Милая маленькая игрушка
Шрифт:
— Илья? — Я вдыхаю, делая неуверенный шаг в разрушенную комнату.
Он не отвечает, хотя в слабом отражении окна я вижу, как его глаза закрываются, а его челюсть с силой двигается, заставляя сухожилия лопаться. Его явный гнев пугает меня — редкое явление, и я не совсем понимаю, как действовать. После нескольких мгновений колебаний я укрепляю свою решимость и иду к нему.
Он не двигается ни на дюйм, пока я пробираюсь через кладбище книг и мебели, не поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и не говорит ни слова, когда я дохожу до него. Я протягиваю ему руку, слегка кладу пальцы на его мускулистое плечо, и я нахожу его невероятно напряженным, трясущимся от того, что я могу только предположить,
— Что случилось? — Мягко спрашиваю я, мой голос приобретает тон, который можно использовать, когда неожиданно сталкиваешься с диким животным.
— Я не хочу об этом говорить. Ты здесь, чтобы отвлечь меня от дерьма, происходящего в моей жизни, — хрипло говорит он, его глубокий голос почти хриплый.
Наконец, он поворачивается ко мне, и дикое отчаяние в его глазах бьет прямо мне в сердце. Я никогда не видела его таким расстроенным, и это одновременно беспокоит меня и заставляет меня болеть за него. Взяв его за руку, я осторожно поднимаю ее с подоконника, чтобы провести его через сцену разрушения и выйти в коридор. Он охотно следует за мной в свою спальню, его большая рука обхватывает мою, позволяя мне вести — чего он никогда не делал за два с половиной года, что мы вместе.
Я отпускаю Илью, чтобы закрыть за нами двери, и когда я поворачиваюсь к нему лицом, он пристально смотрит на меня, его выражение лица мрачное и полное смятения. Это заставляет мое сердце замирать. Но я отталкиваю это чувство в сторону, вместо этого приближаясь к нему, не отрывая от него глаз. Дотянувшись до бежевого подола моего флисового платья-свитера, я медленно поднимаю его по изгибам, одним движением раздеваясь до нижнего белья. Судя по времени, когда он позвонил, я знала, что это то, что он искал. Никакого ужина или свидания, просто потрахаться. Я стою в своих черных кожаных сапогах по колено. Они хорошо сочетаются с охотничьим зеленым бюстгальтером с драгоценными камнями и бархатными трусиками с высокой талией.
Илья не двигается, хотя его глаза сканируют мое тело, чтобы осмотреть мой гардероб. Я немного не знаю, что делать. Обычно он инициирует сцену, говоря мне раздеться, приказывая мне делать все, что он задумал на вечер. Но не сегодня. Я делаю судорожный вдох, переключая внимание на одежду Ильи, беря на себя ответственность, расстегиваю его пиджак, рубашку, а затем стягиваю их с его плеч и рук, позволяя им упасть на пол.
Я приседаю, раздвигая колени, чтобы дать ему хороший обзор, пока я расстегиваю его ремень и снимаю с него брюки и боксеры. Он не останавливает меня. Он даже заходит так далеко, что снимает свои туфли и штаны, но не подает мне никаких знаков, что я делаю то, что он хочет, — ну, кроме впечатляющей эрекции, которая поднимается наверх, как только она освобождается.
Подняв глаза на Илью, чтобы оценить его реакцию, я хватаю основание его члена и вставляю его в рот. Его челюсть сжимается, а ноздри раздуваются, когда в его взгляде вспыхивает вспышка света. Но он все равно остается напряженным, его плечи сжаты, а руки сжаты в кулаки, даже когда я начинаю сосать его так, как ему нравится.
Чего я от него жду, я не совсем уверена. Мне никогда не приходилось проявлять инициативу, и вдруг я возвращаюсь к своему первому опыту с Ильей, когда я пыталась отсосать ему не зная, как это сделать. Я на удивление теряю равновесие, как олененок, впервые пытающийся встать. И когда я смотрю на лицо Ильи, я не вижу никаких подтверждений того, что я делаю что-то правильно. Если на то пошло, он почти отвлекается, как будто его мысли в миле отсюда, хотя я выкладываюсь по полной, вбирая его член глубоко в свою глотку, пока глотаю его твердый кончик.
