Миллиард секунд

– Ты знал, что миллиард секунд – это почти тридцать два года? – она подходит со спины и протягивает телефон. Смотрит своими большими глазами то на экран, то на меня. Радостно. Аж светится вся. – Вот, гляди. Пишут, что после этого жизнь меняется. На космическом уровне, понимаешь?

– Думаешь, к тридцати двум за мной прилетят инопланетяне и откроют вход в другую галактику?

– Нет. Просто ты уже прожил миллиард секунд, а я еще нет. Вдруг что-то изменится, ну… – мнется неуверенно, как в первые дни пребывания в моем доме, –

– Эй, – поднимаю ее личико за подбородок, – у нас ничего не изменится даже спустя сто миллиардов секунд, слышишь?

Ева осторожно заглядывает мне в глаза. Робко. Словно боится увидеть в них что-то пугающее, а через долгие три секунды пухлые губки растягиваются в легкой улыбке. Те самые, которые еще с утра находились в моем плену, которые шептали что-то несвязное.

Кричали в порыве страсти…

За ней хочется наблюдать вечность. Смотреть в ее волшебные глаза, разглядывать правильные черты лица. Точеные. Как у фарфоровой куклы из Детского Мира. Ее можно было бы принять за куклу, если бы она не проявляла никаких эмоций и не улыбалась сейчас. Все шире и шире. Вот и зубки белые появились. И ямочка на щеке. И блеск в родных глазах.

– Ты же знаешь, что я люблю тебя больше жизни. Мое сердце будет биться, пока бьется твое, – касаюсь ложбинки между двумя округлыми холмами, спрятанными под моей рубашкой, смещаю ладонь чуть левее. Туда, где чувствуются учащенные удары. – Ты мне очень…

– Ладно, поняла. Заканчивай со своей романтикой, – перебивает и накрывает мои губы своими. Не нежно касается, как раньше, а с напором, с дерзостью. С уверенностью, что я отвечу.

Может пройти много времени, но мои чувства к ней не изменятся. Любовь никуда не исчезнет, лишь перейдет из одной фазы в другую. Могут пройти сотни, миллионы, миллиарды секунд, но в какой-то момент я встану перед окном, открою его нараспашку, почувствую легкий летний ветерок на лице…

И осознаю одну важную вещь: свое обещание я так и не выполнил.

За несколько месяцев до событий в прологе

– Выходи за меня.

– Я хочу уйти, – произносит Яна почти одновременно со мной.

Чувствую себя героем бабского сериала по федеральному каналу. Знаете, где кричат: «Да она любит тебя! Она не может любить меня! Да я люблю тебя!». Вспомнили? Вот примерно в такой же ситуации я оказался, только третьего лишнего тут не было. Я сам оказался в этой роли.

Теперь давайте представим всю картину в красках. Мы сидим в лучшем ресторане с видом на столицу. Вечерняя Москва освещается множеством огней, на трассе привычные пробки на фоне снежных сугробов у обочин. Приглушенный свет над нашим столиком создает романтическую атмосферу, бокалы лишь на четверть наполнены ее любимым гранатовым вином.

Сижу напротив с протянутой вперед бархатной коробочкой. Продавец сказал, что таких колец больше не продают, камень больше пяти карат. Она любит такие. Пафосные, помпезные. Ее стиль.

После долгой подготовки к этому ужину я получаю в ответ:

– Почему?

– Понимаешь… – медлит Яна, сминая в руках салфетку, – ты постоянно занят в студии. То с натурщицами, то еще с кем-то. Домой приходишь пару раз в неделю. А мне внимание нужно. Твое внимание…

Да ладно! То есть за два года беготни за ней я не уделял внимания? А три года отношений? И еще два года совместной жизни, когда я пылинки с нее сдувал? В последние недели я был занят подготовкой к выставке, но это не значит, что и раньше я вел себя, как эгоистичная скотина!

– Ты же знаешь, скоро выставка, нужно подготовить работы. Я даже половину не написал…

– И еще… – перебивает она. Да оставь уже в покое эту чертову салфетку! Сколько можно ее теребить? – Я семью хочу, детей.

– Я тоже…

– Если бы хотел, то я давно бы родила, – внезапно выкрикивает она, подняв на меня взгляд болотных глаз. Чуть влажный. – Сколько мы пытаемся? Полгода? Год? Все без толку! Я здорова, а ты…

– И я здоров.

– Твоих слов недостаточно.

То есть год без сигарет, алкоголя и прочей дряни прошел зря? Я зря, что ли, ел одну траву, запивая все травяным чаем, и ходил в качалку три раза в неделю – тоже зря? Ладно, качалка присутствовала в моей жизни еще до наступления ада – во имя здоровья, но все остальное…

– А что достаточно?

– Для этого анализы нужно сдавать, а ты ни в какую не хочешь идти!

– Со мной все нормально! – цежу я сквозь зубы. – Сама знаешь, я сильно занят.

– Вот поэтому я и хочу разойтись.

Осознание происходящего приходит не сразу. Может, алкоголь виноват, может, шок, может, еще какая-то хрень в голове поселилась. Не знаю, если честно. Но сейчас я готов пойти вместе с ней в клинику, пройти дурацкие процедуры, которые вызывают дикую боль, и лишний раз убедиться, что со мной все в порядке.

– Ян, давай все обсудим нормально. Не руби на корню.

– Как с тобой все «нормально» обсудить? Ты все время закрываешься от меня, ночуешь в своей мастерской. Каждый раз! Вспомни! Каждый раз, когда я хочу поговорить о детях, ты уходишь. Я устала.

Яна смотрит на меня, как на заклятого врага, ее грудь в вырезе элегантного черного платья то высоко поднимается, то опускается, ноздри раздуваются. Но злится Яна недолго. Отдышавшись, снова опускает глаза. Маленькая капелька падает на тарелку с остатками салата.

– Прости…

Вот и писклявость в голосе появилась. Довел девчонку. Это если со стороны посмотреть. Но на деле складывается ощущение, что довела как раз она. До края. Туда, где больше нет мира. Сплошной белый холст без конца.

– Я оплачу счет и… – лепечет она.

– Иди. Сам разберусь.

Впервые в жизни она не перечит. Тихо стаскивает с колен тканевую салфетку, тихо поднимается и легкой походкой, за которой я так любил временами наблюдать, выходит из ресторана. А потом и из моей жизни. Пытаюсь запомнить и ее шикарную фигуру в форме песочных часов, и идеально уложенные в аккуратный пучок волосы, и легкую улыбку, которой она одаривала окружающих.