Мик Джаггер
Шрифт:
Выступил даже ее бывший парень Майкл Кейн — приумножил микроскопические сведения о ней и намекнул, что Джаггерам, может, и не светит абсолютная гармония: «Я прожил с Бьянкой довольно долго. У нас были прекрасные отношения, и я несколько расстроился, когда она вышла за Мика… Она вечно спорит — это сводит тебя с ума. Наверняка они уже собачатся». И он был недалек от истины.
Однако бывшая подруга, с которой Мик покончил меньше года назад, промолчала; Марианна уже пропала с глаз. Она не слышала о готовящейся свадьбе и ничего не знала, пока не приехала из Беркшира в Лондон на регулярные инъекции валиума, которыми пыталась одолеть героиновую наркоманию. Уже направляясь домой, она на Паддингтоне увидела «МИК ЖЕНИТСЯ НА БЬЯНКЕ» во всех вечерних газетах. В потрясении, она позабыла про поезд, направилась в
Лишь наутро, уже ее отпуская, поимщики сообразили, что эта девица знаменита — во всяком случае, была. Полицейский участок Паддингтон-Грин был новомодным комплексом, открыли его совсем недавно, и, когда Марианна вышла из камеры, ее почтительно попросили расписаться в книге посетителей. Пока там была лишь одна подпись — министра внутренних дел Реджинальда Модлинга, проводившего церемонию открытия. Дрожащей рукой поставить автограф под росписью Модлинга — вот и вся ее слава еще на долгие годы.
Мику и его молодой жене нашли дом в Провансе — виллу под названием Неллькот, на скалах, над бухтой Вийефранш. Прежде эта вилла — скорее, дворец с тяжелыми коваными воротами и рядами романских колонн — принадлежала корабельному магнату Александру Борде. Внутри — лабиринт гостиных ар-нуво: паркет, зеркальные двери, мраморные камины и канделябры. За акрами экзотических садов — частный пляж и пристань. Мик, однако, решил, что все это слишком напыщенно, а к тому же слишком публично, и бедная Неллькот отошла Киту.
На Лазурном Берегу, давным-давно колонизированном богатыми англичанами и американцами, рок-звездам, бежавшим от налогов, было из чего выбирать: шикарные прибрежные виллы, апартаменты, убежища средневековых горных деревень. Все «Стоунз», что помельче, быстро обустроились: Билл и Мик Тейлор — в Грассе, Чарли (чья чувствительная душа не переваривала Лазурного Берега) — в Арле, в воклюзском обиталище Ван Гога, далеко на северо-западе.
Мик, как обычно, раздумывал дольше всех; жил он в «Библе», затем переехал в экский отель «Бастид-дю-Руа», еще шикарнее, а его личная ассистентка Джо Бергман продолжала поиски. В конце концов он выбрал дом в Биоте, рядом с Антибами, — уединенное жилище, принадлежащее принцу де Полиньяку, дяде правителя Монако принца Ренье. Дом традиционно сдавали композиторам и музыкантам, однако классического толка, и де Полиньяк неохотно согласился доверить его пресловутой звезде поп-музыки. Позже он говорил, что у него не бывало жильцов лучше, чем Мик и Бьянка.
Как ни странно, быстрее всех приспособился к новой жизни и больше всех был ею доволен Кит, который так противился отъезду во Францию. На вершине скалы в своем дворце ар-нуво он превратился в цыганское воплощение Дика Дайвера из романа «Ночь нежна» Ф. Скотта Фицджеральда и царил в огромном и текучем кругу друзей и прихлебал, англичан, американцев и французов. В доме редко проживало меньше двадцати человек — в том числе всякие дети, вроде бывших кокаиновых курьеров Джейка и Чарли Уэберов; они плескались в бассейне, загорали на террасах с балюстрадами или рискованно носились с Китом по бухте Вийефранш на моторке, которую он окрестил «Метаквалон-2». В доме регулярно гурманствовало столько народу, что пришлось расширять кухню, — встало это так дорого, что принц Руперт Лёвенштайн только отирал благородное чело. Со временем даже маниакально общительная Анита подустала от бесконечных вечеринок и банкетов и жаловалась: «Почему никто никогда не прощается?» В один прекрасный день вечный праздник утомил и Кита, и они с Анитой бежали в тишину и покой дома Мика Тейлора в Грассе.
