МилЛЕниум. книга 1
Шрифт:
Удивительно, как тесен мир, удивительно как эти дети теперь с Леночкой нашей влюбились. Будто новый виток спирали…
Недели бежали одна за другой, скоро уже и экзамены в институт, а я совсем забросил подготовку.
Мы с Лёлей условились последние два дня до первого вступительного экзамена по химии не встречаться, подготовиться. Поэтому вероятно, сегодня мы задержались с прогулки после кино до глубокой ночи. И едва не поплатились.
Я, в так называемые неформальные группировки, особенно не входил. То есть классе в восьмом-девятом это казалось привлекательным, будоражила этакая разбойная романтика. У всех у нас были клички. Мы собирались под началом старших парней. А
иногда и сами, чтобы поболтать ни о чём. А потом пойти набить морды тем, кто жил на соседней улице. И добро бы за девчонок дрались или ещё по какому-нибудь мало-мальски значимому или интересному поводу – нет. Это просто со скуки происходило и от безделья.
Поэтому мне надоело очень быстро, и я перестал встречаться с теми приятелями. Хотя кличка «Лютер» за мной закрепилась, и даже в школе меня так звали друзья, да и одноклассники.
И вот, в этот поздний вечер мне пришлось вспомнить тот мой опыт.
Вечер был очень тёплый, даже жаркий, даже ветра не было, мы шли вдоль привычных улиц, всё кружа и кружа, приближаясь к Лёлиному дому. Обсуждали просмотренный фильм какой-то фантастический боевик, про киборга, который почти стал человеком, и неожиданно…
На нас набрели те самые, которых я нередко успешно колотил пару лет назад . Если бы я был меньше увлечён нашим с Лёлей разговором, я заметил бы их издали и мы избежали бы этой встречи.
Один нёс кассетник на плече, орущий «Белые розы», это у них гимн?
Глумливой радости у этих красавцев в «варёнках» и, второй год немодных, клетчатых штанах на толстых ляжках, не было предела:
– О, Лютер, рванина, салют! Ты патлы отрастил, – противными, елейными голосами заговорили они, сплёвывая свои дешёвые сигареты.
– Я слышал, совсем металлюгой заделался!
– Да нет, он теперь из чистеньких, на улицу не ходит, в институт готовится…
– Ну-да, ну-да, с девочкой хорошей…
– Две «звезды» из нашей школы!
Я отодвинул Лёлю себе за спину, разглядели уже, кто со мной, тут есть из нашей школы, ещё каверзу дурную удумают.
– Да какая это «девочка»?! – вдруг оскалился какой-то коротышка со сломанным передним зубом. – Это ж Лёлька-проститутка с нашего двора! Она с пятнадцати лет с отчимом своим живёт! Мокрощелка!
– Так может и нам даст?!
Я не жду больше. Сказанного достаточно, чтобы этому похабному придурку все его зубы поганые выбить…
Их человек двенадцать, но я не зря учился в своей спортивной секции всё же. Мало того, что они получили все и очень быстро, я никому не дал даже приблизиться к Лёле, и, воспользовавшись моментом общего замешательства, я схватил её за руку и дёрнув, крикнул ей, растерянной, прямо в ухо:
– Бежим!
Я знаю, они сейчас очухаются и погонятся за нами, если догонят, разозлённые и уже подбитые мною, то… Думать об этом не хотелось.
К счастью Лёля сегодня в туфельках на плоском ходу… мы побежали очень быстро и всё же услышали за спинами их свист и крики: «Лютер! С…а! Кишки выпущу!», мат и всяческие ругательства, а главное – их тяжкий топот. Но мы успели всё отбежать достаточно, чтобы незаметно нырнуть в темноту возле старого дома с полу-развалившемся косым крыльцом и густым кустом сирени под окнами. И здесь замираем в темноте.
Толпа разъярённых парней, распространяя запах недельного пота, сигарет, портвейна и не чищенных зубов, пробежала мимо.
Я знаю этот дом и этот двор, здесь можно пройти на соседнюю улицу, там сталинские дома, большие замысловатые подъезды, хорошо было в детстве в прятки и казаки-разбойники играть… Пропустив банду и подождав для верности пару минут, мы с Лёлей прокрались туда. В одном из этих подъездов мы и притаились.
Страшно. Я смотрела на него в полумраке пропахшего картофельными очистками, подъезда, с мягкими и тихими деревянными ступеньками, освещённого только светом уличных фонарей, Лёня нарочно вывернул лампочку, чтобы нас не могли увидеть с улицы в окно подъезда. Но его лицо было возбуждено, не напугано… на скуле кровь и на переносице, губы тоже он вытер тылом кулака…
– Досталось тебе всё же… – тихо-тихо, едва слышно сказала Лёля, глядя на меня.
У неё так блестели глаза, она так смотрела на меня в этой тревожной темноте…
Я не целовался ни разу в жизни. Я всегда знал, что хочу поцеловать только одну девочку… Только эту – и вот она и я целую её…
Мы прильнули друг к другу, смешав дыхание, соединив наши губы, всё сильнее сближая их, почти сливаясь в одно…
…Мне много раз снились жаркие сны, когда я просыпался с колотящимся сердцем, понимая, что происходит, что произошло, лежал подолгу обессиленный, и чувствовал себя испачканной жертвой заговора моего тела и неумолимого взросления против меня…
Но не сейчас. Сейчас я не был такой жертвой. Я во власти возвышенного, поднявшего нас обоих над землёй чувства, как на…
… картине Шагала… Да, мы воспарили, я растворилась разом в прикосновениях его рта, таких необыкновенно прекрасных, его рук тёплых и добрых, и снова его губ…
…её неописуемых губ… горячих и восхитительных, куда там до этого всем моим разгорячённым снам и тем беспредметным оргазмам… Наверное…
…если сейчас умереть…
…то не заметишь…
…потому что я в Раю…
Я отрывался на мгновение от её губ только чтобы прошептать, совсем
задыхаясь:
– Я люблю тебя!.. Лёля… Я так люблю тебя! – прямо ей в лицо.
– И я! И я люблю тебя! – она обожгла мне губы своими словами и я целую её снова. Вновь взлетая, чувствуя сладостный жар в животе…
… в животе, охватывающий меня всю…
…Мне кажется, я потеряю сознание от счастья…
Никто и никогда не прикасался ко мне. Да и не мечтала ни о каких прикосновениях. Ни о поцелуях, ни тем более о чём-то большем. Фильмы, во множестве появившиеся в последние годы с вездесущими эротическими сценами, вызывали во мне отторжение и чувство гадливости. Сейчас, в эти мгновения я поняла почему: там не было и тени любви… А я сейчас отдавалась любви и испытывала восторг и души и тела вместе…