Миланский черт
Шрифт:
Вначале дорога была асфальтированной. Она вела мимо редких крестьянских усадеб, хлева и сараи которых были перестроены в гаражи и жилые помещения. На некоторых висели таблички «Сдается квартира» или «Abitaziun da vacanzas!». [6] Лишь изредка перед воротами высилась куча навоза, а из открытых дверей хлева доносились топот копыт, сопенье или фырканье.
Соня шла быстро и скоро запыхалась. Новая жизнь требовала от нее восстановить утраченную форму. Когда она работала физиотерапевтом, хорошая физическая подготовка была частью ее профессии. Потом, когда Фредерик уговорил ее бросить работу, она какое-то время сохраняла
6
Жилье для отпуска (романш.).
Дорога из асфальтированной превратилась в проселочную, поросшую посредине травой. В колеях образовались лужи, которые Соне было все трудней обходить. Вскоре ее черные туфли фирмы «Хоган» промокли насквозь. Подходящей для этой местности обуви у нее не было. Видимо, ей все же придется наведаться в единственный местный спортивный магазин и приобрести какие-нибудь туристские ботинки.
Зонт она закрыла и использовала его как дорожный посох. От моросящего дождя волосы на лбу и на щеках слиплись блестящими прядями. В первый раз с момента прибытия в Валь-Гриш она чувствовала себя такой бодрой и беззаботной.
Дорога оборвалась в маленьком заброшенном карьере, который теперь служил автостоянкой. Дальше вела широкая тропинка. Она протянулась через луг и медленно поднималась в гору.
Туман на горизонте сгустился и повис сплошной темной стеной. Подойдя ближе, Соня различила смутные очертания деревьев. Она вошла в сосновый лес и остановилась. Бесшумно моросил дождь. Ни птичьих голосов, ни хруста веток, ни шорохов. Серые мокрые стволы деревьев, вросшие в густой ковер из травы, мха, лишайника и низких кустарников, терялись в мутной, низко висящей пелене тумана. Пахло сырым мхом и размокшей древесиной.
Соня пошла дальше. Тропинка, петляя, как заяц, круто уходила вверх. Соня все ускоряла шаг, скользила и спотыкалась, спешила куда-то, словно вдруг обрела единственную, последнюю возможность оставить далеко позади самое себя.
Наконец подъем закончился. Соня, запыхавшись, остановилась на несколько секунд, потом двинулась дальше. Тропинка описала широкую дугу и привела ее к опушке леса. Там стояла скамья, сделанная из двух половин распиленного вдоль ствола мощного дерева, с выжженной надписью: «Societa da trafic Val Grisch». [7] Тяжело дыша, Соня опустилась на скамью, даже не смахнув с нее капли.
7
Торговое общество Валь-Гриша (романш.).
Перед ней раскинулось пастбище, плавно уходящее вниз и обрывающееся в тумане. В хорошую погоду отсюда, наверное, открывался великолепный вид на долину и горную цепь.
Соня постепенно отдышалась. И вдруг заметила странную метаморфозу: трава, которая еще несколько секунд назад была мутно-зеленой, блестела, как молодой шпинат. Бесцветные пятна и вкрапления, невнятно темневшие на лугу, превратились в небесно-голубой шалфей, белоснежные маргаритки и нежно-розовый горец. Сквозь разрыв в завесе тумана пробилось несколько солнечных лучей, и мокрые травы и цветы вспыхнули, как витрина ювелирного магазина.
И тут Соня увидела радугу. Она родилась в редеющей мгле тумана каким-то размытым сиянием, потом гордо выгнулась изящной дугой, загоревшись всем спектром, и вновь растаяла в серой хмари дождливого осеннего дня.
От ее фиолетового цвета у Сони осталось ощущение, словно от прикосновения к пушистым сережкам вербы, от синего — как от резьбы огромного шурупа, зеленый был на ощупь отшлифованным голышом, желтый — ребристым куском губчатой резины, а красный — внутренней стороной щеки, когда к ней прикасаешься языком.
Но самое странное в этой радуге было то, что на внешней ее стороне, по краю самого красного тона, там, где спектр обычно обрывается, находилось еще что-то. Полоска цвета, которого она еще никогда не видела и назвать который не могла. Едва заметного, неяркого, но Соня была уверена, что не ошиблась. Он выглядел, как аромат кориандра, а на ощупь напоминал шерстку крота.
На несколько мгновений все вокруг преобразилось как в сказке — луг, туман, радуга и сама Соня. Потом брешь в стене тумана закрылась так же неожиданно, как и разверзлась, и солнечные лучи словно кто-то перерезал невидимыми ножницами. На луг вновь легла серая пелена. Радуга исчезла. Но там, где она была, еще с полсекунды догорала полоска цвета, которого не существует в природе.
Соня встала со скамейки и пошла назад. Медленно и осторожно, словно боясь расплескать какую-то переполнявшую ее драгоценную жидкость.
Анна Бруин отбирала перезрелые ягоды и перекладывала их в пластмассовый контейнер. Из одиннадцати корзиночек не очень свежей клубники она сделала восемь корзиночек свежей. Контейнер она поставила в холодильник, а корзиночки вернула на витрину. Потом внесла с улицы рекламный щит и изменила надпись: «Акция! Клубника по сниженной цене!» Может, клюнет кто-нибудь из тех, кто приедет на шестичасовом автобусе.
По улице шла молодая женщина. Анна уже видела ее в деревне. Последние три дня один за другим прибывали новые сотрудники «Гамандера». За теми, кто приезжал на поезде, посылали на станцию карету. В каком еще отеле такое увидишь — чтобы служащих встречали с каретой?
Женщина, проходившая мимо, была одной из сотрудниц. В руке она несла сложенный зонт, одежда ее насквозь промокла. Черные брюки были по колено в грязи, а цвет перепачканных глиной туфель не поддавался определению. Она шла медленно, с торжественно-сосредоточенным выражением лица и, казалось, не замечала дождя.
Анна Бруин весело крикнула ей:
— Allegra! [8]
Чокнутая или не чокнутая — эта чудачка как-никак была потенциальной клиенткой.
Но ответа не последовало. Женщина молча прошла мимо в двух метрах от Анны, не удостоив ее даже взгляда, словно та была невидимкой.
«Э, милая, это ты зря! — подумала Анна. — У нас в горах не любят тех, кто задирает нос».
Соня лежала в ванне. Закрыв глаза, она считала капли, падавшие через большие промежутки времени из старомодного крана. Она насчитала уже триста сорок две капли. Сначала она решила досчитать до ста и вылезти из ванны. Потом продлила установленный срок до двухсот капель, потом до трехсот и наконец — окончательно и бесповоротно — до трехсот пятидесяти.
8
Здесь:Привет! (романш.)