Дом Мика и Бьянки, напротив, был безупречно опрятен и очень тих — разве что Мик ставил блюзовые пластинки из своей огромной коллекции, выписанной во Францию, или учился играть на ударной установке в гостиной. В доме жила постоянная домоправительница, морщинистая маленькая итальянка по имени мадам Вилла, чья первоначальная froideur [266] вскоре растаяла пред джаггеровским обаянием. Этот дом
266
Холодность (фр.).
Вообще-то, планировалось, что «Стоунз» не будут лодырничать на солнышке, а сразу приступят ко второму альбому для «Атлантик» — за последние два года у Джаггера и Ричарда накопились песни, не попавшие в лапы Аллену Клейну. Их продюсеру Джимми Миллеру и звукоинженеру Энди Джонсу предстояло кататься к ним из Лондона, а духовая секция — Бобби Киз и Джим Прайс — преданно последовала за ними во Францию и снимала дома на берегу бухты Вийефранш. Обследовали студии звукозаписи в окрестностях Ниццы и Канн, но ни одна не подошла. И тогда Кита посетила идея, которая подарит ему единственный период царствования в «Стоунз». В Неллькот имелся подвал — не подвал, а целый лабиринт, где во Вторую мировую войну, когда здесь жил крупный нацистский чин, якобы допрашивали пленных. Можно ведь записать альбом там?
Под руководством находчивого гастрольного менеджера Иэна Стюарта подвал быстренько обустроили — со свадьбы Мика не прошло и месяца, а запись уже началась. В подвал провели электричество, поставили грубо сработанные деревянные перегородки, за которыми музыканты прятались друг от друга; с сыростью и адской жарой пришлось попросту смириться. Аппаратная размещалась в Мощном Мобиле, припаркованном снаружи. Электричество сбоило и нередко отрубалось вовсе, пока Стю не нашел решения проблемы, которое, выплыви оно на свет божий, привело бы к массовой депортации эффективнее любого наркотика. Одна стена сада выходила на электрифицированную железную дорогу между Ниццей и Монако, Стю умудрился подключиться к ее электросети, и французское Министерство путей сообщения неограниченно и бесплатно обеспечивало «Стоунз» электричеством.
Поскольку дом принадлежал Киту, сессии звукозаписи происходили в Китовое Время. Он вставал около четырех дня, несколько часов тусовался с бесчисленными гостями или у себя в комнате, в обществе шприца. Как правило, глубоко в одиннадцатом часу он подбирал с паркета гитары и ковылял вниз, в деревянных кабинках собирались сессионные музыканты, и включался железнодорожный ток. И поскольку дом принадлежал Киту, каждый трек обычно начинался с инструментала — порой многочасового, пока Кит подбирал нужный убийственный рифф. Мик, вспоминает один свидетель, «чуток играл на губной гармошке, а потом принимался кричать то и сё».
Эта апатия и тотальная расхристанность бесили сосредоточенного и собранного Мика. «Мне там не особо нравилось, — вспоминал он. — Вот эта коммуна, не поймешь — то ли записываешься, то ли живешь, то ли ужинаешь… и очень много народу вокруг толклось». Как потом описал их глубинное несовпадение Кит: «Мик любит понимать, что будет делать завтра. А я рад просто проснуться и глянуть, кто вокруг. Мик у нас рок, я у нас ролл».
Однако, несмотря на отвращение к этой вакханалии, Мик агрессивно, как умел он один, ревновал Кита к любому, кто отнимал у его Проблескового Близнеца чрезмерно много времени. В основном это касалось Грэма Парсонса, который надолго задержался в Неллькот со своей будущей женой Гретчен. Кит и Грэм часами бренчали старые песни The Everly Brothers и невнятно планировали, как Грэм подпишет контракт с «Роллинг Стоунз рекордз». Грэмовы музыкальные таланты Мика тоже привлекали, но, как отмечал один гость, своей безмолвной напряженной ненавистью к ничего не подозревающему сопернику он походил на «тарантула». Кит позже заговаривал о его «странном собственничестве… По-моему, Мик считал, что я принадлежу ему лично».