МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 5
Шрифт:
Тут мы услышали стук открывшейся входной двери, дверь в комнату тоже открылась, заглянул Стерх с Митей на руках:
– Ребёнка возьмите, я в снегу весь, пока через двор шёл… Почистить дорожку вам, белоручкам невместно? – рокочущим голосом проговорил он, как ни в чём, ни бывало.
Алёша подхватил Митюшу вялого и сонного в толстом комбинезоне и шапке. Сам Стерх раздеваться и проходить не собирался, остановился за порогом, в сенях, только куртку тряхнул, смахивая снег, но её, он, видимо, набросил только, чтобы
– Что уставились-то? – сказал он. – Лёлю не ждите, с Митей буду приезжать видеться, как и раньше, а Лёля со мной.
– Где сейчас Лёля? – спросил я.
– Как она могла Митю вернуть нам, а сама остаться… Чё ты несёшь? – вмешался Алексей, продолжая держать ещё одетого Митю.
– Мы улетаем завтра на Мадейру. Ей надо… отдохнуть… после аборта… – сказал Стерх, без тени смущения произнося это слово, от которого у меня мороз по коже… – И вообще от вас двоих, м…ков. Так что, понянчите сына, пока нас не будет.
– Куда вы улетаете, все рейсы задержаны, коллапс во всех аэропортах! – Алексей, прищурив веки, смотрит на него: – Где Лёля, сволочь?!
– Я за «сволочь» тебе зубы выбью! – прорычал Стерх, сверкнув на него глазами. – Мы из Пулкова полетим завтра вечером, если тебе интересно, а сутки побудем в Северной Пальмире… – и усмехнулся, очень довольный собой: – Не расстраивайтесь, докторишки, женщины любят богатых и удачливых, а не тех, кто выпал из обоймы. Счастливо оставаться!
С этими словами он вышел. Мы с Алёшей смотрели друг на друга в полном недоумении, потом Алексей, побледнев, сделал шаг ко мне:
– Раздень уже парня! – он отдал мне Митю и бросился вслед за Стерхом.
Но я последовал за ними во двор. Алёша несётся за Стерхом, поскальзываясь и падая:
– Стой! Где Лёля?! – закричал он, прикрикивая ветер, сквозь густой снег.
– Не понял что ли? – Стерх обернулся уже у своей машины. – У меня дома Лёля! Во сне её увидишь теперь, рыжий!
– А ну стой! Что ты врёшь мне, слова правды не сказал, сука… Где ты запер её?! – Алёша подбежал уже к самой его машине, но Стерх оттолкнул его с силой и Алёшка полетел в сугроб, пока он выбирался оттуда, Стерх уже, взметнув колёсами два веера снега, выехал из нашего тупичка.
– Папа пай… – тихо говорит Митя. – Киюска, папе бой?
Мы вместе смотрим, как Алексей выбрался из сугроба весь белый, густо облепленный пухлым снегом как ватой.
– Нет, папе не больно, ты не бойся, малыш. Вон он идёт к нам, – успокоительно сказал я.
– Папа… – тихонько произносит Митя, глядя как тот отряхивает снег.
Я посмотрел на малыша, а ведь у меня есть, у кого спросить, что же случилось здесь:
– Митюша, где мама? – спросил я самого правдивого свидетеля, какой только может быть.
Он вздохнул серьёзно:
– Мама забое, – у него делается такое личико, что я понимаю, что он сейчас заплачет.
Мы все трое вернулись в дом, молча раздели, начавшего хныкать Митюшку, едва сняли комбинезон и шапку, он попросил пить и жадно, обливаясь, выпил полстакана воды, после чего окончательно осовел, и Алёша, выпросив у меня, отнёс его наверх, уложить в кроватку…
Как дорого нам стоит ложь чужая,
Какой дешёвой представляется своя.
Мы лжем, как дышим, и, не замечая,
Что ложью отравляем даже Небеса.
Мы лжём любимым, чтобы лучше им казаться,
Мы лжём себе, для той же глупой цели.
Мы и в молитве тоже лжём, надеясь, что Он это не заметит
и всё простит, как всё прощает детям неразумным всем своим.
Мы лжём от страха,
Лжём от любви,
Для выгоды – всегда.
для выгоды никто не скажет правды.
И где остановится?
Где нам найти границу лжи?
Мы задыхаемся и топим в лжи друг друга,
Детей, родителей, и всё вокруг замазываем ложью безнадёжно.
И так, что после мы не можем верить самой чистой истине
и самой честной правде…
… – Что ж не привёз похвастать красоткой молодой? – усмехается злыми тёмными губами Мымроновна. – Не отвечает теперь? Знаешь, как говорят: «Муж в Тверь, а жена в дверь!»
Я обернулся к ней:
– Знаешь, что на этот счёт говорят старые ловеласы? – я улыбаюсь. – Лучше впятером есть прекрасное пирожное, чем одному дерьмо.
– Так я дерьмо стало быть?! – воскликнула Галина, вскипая ни того ни с сего.
– Строго говоря, тобою я ведь не одиночку угощался, а Галя? Или ты Виктора совсем сбросила со счетов?
– Ну… ты на Виктора не переводи! Нашёл соперника тоже мне! – запальчиво восклицает Галина.
Я недоумеваю уже, правда, перебрала, похоже, новая завкаф.
– Ты чего взъелась-то? Хороший вечер вроде был…
И вдруг она бросилась мне на шею, посреди метели, вьющейся над ночной Москвой это как-то особенно нелепо:
– Кирилл! Уезжаешь… расстаёмся навсегда! Я… как же так?! Кирилл! Столько лет… – неожиданно она зарыдала в голос, что называется, заголосила. Вот глупость…
– Да ты что, Галя… – я растерянно пытаюсь отвертеть её руки от своей шеи, так неожиданно она вдруг напала, что я оказался не готов ответить. Выпила лишнего, уже, несомненно.
…Моя растерянность привела к тому, что мы оказались в арбатской квартире… Галина ведёт себя сегодня, как не вела никогда, будто она курсы обучения мастерству секса какие-то абсурдные прошла или сплошь эротические фильмы смотрела в последние месяцы. Всё это фальшиво и глупо, от этого неприятно. К тому же Галина берётся ещё и за допрос: «делает тебе так твоя молодуха?», кошмар…