Чувство неуверенности, с которым я боролась по дороге сюда, с ревом оживает,
Отбросив всякое чувство здравого смысла, я встаю во весь рост и сильно толкаю грудь Ильи, заставляя его сделать шаг назад. Его колени ударяются о ножку кровати, и он садится, на его лице мелькает легкое удивление.
— Зачем ты вообще потрудился мне позвонить, если хочешь просто депрессировать? — Требую я. — Что, ты просто хотел убедиться, что я приду, когда ты меня позовешь? Ну, теперь я здесь, и ты ясно дал понять, что не хочешь разговаривать. Так что если ты также не хочешь трахаться, что тебе надо от меня? — Боль, сжимающая мою грудь, выливается в едкую злость, мой тон одновременно обвиняющий и обиженный, и я на удивление близка к слезам, что только еще больше меня расстраивает.
Это заводит Илью, и раздражение мелькает на его лице, а его темные, прикрытые веками глаза загорятся новым гневом. Хорошо. Я бы предпочла, чтобы он был зол, а не отстранен. Холодный, отстраненный способ, которым он обращается со мной с тех пор, как я вошла в дверь, ранит сильнее, чем пощечина, которая, судя по его выражению, может быть получена мной. Не то чтобы он когда-либо бил меня так раньше, но, судя по состоянию его кабинета, у него есть потенциал серьезно выйти из себя. Мне все равно. Я зла.
Илья поднимается с кровати, его лицо напряжено от гнева.
— Не разговаривай со мной так, — рычит он, нависая надо мной, когда мы стоим всего в нескольких дюймах друг от друга.
— Ну, какого хрена, Илья? Я здесь, но ты, черт возьми, точно не здесь. Если ты больше не хочешь меня трахать, то хотя бы будь так любезен оставить меня в покое. Я не просто какая-то гребаная игрушка с кнопкой вкл/выкл, которую ты можешь взять или отложить в сторону, когда тебе захочется! Я уважаю то, что у тебя есть гребаная жизнь вне меня, и я не хожу вокруг и не прошу тебя прийти и посмотреть, как я дуюсь. Какое право ты имеешь так со мной поступать?
Я знаю, что веду себя неразумно, что у него явно много забот. Но все мои собственные проблемы заставили меня чувствовать себя опасно уязвимой, а он даже не удосужился спросить о них, пока возводил защитные стены вокруг своих собственных проблем. Неважно, что даже если бы он спросил, я бы не осмелилась сказать ему, что мое растущее волнение во многом связано с мыслью о том, что наш контракт подходит к концу, и я потеряю его навсегда.
Когда мое разочарование взлетает до небес, я снова толкаю его, мои ладони шлепают его по грудным мышцам, когда они соприкасаются. Но на этот раз Илья неподвижен, его тело как неподатливая скала. С молниеносной скоростью он хватает меня за запястья и дергает вперед к своей груди. Тем же движением он заводит мне руки за спину, прижимая мои ладони к моим бархатным трусикам, и смотрит на меня сверху вниз.
Я отвечаю уничтожающим взглядом, задирая подбородок, чтобы посмотреть на него, пока я пытаюсь вырваться из его хватки. Но его руки словно железо, прижимают меня к своему телу, его твердый член упирается в мои бедра. И несмотря на чувство отверженности, которое угрожало поглотить меня мгновение назад, возбуждение затопляет мое тело от явного признака возбуждения.
— Я могу делать с тобой все, что захочу, — обещает Илья с тихим рычанием.
Черт возьми, я хочу, чтобы он это сделал. И в то же время я все еще злюсь на него за то, что он заставляет меня чувствовать себя такой слабой. Я наклоняюсь ближе к его лицу, не желая отступать.