Миллиметрин (сборник)
Шрифт:
Свет Пивоварову верил. Тот был старше его на полгода и имел больше представлений о жизни – Свет был в этом почему—то уверен.
Нужно было ехать тихо—тихо, чтобы понять на какую остановку идёт Валентина. Её окружали подружки, поэтому рыжая шуба то и дело исчезала из вида, теряясь в толпе.
По плану следовало сделать так: подъехать в остановке, выйти, небрежно попинать колёса, осмотреть машину, словно бы убеждаясь в безупречности своего авто, а потом, как будто случайно, бросить взгляд на тех, кто стоит в ожидании транспорта. К этому моменту, как утверждал Пивоваров, все будут пялиться исключительно на крутой, тюнингованный «Мерс» с блатными номерами. И тогда Свет – совершенно случайно! – поймает взгляд Валентины.
Вот такой был простой и прекрасный план. Главное, заинтересовать Валентину, назначить свидание, а отсутствие машины потом можно будет объяснить чем угодно – продал, подарил, разбил, наконец.
«Мерс» и правда был хорошей машиной, но управлять им всё равно было трудно. Свет вспотел от усердия. Он с трудом вписывался в повороты, шарахался от встречных машин и с ужасом тормозил, завидев переходящих дорогу пешеходов.
Наконец, он доехал до остановки.
Валентина смеялась, переговариваясь с подружками, куталась в поднятый воротник и снежинки падали в копну её рыжих волос, она никогда не носила шапки. У Света дыхание перехватило – так это было красиво: снег, огни вечернего города и смеющаяся, раскрасневшаяся Валентина, которая прикрывается от мороза поднятым воротником.
Свет плавно затормозил, но немного не рассчитал и легонько ткнулся бампером в фонарный столб. Эффект был испорчен, но результат получился нужный, потому что все стоявшие на остановке мигом обратили внимание на его машину. Валентина тоже повернулась и уставилась на горе—водителя. Свет сдал немного назад. Вышел, попинал колёса, обошёл машину. Впереди, на бампере, виднелась небольшая царапина от удара. Свет потрогал её пальцем – заметит Андрюхин брат, не заметит?
Все на остановке смотрели на него. И Валентина смотрела. Вдалеке показалась маршрутка, нужно было действовать быстрее.
Свет улыбнулся Валентине. Он забыл, что улыбнуться нужно чуть—чуть, слегка отрешённо, поэтому переусердствовал, улыбка получилась широкой и, наверное, очень простецкой, потому что Валентина усмехнулась вдруг в свой воротник.
Свет кивнул на машину – поедешь?
Валентина удивлённо приподняла брови.
И сделала к нему шаг.
И тут произошла жуткая, страшная несуразица. До последних минут своей жизни Свет не забудет позора, который случился с ним в последующие секунды.
Из—за маршрутки с сиреной и мигалкой вылетела милицейская машина. Она с визгом затормозила возле «Мерса», из неё выскочили три человека в форме и с пистолетами.
– Стоять! – заорали они Свету. – Ноги на ширину плеч, руки на капот!!!
С перепугу Свет рухнул на землю, лицом вниз. Через секунду на нём сидел тяжеленный гаишник, крутил ему больно руки назад и одевал наручники. Когда Света за шиворот подняли с земли, он увидел, как Валентина, оглядываясь на него, садится в маршрутку.
Народ на остановке хохотал: «Маски—шоу! Угонщика задержали!»
Угонщика!
Это они про него?! Поэта Света Фролова?!
… Потом было долгое разбирательство в отделении милиции.
Свет вымотался, устал. Была уже ночь, когда они с Андрюхой брели по проспекту.
– Я так люблю её, – бормотал Свет. – Так люблю! Просто задыхаюсь от того, что не могу видеть её, когда захочу, говорить с ней! Я не могу жить больше с этим грузом! Кто писал, что «любовь – это давление в сто тысяч атмосфер», не помнишь?
– Нет. Не помню.
– Вертинский, кажется. Точно, Александр Вертинский. Он всё знал про любовь, потому что был поэтом от бога. А я… я устал жить под этим давлением, я ни строчки не могу написать, ни слова… Я думаю только о том, что меня для неё нет и никогда не будет. Особенно после того, что произошло.
– Да что произошло—то? Что?! – возмутился Пивоваров. – Ничего такого ужасного не случилось. Наоборот! Да Валька наверняка в тебя втюрилась, как только увидела, что тебя скрутили гаишники! Это же круто! Блин! На такой успех мы и рассчитывать не могли!
– Слушай, – Свет вдруг резко остановился и потёр ещё болевшую от ментовских зверств руку. – А ты не специально мне этот «успех» подстроил?
– Да ты что?! – заорал Пивоваров. – Я бы тебя предупредил! Я до такого и додуматься бы не смог! Просто я не успел сказать братцу, что машину его взял, вот он шухер и навёл. А Валька теперь сама к тебе подкатит, вот увидишь!!
Но прогнозы Пивоварова не сбылись.
Валентина и не думала подкатывать к Свету.
Более того, при случайных встречах в коридорах университета, она смотрела на него насмешливо, фыркала и тут же начинала нашёптывать что—то на ухо подружкам.
Свет был в отчаянии. Он похудел, осунулся, почти перестал есть, а в одну из бессонных ночей написал поэму. Поэма казалась ему гениальной, прочувствованной, написанной слезами и кровью. Он даже прочитал отрывок Пивоварову, но тот не понял, не оценил, и в ответ выдал с десяток никудышных рецептов как обратить на себя внимание Валентины. Свет, наученный неудачами, все его фантазии решительно отмёл. Особенно ту, что неплохо было бы Вальку «тупо поймать и тупо начать домогаться прямо на грязных ступеньках в подъезде».
– Бабы это любят, – пояснил сбрендивший от бесплодных попыток помочь другу Пивоваров.
Случай обратить на себя внимание Валентины представился сам собой.
Великолепный, отличный случай, не требующий глупых инсценировок и идиотских подстав.
В конце месяца праздновали юбилей старейшего преподавателя университета Ирины Витольдовны Штольд. Несмотря на преклонный возраст, она до сих пор преподавала на филфаке теорию литературы.
Праздновали в актовом зале, накрыли большой фуршетный стол и народу набилась тьма тьмущая – попробовать халявных бутербродов и дармового шампанского. Когда праздник уже подходил к концу, Свет, которого на торжество затащил Пивоваров, увидел у стола Валентину. Как она здесь очутилась, Свет не понял, ведь Валентина училась на биофаке и к теории литературы отношения не имела. Наверное, её сюда привела подруга.
Кровь отлила от лица. Свет понял, что должен немедленно выйти из зала, иначе он не выдержит напряжения и упадёт без чувств здесь же, среди смеющейся, жующей, выпивающей и празднующей толпы.
На Валентине было зелёное платье с отливом, красиво облегающее фигуру и сапоги на высоких каблуках, которые делали её ещё стройнее и выше. Волосы рыжей гривой падали на плечи и спину, они отливали медью и золотом, волновались при каждом повороте её головы. Свету аж дурно стало, до чего она была ослепительна и блистательна, до чего она была хороша!