Миллионерша желает познакомиться
Шрифт:
— Возможно, он просто не хотел раньше времени вселять в тебя надежду. А если бы что-то нашел, то непременно бы поделился.
— Как же, поделится, — хмыкнула Ритка, — никому верить нельзя. Ты, естественно, не в счет. Ладно, резких движений не делаю, но глаз с него не спущу. Не беспокойся, пока это зависит от меня, наши денежки в абсолютной безопасности.
Я согласно кивнула, а Ритка покинула комнату. Я некоторое время лежала с открытыми глазами, прислушиваясь, но в доме царила тишина. Я представила, как Севка ползает по папиному кабинету, а
Ритка разбудила меня в восемь утра. Мало того, что я планировала спать до девяти, вызывал удивление тот факт, что сама Ритка, большая любительница поспать, вскочила в такую рань.
— Маня, он уехал, — с ужасом сообщила она.
— Кто?
— Севка. Только что.
— Вы поссорились?
— Нет. Ты же сама сказала: без резких движений.
— Ну так в чем проблема?
— Маня, он сказал, что едет по делам. А какие-такие дела у этого придурка?
Сроду у него не было никаких дел. Вдруг он что-то нашел и теперь прямой наводкой двигает к нашим денежкам?
— Та-ак, — с тяжким вздохом заметила я, — кажется, у нас началась золотая лихорадка… — И очень пожалела, что вчера рассказала Ритке о предполагаемом наследстве. Теперь спокойной жизни не жди. — Он ведь и раньше уезжал, — резонно заметила я, на что Ритка ответила не менее резонно:
— Да, но тогда это не выглядело подозрительно. Маня, я хочу съездить на дачу, взглянуть на яблоню. Мне сегодня снились крупные купюры, я не помню, это к хорошему или плохому?
— Давай съездим, — пожала я плечами, — только ради Бога, не увлекайся. Если честно, я не верю, что папа нам что-то оставил, то есть если бы он оставил, то сказал нам об этом.
— Он скончался неожиданно для нас… и для себя. Когда он уезжал немного развеяться, то умирать совершенно не собирался, это же очевидно. А потом он не имел возможности сообщить. Папа не доверял телефонам. Ты меня слышишь?
— Конечно.
— Вид у тебя отсутствующий. Наш долг перед покойным отыскать эти деньги.
Папа в гробу перевернется, если их найдет кто-то другой.
— Это уж точно, — не смогла не согласиться я, зная папин характер.
— Я приготовлю тебе завтрак, — заторопилась Ритка. — А ты пока собирайся.
Позавтракать мы успели, но с поездкой на дачу вышла заминка. Сначала Ритка позвонила возлюбленному на мобильный, Севка был занят важными делами (какими, не уточнил), но к обеду обещал вернуться.
— Аферист, — буркнула Ритка, бросив трубку. Не успела я с этим согласиться, как раздался телефонный звонок и мужской голос вежливо осведомился, может ли он поговорить со мной.
— Пожалуйста, — великодушно согласилась я.
— Я давний друг вашего отца, упокой Господь его душу, долгое время отсутствовал, вернулся только вчера и узнал скорбную весть.
— Да, — придав голосу задушевности, согласилась я. — Это для нас невосполнимая потеря.
— Именно так, — заверили на том конце провода. — Манечка… вы позволите вас так называть? Я помню время, когда вы сидели на моих коленях, прелестный ребенок, папа ласково называл вас Манечкой… — Он тяжко вздохнул, а я шмыгнула носом, сразу почувствовав себя сиротой. Ритка, припав ухом к трубке с другой стороны, сжала мне руку и прошептала сквозь слезы:
— Крепись…
И я, окрепнув духом рядом с родным плечом, смогла ответить:
— Спасибо вам за добрые слова…
— Маня, — кашлянув, продолжил мужчина, — я бы хотел посетить могилу моего дорогого друга. Вы не могли бы уделить мне два часа своего времени?
— Конечно, — живо откликнулась я. — Я с удовольствием отвезу вас на кладбище, то есть я хотела сказать…
— Да-да, я понял. Извините, я так и не представился. Севрюгин Геннадий Петрович, можно просто дядя Гена.
— Очень приятно.
— Судя по всему, вы меня не помните, — заметил он с печалью.
— Извините, — не нашлась я что ответить, но он сделал весьма оптимистичное заключение:
— Я уверен, мы подружимся. Дочь моего любимого друга все равно что моя собственная дочь.
— Дядя Гена… — хмыкнула Ритка, когда я простилась с Севрюгиным. — Тебе не кажется его появление подозрительным?
— Мы собирались на дачу, — напомнила я.
Дача находилась в двадцати пяти километрах от города, в тихом живописном месте. Двухэтажный бревенчатый дом стоял на берегу пруда, окруженный высоким забором. Когда папина душа жаждала покоя и тишины, он отправлялся сюда. Но теперь покоем здесь не пахло.
Надо заметить, мы с Риткой интереса к даче не испытывали, будучи сугубо городскими жителями, и после папиной смерти сюда не заглядывали. Однако, кто-то дачу вниманием не обошел. Это стало ясно, как только мы въехали в ворота.
Симпатичная лужайка перед домом выглядела так, точно здесь проводились военные учения. Комья земли, воронки и нечто подозрительно напоминающее траншеи.
Мраморные плитки подняты и свалены возле дома. Кусты, вырванные из земли, приказали долго жить. Ритка, вдруг заголосив, кинулась за дом, где папа разбил сад, вскоре оттуда раздались душераздирающие стоны. С сомнением оглядев ландшафт, я отправилась в сад, где Ритка, стоя на коленях перед ямкой, лила горькие слезы. В двух шагах от нее лежал засохший прутик, когда-то бывший саженцем яблони. Увиденное в саду меня уже не удивляло — все выглядело точно так, как на лужайке перед домом.
— Нас ограбили, — подняв ко мне заплаканное лицо, сообщила Ритка. — Неужто Севка подлец?
— Тут работы для целой бригады и на неделю, как минимум, — заметила я, еще раз оглядываясь.
— Но если не Севка, то кто? — перепугалась Ритка, поспешно поднимаясь. Я дипломатично пожала плечами. — Ты думаешь, кто-то из совершенно чужих нам людей?
Лучше бы это был Севка, за ним хоть проследить можно, а если мы даже не знаем этих мерзавцев… Нас ограбили, — закончила она горько. — Я почти уверена, папа спрятал деньги под яблоней, недаром она засохла.