Миллениум
Шрифт:
Её лицо, в отличие от правильной фигуры, не казалось гармоничным. Напротив, в нём чувствовался лёгкий диссонанс между невысоким лбом, длинноватым носом, большими коричневого цвета глазами и маленьким сочным ртом. Можно было подумать, что лепивший её мастер с особой тщательностью потрудился над фигурой и немного поспешил с лицом, оставив его напоследок, отчего в лице ощущалась тонкая небрежность, которая, надо сказать, пошла лишь на пользу, придав облику женщины неповторимый шарм и обаяние.
Они выбрали, каждый себе, завтрак, присели за круглый столик, рассчитанный на двоих, и познакомились наконец. За едой Элла рассказала свою историю, сделав это искренне и смело, что нередко случается при встрече с чужим человеком.
– Я рано вышла замуж, в восемнадцать лет, когда училась вместе с ним, – тут она махнула головой в сторону спортзала, – в московском институте. Он старше на пять лет. Очень пылкий! Не поверите, как увидел меня, упал на колени и закричал: «Вы самая красивая девушка на свете! Хотите, буду вам служить?» На испанском языке закричал, но я его сразу поняла и согласилась. Так и служит до сих пор. После института, в девяносто первом, увёз меня сюда, в Испанию, поселил на винограднике и выполняет все мои желания, кроме одного. Не любит, чтобы я ездила в Россию, боится, что сбегу, хотя зря. У нас два сына, девяти и семи лет. Муж готов принять всех моих родственников, всех друзей, лишь бы я к ним не летала. Вот сюда только и выезжаем, потому что тут много наших, есть с кем поболтать и немножко отвлечься.
Элла замолчала, сосредоточив внимание на гамбургских колбасках, которые она густо смазывала горчицей. Затем не спеша выпила кофе и приступила к инжиру, аккуратно разламывая винную ягоду на две части.
– Нет-нет! – усмехнулась она, поймав на себе грустный взгляд Геннадия. – У меня всё хорошо, на самом деле! О чём можно мечтать? Я же понимаю. Только иногда вдруг так тошно сделается на душе, хоть волком вой. Как будто что-то упустила или потеряла. Почему? Не знаете?
– Вы сами прекрасно знаете почему, – сказал Геннадий очень серьёзно.
Он покончил с беконом и ел французскую булочку. Подождал вопроса и, не дождавшись, произнёс, не глядя на Эллу, другим, более откровенным тоном:
– Твоя жизнь как сказка, в ней не хватает беглого штриха, какого-то изъяна, чтобы сделаться похожей на правду.
– Никаких штрихов! Тем более беглых! – довольно резко ответила Элла и тихим шёпотом добавила: – Его брат матадор. Вы бы видели, как убивают несчастных быков!
Встряхнув веером, она спряталась за красным нарисованным драконом.
– Но вы-то не участница корриды! – воскликнул Геннадий.
Положив булочку на блюдце, он отодвинул веер. Округлившиеся глаза Эллы блестели, как горячий шоколад.
– Ты спрашиваешь, что ты потеряла? Может быть, встречу со мной? Как думаешь? Или наш с тобой отпуск в деревне, где пруд и ромашки?
– Это слишком, – ударила Элла веером по столу и медленно, словно нехотя выговорила: – Ты не имеешь права. Я была с тобой откровенна не для этого… ухожу.
Она встала, несмотря на умоляющий жест Геннадия, не позволив дотронуться до себя, усмехнулась, привычная к более грубому обращению, и пошла. Геннадий смотрел на грациозную спину женщины, на её волосы, отливающие пепельным оттенком, на мелькающие под сарафаном внутренние стороны коленей, на тонкие загорелые щиколотки и думал о том, что отпуска, на который он настроился – спокойного, ленивого, такого отпуска не будет.
Он приехал на средиземноморский курорт не за романом. Хотелось выспаться, поплавать, прожариться на солнце ради собственного здоровья, но вдруг попал под обаяние женщины, с которой познакомился лишь час назад, за поцелуй с которой готов отдать весь отпуск! Куда подевалась холодная рассудочность разочарованного в любви человека? Где та ирония, та заведомая лёгкость к случайным связям, не допускающая намёка на их продолжение? И как быть с тем, что творилось сейчас в душе, напоминая о юношеских мечтах, несбывшихся и давно забытых?
Женившись по любви, Геннадий прожил с женой пять лет, большая часть из которых пришлась на её отъезды к родителям. Приняв спокойный нрав супруги за глубину натуры, он постепенно убедился, что за спокойствием скрываются неразвитость чувств и эгоизм. В жене не было не только любви к нему, своему мужу, но даже простого любопытства. Ей было безразлично, в каких рубашках он ходит, с кем водит дружбу, когда отмечает профессиональный праздник юриста. Святое братство афганцев-однополчан осталось для неё пустым звуком.
Три года назад он развёлся, не выдержав упрямо-вялого, равнодушного ко всему, кроме собственной персоны, характера жены. Расставшись, утешил себя короткими романами, а вскоре пришёл к выводу, что никакая влюблённость в подмётки не годится той молниеносной страсти, которая, вспыхнув, как сухие щепки в костре, сгорает, оставив после себя дымок приятных воспоминаний. Это держало в тонусе, а кроме того, освобождало от обязательств. По опыту зная, что не стоит разводить сантименты, умея контролировать себя, Геннадий глядел на удаляющуюся спину Эллы и с каждым её шагом чувствовал, как ломаются его представления о счастье. Оказывается, он всегда мечтал о такой женщине и сейчас хотел лишь одного – быть с ней рядом.
Вечером того же дня он познакомился с мужем Эллы, когда супруги вышли из номера и почти наткнулись на Геннадия, уже полчаса караулившего их. Это оказался очень жилистый, смуглый, необычайно вёрткий высокий мужчина с пронзительным взглядом чёрных, светящихся хищным блеском глаз. На нём были короткие шорты с лёгкой рубашкой, и там, где заканчивалась одежда, начинались густые курчавые волосы, покрывавшие всё тело испанца. На шее висела массивная золотая цепь, утопающая в кущах буйной растительности на его каменной груди, а на безымянном пальце правой руки красовалось широкое золотое кольцо с бриллиантами. Элла снова была в сарафане, теперь уже орехового цвета, и тоже с крупной цепочкой на шее. Широко взмахнув газовым шарфиком, женщина накинула его на плечи и приветливо шевельнула бровями в сторону Геннадия.
– Hi! – сказала она.
– Buenas tardes! – ответил Геннадий и пошёл с ними рядом.
– Наш сосед? Жена говорила про вас, она из России, ей будет приятно пообщаться, – произнёс хриплым голосом испанец и вежливо представился, слегка наклонившись вперёд: – Антонио. Мы здесь неделю. Вода, обстановка не сравнятся с Андалусией, но тоже неплохо. Элла любит это место, ждёт не дождётся, когда поедем. Все русские почему-то любят Каталонию, хотя к нам ближе Атлантика. Там тише.
Всё это он сказал по-простому, с едва скрываемой обидой на жену, сильно картавя звуки, но грамматически правильно. Геннадий назвал своё имя и спросил, не составит ли Антонио партию в бильярд? Тот согласился. Сразу после ужина они втроём спустились в бильярдную комнату, расположенную под рестораном, и Геннадий в два счёта обыграл испанца, который от неожиданности не успел удивиться, только хмыкнул и поинтересовался, хлопнув в ладоши и хитро прищурившись: