Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765
Шрифт:
Чичагов принимал всяческие меры предосторожности, чтобы не быть раздавленным льдами. В своей оправдательной записке, представленной после экспедиции, он, между прочим, рассказывает не без гордости о найденном им способе узнавать во время туманов о приближении льдов: «только надобно выпалить из пушки: буде корабль находится на обширной воде, то от оного выстрела воздух потрясется и ударится о находившуюся вблизи твердость, а то и слышно будет на корабле и уверит, в которой стороне и на какой обширности есть лед или берег».
Но и это продвижение с помощью эха было, разумеется, ненадежно. Крепкий ветер рвал снасти «с превеликим визгом», трепетали паруса, скрипели мачты, шумели и кипели волны, ударявшиеся в корабль и готовые бросить его на пловучую ледяную
Достигнув на этот раз 80°30' северной широты и убедившись в невозможности пройти дальше на север, Чичагов 10(21) сентября возвратился в Архангельск.
Экспедиция Чичагова оказалась бесплодной и не дала научных результатов. На борт ее не был принят ни один естествоиспытатель. В течение обоих плаваний не производилось никаких гидрологических и метеорологических наблюдений, никаких специальных измерений, на чем так настаивал Ломоносов. Задуманный им план арктической экспедиции был сорван и обеспложен правительством Екатерины II и сановниками из Адмиралтейств-коллегий.
Нет никакого сомнения, что если бы был жив Ломоносов, он постарался бы добиться от экспедиции научных результатов; вероятно, настаивал бы на продолжении опытов, снова продумав и взвесив все полученные данные; скорее всего предложил бы сделать попытку в другом направлении, не дал бы заглохнуть всему делу. Однако и Ломоносову со всей его неукротимой волей и энергией было не под силу преодолеть все исторические преграды, которые ставило перед ним феодально-крепостническое государство.
Но зароненные им семена не пропали бесследно. С середины XIX века все чаще и настойчивее стали раздаваться голоса о неотложной необходимости для России разрешить проблему Северного морского пути. Горячими поборниками этой идеи выступали выдающиеся русские географы А. И. Воейков и П. А. Кропоткин, энтузиаст Севера сибирский купец М. К. Сидоров, пожертвовавший на полярные экспедиции все свое состояние, наконец, адмирал С. О. Макаров и великий русский ученый Д. И. Менделеев. Во всех проектах, статьях, докладных записках, в которых они ратовали за изучение и освоение северных берегов России и установление Северного морского пути, оживали и воскресали великие идеи Ломоносова, повторялись его доводы и соображения, оправдывались и подкреплялись новыми данными его замечательные предвидения.
Выступая в 1871 году в Географическом обществе с предложением снарядить большую морскую географическую экспедицию от Новой Земли к Берингову проливу вдоль берегов Сибири, П. А. Кропоткин указывал, что это предприятие должно возбудить у северян «дух морской и охотничьей предприимчивости», привлечь внимание к нашему Северу, к нуждам торгового мореплавания, искоренить «ложные представления о жизни на Севере и о ничтожности его промышленных сил».
Мысли Ломоносова развивал и Д. И. Менделеев в докладной записке «Об исследовании Северного полярного океана», представленной им в ноябре 1901 года: «желать истинной, то есть с помощью кораблей победы над полярными льдами Россия должна еще в большей мере, чем какое-либо другое государство, потому что ни одно не владеет столь большим протяжением берегов в Ледовитом океане, и здесь в него вливаются громадные реки, омывающие наибольшую часть империи, мало могущую развиваться не столько по условиям климата, сколько по причине отсутствия торговых выходов через Ледовитый океан».
