомцы, с самого начала из нижних классов по наукам произведенные, а не из других школ выпрошенные».
В сентябре 1764 года, за полгода до смерти, по предложению Разумовского
Особенно настойчиво Ломоносов проводит в своем проекте мысль о необходимости теснейшей связи науки с практическими задачами, связанными с развитием промышленности и производительных сил страны. В двадцати параграфах раздела «О должностях и трудах академического собрания» Ломоносов говорит о задачах каждой кафедры. Геометр должен «приращения чинить в чистой высшей математике», но вместе с тем надлежит ему стараться «о сокращении трудных выкладок, кои часто употребляют астрономы, механики и обще, где в испытании натуры и в художествах требуются». Географ — «издавать новые атласы российские, чем далее, тем исправнее… употребляя на исправление новейшие специальные чертежи», для чего каждые двадцать лет снаряжать специальные географические экспедиции. Химик должен свою науку «вяще и вяще приближать к физике и наконец поставить оную с нею в равенстве, при том не оставлять и других трудов химических, кои простираются до дел практических, в обществе полезных, чево от химии ожидают краски, литейное дело, медицина, економия и протчее».
Ломоносов хочет узаконить регламентом необходимость настойчивого и последовательного вытеснения иностранцев из Академии наук, все еще заполненной людьми, которым были и остались чужды интересы русской культуры и науки. Он требует, чтобы иностранных ученых приглашали в Россию с крайней осмотрительностью и только до тех пор, «пока из природных Россиян ученые умножатся и не будет нужды чужестранных выписывать». «Адъюнктов всегда производить из природных Россиян».
Ломоносов верит в светлые силы и неиссякаемую талантливость своего великого народа: «Когда будет довольство ученых людей, тогда ординарные и экстраординарные академики и адъюнкты быть должны природные Россияне… Честь Российского народа требует, чтоб показать способность и остроту его в науках и что наше отечество может пользоваться собственными своими сынами не токмо в военной храбрости и в других важных делах, но и в рассуждении высоких знаний».
Усилия и надежды Ломоносова скоро оправдались. Уже в первые десятилетия после его смерти многие воспитанники академической гимназии заявили о себе замечательными трудами. Все они поголовно принадлежали к демократическим слоям русского народа и на разных поприщах боролись за развитие производительных и культурных сил своей страны. Мы упомянем лишь о целой плеяде замечательных русских ученых-натуралистов, значительно подвинувших вперед дело изучения природы и естественных богатств России. Среди них были солдатский сын, талантливейший ботаник и этнограф Василий Федорович Зуев (1754–1794) и сын захолустного пономаря, химик Никита Петрович Соколов (1748–1795), ставшие впоследствии академиками. Оба были страстные путешественники. Они участвовали в широко известной в науке экспедиции академика Палласа, выполнили наибольшую часть работ и были соавторами научного описания экспедиции. Книга Зуева «Начертания естественной истории» (1786) превосходила, по отзыву Палласа, все тогдашние иностранные руководства. В. Ф. Зуев первый описал криворожские рудные месторождения и напечатал несколько работ о других полезных ископаемых, в том числе большую статью «О Турфе» (1788). В этнографических трудах В. Ф. Зуева дана яркая и правдивая картина быта и культуры народов Сибири — ненцев и хантов, описаны их обряды и обычаи, причем отмечены пережитки первобытно-общинного строя, что представляет значительную историческую ценность. [338]
338
В. Ф. 3уев. Материалы по этнографии народов Сибири XVIII века (1771–1772), изд. Академии наук СССР, М. — Л, 1947.
Никита Соколов, помимо своих работ по химии и естественной истории, интересовался географией и экономикой. В 1794 году он составил интересное «Описание приисков земляного угля в Калужском местничестве».
Сын солдата Преображенского полка, астроном Петр Борисович Иноходцев (1742–1806), замеченный в юности Ломоносовым, совершил много поездок для определения географического положения различных мест России, читал в глуши лекции на научные темы, разрабатывал проект соединения каналом Волги и Дона.