Миколка-паровоз (сборник)
Шрифт:
— Буфер давайте сюда! — распорядился Миколка.
Сняли тогда буфер с вагона, начали изо всех сил стучать, бить им в запертые двери. Вот заскрежетало железо. Удар, еще удар — и сорвались с петель тяжелые двери. Разбили и вторые двери, и только после этого ворвались в вагон. И — замерли в недоумении: на лавках лежали связанные по рукам и ногам немецкие солдаты и два офицера. Весь конвой налицо.
Конвой, хоть и связанный, есть, да только арестованных нигде нет. Осмотрели все закоулки в вагоне — ни души. Куда они девались,
Тут Миколка заметил светлую щель в полу и догадался, в чем дело. Прорезали арестованные отверстие под лавкой и, прежде чем бежать, напали на конвой, обезоружили и связали, заткнув солдатам и офицерам глотки кляпами. Да и не сами они прорезали отверстие в полу, это для них сделали рабочие еще в депо.
И хоть обидно было, что не застал Миколка своего отца и не удалось ему лично распахнуть перед ним двери арестантского вагона, обрадовался он больше всех.
— Молодец батя! Не покорился, бежал… Тем временем начинало светать. По насыпи приближалась к вагону группа рабочих из ближайшей путевой казармы. Совместными
силами и опрокинули вагоны под откос. Оба — и товарный, и арестантский.
— Долой немецкую тюрьму! — со смехом выкрикнул один рабочий, налегая на телеграфный столб.
Немецких солдат отпустили на все четыре стороны. А сами лесом подались к Днепру, в свой отряд, на партизанский свой броненосец.
История с похищением полковника и побег большевиков переполошили немцев, нагнали на них страху. Начали рыскать по деревням карательные отряды. На рабочих обрушились еще более тяжелые кары.
Борьба принимала решительный и жестокий характер.
Но рабочие не сдавались. Еще медленней ползли от станции к станции поезда. Все чаще выходили из строя паровозы.
Зверели немецкие генералы. Грозными приказами были оклеены дома и заборы в городах. За поимку и за выдачу самых отважных большевиков была обещана крупная награда. Принимались все меры, чтобы переловить людей, которые осмеливались сопротивляться кайзеровским войскам, мешали им грабить города и деревни, распространяли прокламации среди немецких солдат.
Однажды Семка-матрос и дед Астап прослышали, что их головы оценены в сотни тысяч германских марок. Да что Семка-матрос с дедом, даже Миколкина голова значилась в немецком прейскуранте, в их зловещем ценнике. И расклеили его по всем городам и селам, и стояла под тем приказом фамилия генеральская.
Прочитал дед Астап, что настрочил про него немецкий генерал, сложил три пальца в известной комбинации и торжественно промолвил:
— Вот и все, что увидит немчура, и генерал тот тоже!
Семка-матрос лукаво посмотрел на деда Астапа, подмигнул хитровато и велел изготовить специальную печать партизанскую. Два дня провозился Миколка, старательно вырезая из липовой плашки печать. И вышла она на славу, как говорится: рисунок выразительный и крупные буквы. В центре круга красовался искусно вырезанный кукиш. По кругу вились замысловатые буквы, из которых получались такие слова: «Немецким генералам — с любовью от партизан». И вскоре та партизанская печать увенчала собою все генеральские приказы, расклеенные по городам и селам.
Той же печатью метились и партизанские расписки, которые получали немецкие солдаты после того, как у них отнимали награбленное у крестьян добро. И та же печать удостоверяла, что действительно у кайзеровских вояк партизаны отняли в качестве трофеев столько-то карабинов и пулеметов.
Делалось это так. Захватят партизаны немецкий обоз или нападут на патруль, отберут оружие, отнимут лошадей, и приказывает Семка-матрос вездесущему Миколке:
— Выдать им расписку по всей форме и с гербовой печатью!
Строчит Миколка расписку:
«Мы, партизаны, даем настоящую расписку в том, что сорок карабинов, пять револьверов, сорок лошадей, триста пудов хлеба, награбленного у крестьян, принято нами от немецкой воинской части в полном порядке и в полной исправности, что и удостоверяется подписями и печатью. Выдана для предъявления немецким генералам».
Напишет эту расписку Миколка, достанет из торбы печать, возьмет кусок бересты, подожжет ее и, закоптив липовую плашку, прикладывает «кукиш» к партизанской «квитанции». По всей форме получалось. И с гербовой печатью.
Со всей округи сыпались генералу на письменный стол эти самые кукиши…
Осатанел генерал, все силы бросил на расправу с лесными партизанами. Пришлось уходить нашим воинам в глухие чащи. А с пароходом, со славным партизанским броненосцем, — с ним как быть? В лес его не поведешь. По Днепру плавали вооруженные немецкие суда, и не сегодня, так завтра могли обнаружить в затоне пароход и захватить его. Как ни жаль было хлопцам своего броненосца, пришлось расстаться с ним. Светлой лунной ночью, сняв предварительно все пулеметы и пушки, вывели партизаны пароход на середину Днепра и затопили на самом глубоком месте. И стал партизанский броненосец служить свою службу под водой — мешать немецкому пароходному движению. Напорется дном на затопленное судно пароход с кайзеровскими солдатами — и был таков.
Путая следы и сбивая с толку немецких карателей, шел по лесам и по долам партизанский отряд Семки-матроса. А вместе с отрядом шли дед Астап и Миколка.
ВЕСЕЛЫЕ ПОХОРОНЫ
Запутав следы и сбив с толку немчуру, двинулся отряд Семки-матроса к городу, чтобы в случае чего пособить рабочим. А случалось в городе всякое. И вооруженные стычки, и засады, и настоящие бои. Разбился отряд на три группы. Так легче проникнуть через немецкие заслоны.