Миллион черных роз
Шрифт:
Все, ну просто все против бедной Лизы!
А Главный хорош — кинулся звонить Чижовой, уговаривать ее, унижаться перед этой стервой… Ну и она, конечно, изволила согласиться, появилась в театре! Никто даже не видел, как она вошла, проскользнула незаметно мимо вахтерши — небось мучает все-таки совесть, не иначе как она убила Валерию…
И самое гадкое, что спектакль прошел «на ура», публика до сих пор аплодирует, не отпускает мерзавку… Ну, вкусы публики известны — им только подавай смазливую мордашку да стройные ножки… Тьфу, пошлость! Но даже этот хваленый критик притащился в антракте за кулисы,
Погруженная в свои безрадостные мысли, Лиза Штукина брела по пыльному полутемному коридору в глубине театра.
Ноги сами привели ее к гримуборной Ольги Чижовой.
Лиза дернула дверь — она оказалась не заперта.
Оглядевшись по сторонам, травести прошмыгнула в комнату.
Она сама не знала, зачем вошла сюда — то ли надеялась проникнуть в какие-нибудь темные тайны предмета своей ненависти, то ли просто хотела лишний раз взглянуть на ее комнату, на ее вещи, как преступник, говорят, снова и снова возвращается на место преступления…
И Лиза, конечно, увидела то, чего ожидала — на гримерном столике Ольги Чижовой, в простом керамическом кувшине, стоял огромный букет свежих роз!
Пятнадцать белоснежных роз, полураскрытых, благоухающих, покрытых каплями росы… Конечно, это была не роса, а всего лишь обычная водопроводная вода, но розы от этого не казались менее прекрасными!
Какой-то идиот — поклонник принес мерзавке этот проклятый веник!
Самой Лизе только один раз подарили после спектакля букет цветов — и куда более скромный, потому что тот букет Лиза купила на свои собственные деньги и попросила поднести его Марину Столетову, свою одноклассницу, которой она подарила контрамарку… Лиза хотела, чтобы коллеги наконец увидели — ее тоже ценят зрители, ей тоже дарят цветы, она тоже настоящая актриса…
Но тот букет не шел ни в какое сравнение с этими отвратительными розами!
Лиза схватила мерзкий букет, выдернула его из кувшина, расплескав воду, и шагнула к двери — она хотела унести цветы и выбросить их, вышвырнуть куда угодно, только бы они не достались мерзавке Чижовой…
Схватив розы, Лиза укололась одним из шипов, и резкая боль на мгновение отрезвила ее. Она огляделась вокруг, почувствовав одновременно с уколом шипа укол стыда — что она делает в чужой комнате, зачем взяла чужие цветы, что будет, если ее кто-нибудь застанет здесь…
И в то же мгновение ужасная судорога пронзила все ее тело. В глазах Лизы потемнело, комната поплыла перед ней, она пыталась вдохнуть — и не могла, горло словно сдавила чья-то железная рука…
«Это все она, — подумала напоследок травести, — это все Чижова… Она что-то сделала со мной… Розы! Она отравила розы, чтобы убить меня!»
Это была последняя ее мысль.
Лиза Штукина покачнулась и упала на пол гримуборной, все еще сжимая в руке черенки великолепных белоснежных роз.
И из этого букета выпала визитная карточка.
Маленький прямоугольник глянцевого картона с выгравированным на нем единственным словом — «Магистр», с единственным словом и рисунком, словно сделанным тонким пером, — шпагой и розой.
Спектакль прошел блестяще.
Лола трижды выходила на поклоны.
Критик Пеликанский томно закатывал глаза и кудахтал от восторга. Публика аплодировала стоя и не хотела отпускать. Букеты помогал нести комик Задунайский, самой было уже не справиться. Особенно тронул скромный маленький букетик от стройной старушки с ясными светящимися радостью глазами, завзятой театралки, помнящей Раневскую и Тарасову.
Главный подошел тихо, поцеловал Лоле руку и промолвил прерывающимся от хорошо отрепетированного волнения голосом:
— Нет слов!
«Ради таких мгновений живешь! — думала Лола. — Ну как же я могу отказаться от театра? Это просто невозможно!»
В гримуборную шла триумфально, с почетным караулом — слева Главный, справа Пеликанский, сзади Задунайский с цветами.
Открыла дверь, оглянулась к мужчинам, проговорила, легко склонив голову, как королева:
— Я скоро! — потому что понимала: сейчас будет шампанское, тосты, поздравления.
Шагнула внутрь… И все, праздник кончился.
Лола вскрикнула коротко и негромко, но все поняли: стряслось что-то ужасное.
Первым в гримерку протиснулся Задунайский, увидел раскинувшуюся на полу Штукину, опустился на одно колено, потрогал пульс и обернулся к остальным:
— Она мертва.
Лола в этом и не сомневалась: едва войдя, она увидела на полу визитную карточку с розой и шпагой, и поняла, что травести украла чужую смерть. Магистр не шутит и не ограничивается полумерами.
И прежде чем Задунайский вошел в гримуборную, она носком туфли отбросила визитку под шкаф. Это было самым первым ее побуждением, которое Лола не могла себе объяснить.
За сегодняшний вечер Лола прошла все стадии истерики. Сначала при виде трупа Лизаветы Штукиной в собственной гримуборной ее начал сотрясать беззвучный противный смех. Лола ничего не могла с собой поделать, она понимала, что ведет себя неприлично, но не могла остановиться. Неожиданно помог старый комик Задунайский. Пока дамы ахали, а Главный привычно вызывал полицию, он внимательно пригляделся к Лоле и вдруг без всяких разговоров залепил ей такую сильную пощечину, что клацнули зубы. От неожиданности Лола прекратила смеяться, но началась сильная икота. Кто-то протянул стакан воды, в голове у Лолы мелькнула было мысль, что это удобный момент для убийцы исправить свою ошибку — подсунуть отравленную воду и все. Но, очевидно, ей повезло и на этот раз, потому что вода оказалась самая обычная, негазированная «Бонаква».
Икота прошла, но от холодной воды Лолу затрясла мелкая дрожь.
Главный же, оглядев крошечное помещение гримуборной, цыкнул на Гаяне Айвазян, которая пыталась расположиться рядом с телом покойной Штукиной, чтобы вдоволь попричитать над покойницей, и рявкнул на остальных, чтобы выметались в коридор и не затрудняли работу полиции. Штукиной уже все равно ничем не поможешь.
— Зачем полиция? — слышались слабые возражения из толпы артистов. — Это же несчастный случай. Просто плохо стало с сердцем. Инфаркт, умерла на месте.