МилЛЕниум. книга 1
Шрифт:
Мы толчём воду в ступе,
Чтобы залить ею колёса наших бессмысленных мельниц.
Помогите же мне! Помогите!
Впустите воздух! Впустите свет!
Где вы люди? Спешите,
Нам скоро не на что будет смотреть,
Нам некого будет видеть…
Я не писала, потому что думала, что он приедет, а это повредит ему, так мне было внушено. Я боялась этого и мечтала об этом.
Я ничего не рассказала бабушке Тане о Лёне. Слишком больно, слишком много его во мне, я не могу выпустить его из себя, тогда станет совсем невыносимо. Поэтому я только
Я не писала потому что бабушка Вера и мама в один голос мне говорили о том, что тем, что я удерживаю Лёню и не даю ему ехать учиться, я гублю всю его будущее, карьеру и прочее. Взывали к совести, говорили, что нельзя быть такой эгоисткой. Вот я и плачу молча и не пишу…
Я вспомнил про дядю Валеру, о котором, как о добром и отзывчивом человеке, даже своём друге, мне не раз рассказывала Лёля. Но я не знал его в лицо. Мне пришлось проследить за Лёлиной мамой, тогда я его увидел: небольшой, светловолосый и весь какой-то светлолицый, он совсем не производил впечатления мужчины, способного покорить такую красивую женщину, как Юлия Александровна.
У него оказалась кофейная «шестёрка», я запомнил номер и в следующий раз, когда он подъехал к их дому один, а это произошло только через несколько дней, потому что они жили отдельно от Лёли и её бабушки, так что я измаялся в своей «засаде» – сломанной телефонной будке, через дорогу от Лёлиного дома.
– Дядя Валера! – я побежал со всех ног, увидев его одного, и понимая, что обращаться так к незнакомому молодому человеку ужасно глупо. Но как ещё я его назову, «товарищ Валерий»? Зато он сразу понял, кто я такой. Вблизи он, сероглазый, светловолосый, нос-уточкой, показался мне ещё более обыкновенным и даже невзрачным, чем издали, пока не улыбнулся.
Улыбка у него… не знаю, какая-то лучезарная: глаза загорелись чудесным светом, и весь он преобразился, будто осветившись изнутри и излучая свой свет на меня. За это его, наверное, и любит Лёлина мама, подумал я…
– Ты… Лёня? – спросил дядя Валера, оглядев меня.
– Да. Извините, за…
– Да ладно тебе. Ты чего тут? Лёля уехала и ты, говорят, учиться едешь.
– Не еду. Вы не знаете, где Лёля?
Он долго смотрел на меня.
– Написать хочешь? – чуть прищурившись, спросил он.
– Нет, я… хочу… Поехать к ней… За ней… – чёрт, я не знаю, как правильно…
– Неужели поедешь? – он разглядывал внимательно моё лицо, будто хочет прочесть меня. Потом весёлые почти насмешливые искорки зажглись в его прозрачных глазах. – Что, и деньги есть?
– Есть деньги… – соврал я, – скажите адрес, дядь Валер!
Он не расспрашивал больше, достал бумажку с адресом из кармана.
– Я, знаешь ли….– улыбнулся он, – ждал, что ты придёшь ко мне, заранее адрес переписал. Я думал, если они обе, и Юля, и Верочка, так напугались тебя, значит, всё правильно я про вас с Леной понял, стоящий ты парень и неправильно вас разлучать. Долго караулил меня тут?
– Почти… неделю… Спасибо! – я от счастья даже обнял его, очень крепкого, между прочим, а с виду и не скажешь. А он засмеялся.
– Не за что, металлист, когда-нибудь обещай сыграть свои песни. Ленка все уши прожужжала, какой ты артист, – он всё смеялся.
Я хотел бежать уже, но он остановил меня, протянул две бумажки по сто рублей:
– Бери-бери, не ломайся, знаю, что нет у тебя денег.
– Дядя Валера…
– Беги, «племянничек», привет от меня Лене передай!
– Ты куда это собрался? – дед вошёл ко мне и застал за недолгими сборами в дорогу.
Я обернулся почти испуганно, будто меня застали за преступлением, но я уже отобьюсь – главное, у меня есть адрес!
– Дед, мне надо…– сказал я, уклоняясь даже смотреть ему в глаза.
Он посмотрел на меня с хитрым прищуром:
– И… где она, принцесса твоя?
Дед всё же молодчина у меня, понял всё без объяснений, я показал бумажку с адресом.
– Это в Мин-Воды надо, – проговорил он, прочитав.
– Знаю.
– «Знаю», – передразнив меня, хмыкнул он, – а что билет ты просто так не купишь,
знаешь? Лето на дворе, это же курорт.
– И что? – не понял я.
Я так разогнался, что у меня нет времени подумать о том, что говорит дедушка.
– Подожди, Ромео.
Дед вернулся через несколько минут, притворил дверь плотнее, и сказал вполголоса:
– Билет стоит тридцать рублей, – он выразительно посмотрел мне в глаза, – положи в паспорт сотню, и говори, что тебе надо, глядя кассиру в глаза.
– Это чё… взятка что ли?
– Взятка-взятка, если хочешь так назвать, – дед вроде смутился немного, что учит меня взятки давать? – Да… ещё, я прикрою тебя перед нашими, скажу, ты в Москву поехал с приятелем, у которого родственники, что в общежитие устраиваешься… Только ты, Алёша… Не опаздывай на учёбу.
Сказать ему сейчас, что я забрал документы… Нет, тогда он мне ещё по уху врежет, хотя никто меня, конечно, не лупил, но за то, что я уже сделал, могут. Потом расскажу, успею получить свои плюхи.
– Что-то не нравится мне, что Лёля так много плачет, а, Алёша? – я посмотрела на мужа, он всегда хорошо понимал меня, как никто. И… Если бы не он, я никогда не смогла бы пережить Колину смерть…
Он посмотрел на меня:
– Может она влюбилась? По институту так не плачут, по-моему.
– Да, вторую неделю она здесь, а по-моему становится только хуже, – вздохнула я.
Лена была на веранде где-то, мы с Алексеем на кухне, отдельным зданием выстроенной во дворе, скоро обед, он уже хлеб порезал, масло достал.
Залаяля Найда во дворе, кого-то принесло…
Я добирался до этой станицы под Пятигорском, будто проходил цепь испытаний в компьютерной игре, которыми так увлекались мои друзья, просиживая ночи у мониторов, и проходя уровень за уровнем. Вот были мои: электричка из Н-ска до Киевского вокзала в Москве, автобус до Внукова, там – в билетные кассы, дедова метода сработала безотказно. А с самолёта в Мин-Водах снова электричка, дальше: найти в большом курортном городе, где я никогда не был, автовокзал, дождаться автобуса на Лысогорскую, так ещё, оказалось, прямого автобуса нет, надо на проходящем, до отказа забитом людьми и жарком как духовка, но и это ещё был не конец…