Миллиметрин (сборник)
Шрифт:
Владлену Петровичу для счастья не хватало каких-то там тридцати тысяч рублей.
Счастье стояло в автосалоне и называлось «Жигули» пятнадцатой модели. Оно было цвета «баклажан». В одной крутой конторе, где работал папа ученика, которому была обещана золотая медаль, Владлену Петровичу пообещали затюнинговать это счастье по последнему слову моды – литые хромированные диски, спойлеры, антикрылья, тонировка. Но не хватало всего каких-то там тридцати тысяч, чтобы забрать «Жигули» из салона!!
Поэтому, вместо того, чтобы прогнать мамашу, Владлен Петрович снова
– Сколько? – оборвала его на полуслове мамаша. Она больше не плакала, она разматывала на шее косынку, словно та душила её.
Владлен Петрович оценивающим взглядом окинул её.
Странная она всё-таки женщина: стоптанные сапоги, поношенное пальто, неухоженные волосы, лицо без косметики и…такое кольцо.
Как бы не продешевить?
Если б не кольцо, он попросил бы у неё тысяч десять, не больше, но с кольцом…
– Я думаю, тысяча долларов помогут решить нашей гимназии проблему с протекающей крышей.
– Тысяча?! – ахнула мамаша, прикрыв рот рукой, на которой полыхнула россыпь мелких бриллиантов в обрамлении белого золота.
– Ну, если вы не сможете…
– Смогу! – выкрикнула она и выбежала из кабинета так стремительно, что Владлен Петрович и рта не успел открыть.
Она принесла деньги не следующий день.
Тысячные купюры были завёрнуты в ту самую косынку, которая душила её вчера. Мамаша положила свёрток на стол и отдёрнула от него руку, словно он жёг ей пальцы.
Кольца на руке не было.
– Тут всё до копеечки, – мёртвым голосом сообщила она и пошла к двери.
– Приводите завтра свою дочь в четвёртый «г» класс, – сказал ей вслед Владлен Петрович, но мамаша никак не отреагировала.
Вышла, тихо закрыв за собой дверь.
– Эй, а платок?! – крикнул директор, но дверь так и осталась закрытой.
Трогать чужую косынку явно не первой свежести было неприятно, но «Жигули» пятнадцатой модели цвета «баклажан» требовали жертв.
Владлен Петрович брезгливо развернул свёрток и пересчитал деньги. Двадцать шесть тысяч пятьсот рублей – тысяча долларов по нынешнему курсу.
Косоротов улыбнулся, достал бумажник и добавил к пачке денег своих три тысячи пятьсот рублей.
Тридцать тысяч – копейка в копейку. Он любовно погладил пачку.
Литые хромированные диски, спойлеры, антикрылья и тонировка теперь ему обеспечены, потому что он сможет, наконец, забрать «Жигули» из салона. И чёрт с ней, с потрёпанной косыночкой, пахнущей чужими духами…
Пару раз он видел эту Олечку а коридоре.
Худенькая, бледная до прозрачности, с огромными серыми глазами, кажущимися ещё больше на фоне не отросших после химиотерапии волос.
Она жалась спиной к подоконнику среди бушующей кричаще-визжащей кутерьмы перемены.
– Лысый скелетон! – проорал в её адрес рыжий здоровый парень лет двенадцати. Он пихнул её кособоким рюкзаком в бок и побежал дальше.
Косоротов отвёл глаза и постарался побыстрее проскочить бурлящий школьными страстями коридор. Он был сторонник
«Жигули» пятнадцатой модели уже перекочевали в гараж Владлена Петровича, дожидаясь свой порции тюнинга…
Да, в этом мире выживает сильнейший.
И это единственно верная правда.
О том, что какая-то женщина бросилась под трамвай, он узнал из вечерних «Новостей».
– Смотри, Владик, смотри! – с набитым ртом закричала Зоя, тыкая пальцем в маленький экран кухонного телевизора. – Смотри, вот дура-то, сама под колёса кинулась! Шизофреничка, наверное!!
На ужин была запеченная курица. Зоя с азартом вгрызлась в куриную ножку, косясь на экран одним глазом.
На экране растерянный водитель трамвая рассказывал в микрофон о том, что какая-то женщина спокойно шла по пешеходной дорожке, но, заметив приближающийся трамвай, вдруг бросилась под колёса. Затормозить он не успел. Женщина скончалась до приезда «Скорой».
Камера деликатно скользнула по земле, выхватив лужу крови, полу поношенного пальто и безжизненную руку с тонкими, детскими пальчиками.
Владлен Петрович вскочил.
Он узнал эту руку. Он узнал бы её из тысячи рук, а почему – он понятия не имел.
– Ты чего? – подняла на него удивлённые глаза жена.
– Эта женщина покончила с собой, точно вам говорю! – затараторила в микрофон какая-то тётка в меховом жилете. – Полчаса тут по дорожке ходила, ходила! Как трамвай приближающийся увидит, так бледнеет вся и через пути перебегает! Прямо перед трамваем! Да вы вот у людей поспрашайте, они вам расскажут, что водитель нисколечки не виноват! Она специально под колёса бросилась, а перед этим тренировалась ещё! Я тут в киоске недалеко торгую, так мы с напарницей даже в милицию звонить хотели, да не успели, всё-таки зацепило её…
Косоротов вышел в коридор и одел дублёнку.
– Ты куда? – выскочила за ним жена, на ходу вытирая жирные губы салфеткой.
– Пойду, прогуляюсь.
Никогда так не ныло под ложечкой.
Никогда жена не казалась такой толстой и глупой.
Оно так и не дождалось своего тюнинга, его «баклажановое» счастье.
Вот уж не думал Владлен Петрович, что самоубийство какой-то чокнутой мамаши так выбьет его из колеи!
Вот уж не думал…
Ведь в этом мире выживает сильнейший.
«Прогулка» закончилась тем, что он взял в гараже машину, разогнался и со всей дури влупился в кирпичную стену. Нет, не так, чтобы самому пострадать, но пятнадцатой модели несладко пришлось: оптика, бампер, капот – всмятку. Он так и не понял, что на него нашло – то ли с управлением он не справился, то ли специально он это сделал, – не понял! Но когда Косоротов вышел и осмотрел разбитую машину, под ложечкой перестало ныть, а чувство, которое он не смел даже про себя называть «виной» как-то заглохло. Почему-то вид разбитой машины успокоил его. Он бросил ключи на капот и пошёл, куда глаза глядят.