Миллион в шкатулке
Шрифт:
— Значит, дело не во мне? — Купер недоверчиво покачал головой. — Ханна, ты считаешь, что Кен шантажирует ее и каким-то образом заставляет продать квартиру?..
— Помнишь, я тебе говорила, что Китти всегда получает то, что захочет? Может, мы рано бьем тревогу и это вовсе не шантаж. Они заключили сделку: Сара принародно оскорбила его, а он в обмен потребовал, чтобы она помогла его дочери приобрести квартиру. Это будет своего рода публичное признание, что она сожалеет о содеянном. — Ханна наконец справилась с волосами.
Купер не слушал. Ему страстно хотелось запустить руки в ее волосы, провести по упругим каштановым волнам, зарыться лицом в эту мягкую неуправляемую массу…
И это было только начало из всего того, что он хотел бы сделать.
Шантаж… Это слово эхом отразилось в его душе. Когда-то он говорил Ханне, что не будет ее шантажировать с целью затащить в постель. В то время он был уверен, что ему это не понадобится.
Но дело неожиданно затянулось. Он должен был признаться, что по прошествии десяти дней безуспешных попыток мысли о шантаже все чаще приходили ему в голову.
Почему она никак не решится сказать ему правду? Ведь было много возможностей — в машине по дороге домой, за ужином, утром за завтраком, — но каждый раз она не решалась затронуть эту тему, что-то мешало ей заговорить об этом.
Так получилось, что Ханна не рассказала Куперу, что она наконец получила предложение о работе. Ей нужно было только ответить «да». Она была счастлива, что может больше не беспокоиться по поводу интриг Брентона, будущее было практически решено. Шкатулка влюбленных была уже ей не нужна. Она даже почувствовала себя виноватой за то, что не отдала шкатулку Куперу.
Ее ждали новая работа, новый город, даже новый штат. Безусловно, разумнее было бы хорошенько все проверить, прежде чем давать окончательный ответ, даже потихоньку организовать посещение фирмы, чтобы Брентон преждевременно не догадался о ее намерениях. Но не было никакой причины утаивать от Купера подобную новость.
Мучаясь бессонницей, Ханна откинула одеяло и на цыпочках прошла через холл в кухню. В пентхаусе царила тишина, только Брут ворочался в своем ящике в углу, да слышалось тиканье больших напольных часов в библиотеке. Стрелки показывали два часа ночи.
Она поискала в шкафу печенье и уже наливала в высокий стакан молоко, когда из двери послышался голос.
— Если это пирушка в неглиже, — сказал он, — то на мне слишком много одежды.
Ханна испуганно подпрыгнула, чуть не уронив на пол пакет молока, и медленно повернулась лицом к Куперу. На нем действительно было слишком много одежды: в своей фланелевой пижаме она чувствовала себя раздетой, а он был в джинсах и свитере.
— Я думала, ты спишь, — сказала она.
— Даже не ложился. Услышал шум в холле и решил посмотреть, кто там возится.
Сердце Ханны отбивало лихорадочную дробь. Она осторожно поставила молоко в холодильник. Скажи ему, приказала она себе. Мы оба почувствуем облегчение.
Она должна была радоваться, что этот фарс подходит к концу, что освободится и Купер. Не нужно будет никого ни в чем убеждать, думала она, не нужно больше играть роль. Не нужно притворяться, что они влюблены…
Но разве ты притворялась, Ханна?
Она смотрела на Купера, который стоял на другом конце кухни, высокий, стройный и опасный.
Он опасен, потому что она его полюбила.
Теперь все стало понятно. С самого начала было бы разумнее принять его предложение и вернуть ему Шкатулку влюбленных, но она не сделала этого. Она зашла слишком далеко в своем желании узнать все!
Но зачем обманывать себя? Ей интересна не шкатулка и связанная с нею легенда — ей интересен он сам. Она вцепилась в шкатулку, потому что хотела удержать его.
Когда же это случилось, спрашивала она себя, когда она переступила границу притворства для публики? Когда ее заинтересованность этим повесой переросла в сокрушительную любовь?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ханна была потрясена открытием, которое ее внезапно озарило. Значит, это случилось?
Она не могла точно сказать, когда раздражение перешло в ослепление. Может быть, это случилось в тот момент, когда ему удалось очаровать собаку? Или когда он откровенно признал, что готов воспользоваться ее помощью, чтобы удержаться подальше от Китти? Она всегда чувствовала беспокойство, когда он был рядом, но считала, что это неприязнь.
Ханна растерялась. Что ей теперь делать?
Часть ее сознания говорила, что выхода нет и не в ее власти изменить правила игры. Она совершила глупость, влюбившись в него.
Надо быть справедливой — Купер соблюдал свою часть договора. Все поверили, разве что кроме его матери, что они любовники. Но ведь именно об этом она и просила его?
В свою очередь и Ханна должна была сдержать слово. Найдя новую работу, она обязалась вернуть Шкатулку влюбленных ему, и на этом их сделка заканчивалась. Скорее всего, она его больше никогда не увидит.
От этой мысли у нее сжалось горло, а ведь она мечтала никогда с ним не встречаться. Теперь такая возможность казалась ей самым жестоким наказанием. И тут Ханна поняла, почему ей не хотелось принимать предложение о новой работе, почему не хотелось рассказать ему об этом, почему не хотелось ехать на работу в другой штат, почему она медлила. Что уж там притворяться! Она мечтала навсегда остаться с Купером, ей казалось, что Купер не хочет отпускать ее! Эта фантазия, как и любовь к нему, незаметно овладевала ею. Она с головой погрузилась в свое чувство, но придется проснуться… и уехать.