Менделеев был непоколебимо убежден в полной возможности установления постоянного Северного морского пути. «Между множеством дел, — писал он, — России не следует забывать мирную победу над льдами, и, по моему мнению, можно с уверенностью достигнуть Северного полюса и проникнуть дней в десять от Мурманских берегов в Берингов пролив. Я до того убежден в успехе попытки, что готов был бы приняться за дело, хотя мне уже стукнуло 70 лет, и желал бы еще дожить до выполнения этой задачи,
Но в условиях прогнившего царского самодержавия, пренебрегавшего интересами русской науки и не прислушивавшегося к голосу русских ученых, эта идея оказалась неосуществимой.
Только после Великой Октябрьской социалистической революции снова во всей широте был поднят вопрос об окончательном решении этой проблемы, поставленной Ломоносовым еще во время гражданской войны, 2 июля 1918 года, В. И. Лениным был подписан декрет об организации большой, подлинно научной экспедиции для изучения Северного морского пути. Вскоре начались большие государственные работы по освоению Арктики. И, наконец, в 1932 году, по прямому указанию товарища Сталина, советские полярники на ледоколе «Сибиряков» под командой ледового капитана В. И. Воронина прошли Северным морским путем из Архангельска в Тихий океан в продолжение одной навигации, Мечта Ломоносова была осуществлена.
Глава девятнадцатая. Опала
«Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю,
что обо мне дети Отечества пожалеют».
У деревянной пристани на Мойке стояли баржи. По берегу тянулись новые каменные дома, недавно отстроенные на месте большого пожарища. Здесь были усадьбы князей Щербатова, Путятина, Тараканова. Самый большой дом и самая большая усадьба принадлежали коллежскому советнику и профессору Михаиле Васильевичу Ломоносову.
Дом Ломоносова был в два этажа, с небольшим мезонином. Пятнадцать окон по фасаду молчаливо смотрели на Мойку. С этой стороны не было ни крыльца, ни входа. Большие ворота стояли запертыми наглухо. Два небольших флигеля замыкали усадьбу. Во флигелях жили мозаичные мастера, здесь же разместились погреба, конюшня, поварня. Поодаль стояли сараи, а на самой усадьбе — каменный павильон для готовых мозаичных картин. Здесь находилась «Полтавская баталия» и готовились материалы для «начатия» других каменных полотен. Увитый плющом трельяж и узорчатые ажурные ворота разделяли усадьбу пополам. В глубине виднелись крытые зеленые аллеи, бассейн, молодой фруктовый сад. Ломоносов сам сажал, подстригал и прививал деревья, как заправский садовод. По словам гостившей у него племянницы Матрены Евсеевны Головиной, Ломоносов в летнюю пору почти не выходил из сада, ухаживая за деревьями. [375] Недаром образ сада и рачительного садовника встречается в его одах и торжественных речах. Со стороны сада был широкий проезд к дому. Сюда подкатывала золоченая карета Шувалова, запряженная шестеркой выступавших цугом вороных коней. Карету и гайдуков Шувалов оставлял за внутренней оградой или «у приворотни», а сам шел разыскивать Ломоносова. Ломоносов чаще всего сидел и занимался на просторном балконе в шелковой белой блузе с расстегнутым воротом и в китайском халате. Так он и принимал обычно своих вельможных и невельможных гостей.
375
П. Свиньин. Потомки и современники Ломоносова, «Библиотека для чтения», 1834, т. II, № 2, стр. 213.
Его часто навещали земляки-поморы, постоянно наведывавшиеся по своим делам в невскую столицу. Северяне гордились своим земляком и старались, чем могли, угодить ему. Даже холмогорский архиерейский стряпчий, составляя для своих посланцев «реестр», что кому в Санкт-Петербурге поднести, не забыл упомянуть Ломоносова, хотя, конечно, никакой корысти от него получить не мог. И Ломоносову повезли в дар «часть говядины переднюю» и одну копченую семгу. Ломоносов запросто и радушно встречал земляков в нагольных тулупах, пахнущих дегтем и соленой рыбой. Он охотно принимал простые деревенские гостинцы — морошку, треску и палтусину, а то и задеревяневшие северные шанежки, которыми угощали его в простоте душевной земляки.