Миллионщик
Шрифт:
Аналогично заявку на привилегию можно подать на миномет: что проще – плита-опора, труба со штырем-бойком, накалывающим капсюль, инициирующим вышибной заряд, мина с цилиндрическим вышибным зарядом в хвостовом оперении и боевой частью. Для более полного действия вышибного заряда в хвостовике сверлятся отверстия, распределяющие действие пороховых газов на стенки трубы-ствола и создающие тем самым, более равномерное давление пороховых газов на стенки – уменьшается отдача, а дальность выброса заряда увеличивается.
Следующее «вундерваффе» – пулеметный бронеавтомобиль. В качестве двигателя можно взять компактный паровой двигатель, который казенный Обуховский завод построил для самолета каперанга Можайского (сами двигатели вряд ли остались, изобретатель их не выкупил и попытался полететь на вдвое меньших по мощности английских). Чем там все закончилось – известно – суммарной мощности в 30 сил не хватило, чтобы поднять в воздух почти тонну дерева, разбегавшийся с горки по рельсам аэроплан завалился и сломал крыло, больше попыток взлететь не было. Так что, если поставить хотя бы 100-сильный двигатель, то авто с противопульной броней и пулеметом побежит, никуда не денется. В крайнем случае опыт постройки компактных 100- и 200-сильных паровых двигателей есть у Норденфельта, который их ставил на свои полуподводные лодки последних моделей. Конечно, автомобиль, подвеска и электрика в виде пускового магнето и свечи зажигания, – все это, как и двигатель внутреннего сгорания на жидком топливе, запатентовали несколько лет назад господа Даймлер и Бенц. Кстати, в следующем году их акционерное общество окажется на грани банкротства, можно попытаться финансово помочь пионерам автомобильной эры и стать «соучастником», а то и пригласить поработать в Россию. Да и свинцово-кислотные аккумуляторы уже есть в России, только с плоскими, а не решетчатыми пластинами – ну это мы живо доработаем. Сделаем генератор постоянного тока (сложно что ли катушку намотать медным проводом) – и отечественная электрика готова. А на ней хоть фары-прожектора ставь на лампах Лодыгина или Яблочкова, а цокольный патрон я для них и сам нарисую, не надо нам Эдисона. Господин Рудольф Дизель пока не ответил на мое письмо, думаю, что и не ответит, ну да бог с ним, ему его движок еще доводить и доводить. Вот когда что-то начнет получаться – можно и господина Нобеля опередить, купив лицензию на «Русский дизель».
Наконец – чудо прогрессорской военной мысли – «танк-бронеход» (по аналогии с танк-паровозом, это означает, что запас воды и топлива расположен в танках на самой машине). Гусеничный движитель уже не новинка, зато военное применение бронеплатформы на гусеничном ходу как-то никто всерьез не рассматривал [83] . Поставим на гусеницы по отдельной пятидесяти или даже стосильной паровой машине (из того же Обуховского – норденфельтовского варианта), вот и проблема поворота с раздельным приводом на гусеницы решается. Первые английские МК при 100-сильной машине весили 28 тонн и передвигались со скоростью чуть больше 6 км в час, то есть были истинными танками поддержки пехоты. Бронирование противопульное, а лоб можно сделать в два раза толще – если будет 200-сильный паровик Норденфельта, он и с такой массой запросто справится. Конечно, можно собрать все по схеме первого МК, опередив на четверть века появление танков, но уж делать – так делать. Поставим клепаную башню с вращением от ручного привода, в башню – пушку Барановского с унитарными зарядами (шрапнель и фугас). Для пулемета в корпусе придется сделать либо боковой спонсон, либо прорезать лобовой лист и ставить чисто курсовой пулемет. Но это детали, для первого этапа хватит запустить бронеплатформу на гусеничном ходу. Проблема гусениц – пальцы, соединяющие траки. Сталь обуховцы делают отличную, не хуже западной – так что пальцы сделаем из отечественной стали, на худой конец для опытной машины шведскую закупим, а там пусть свою научатся варить, чай, казенный завод. В общем, начертил башенный танк с двумя короткими трубами на корме, топливным баком для мазута – пусть паровик на мазуте работает, с другой стороны – бак для воды. Приедем, перечерчу из блокнота и подам в Военное министерство на привилегию – пусть попробуют отказать, препроводительную бумагу напишу на бланке с княжеским гербом. Вместе с грамотами на титул, печатями для бумаги и сургуча с рисунком щита княжеского герба («фенольная гайка» с мечами) были приложены две небольшие пачки писчей бумаги для писем, каждая листов по двадцать с цветным и черно-белым княжеским гербом (потом надо самостоятельно заказывать за свой счет). Вот на такой бумаге заявки на привилегии и накатаю. Чертеж-эскиз в трех прямоугольных и изометрической проекции я осилю, припомнив черчение, преподаваемое в советских вузах (да и в школе) – для XIX века будет достаточно. То есть патент на идею я получу, а после подачи заявки можно и с промышленниками разговаривать.
83
Вроде был рисунок «танка Менделеева» в виде коробки с орудием впереди, но никакого патента, да и более менее грамотного эскиза никто не видел, возможно, что и фейк конца 40-х, начала 50-х годов, когда на фоне борьбы с космополитизмом стали придумывать сказки в стиле «Россия – родина слонов».
Глава 10. Непорядки и разборки
20 сентября 1892 г., Москва
Три дня, как мы прибыли в Москву. Все это время в основном было посвящено организации быта: дом находился в порядке, к нашему приезду все прибрали и навели прямо-таки стерильную чистоту – ни пылинки, паркет натерли воском, еще зимой сделали косметический ремонт – осталось поклеить обои или обить стены тканью [84] , все же для князя бумажные обои – это как-то не то, решил, что гостиную, кабинет и спальню обобью тканью, а помещения попроще – пусть клеят обои. Кухарка наготовила всяких вкусностей: и блины, и пирожки, и всякие соления-маринады и прочее-прочее-прочее. Даже Маша с ее не то чтобы неприятием русской еды, а с отсутствием к ней привычки, нашла для себя вкусненькое, тем более были поздние яблоки, которые в погребе будут лежать до февраля-марта: антоновка и осенний синап. Антоновка ей понравилась в виде сладкого чая с мелкопорезанным яблоком, а также в печеном виде. Свежие фрукты – тот же синап она ела с удовольствием, ну и, конечно, привозной крымский виноград, а также арбузы из Астрахани. Мы же с Ефремычем налегали на щи, томленные в печи, жаркое из тушеной говядины с луком и картошкой, не забывая и про рюмку водки перед переменой блюд, хотя дворецкий и прочие слуги старой веры неодобрительно смотрели на винопитие, но не им господ обсуждать, тем более что Маша пила только компот. Так мы и отъедались дня три, я даже поправился. Маше нашли горничную и компаньонку (по рекомендации Лизы, еще с аптечных времен) – старую некрасивую девушку лет тридцати пяти из семьи разорившихся купцов второй гильдии, но образованную и начитанную, хорошо знавшую французский.
84
Бумажные обои считались дешевыми (хотя купцы ими не брезговали), в господских домах было принято обивать стены тканью.
Аглая, так звали новую компаньонку – учительницу русского языка для Маши, в свое время, собиралась «идти в народ» и даже закончила курсы учителей народных трехклассных школ, но отношение крестьян к пропагандистам «Народной воли», даже умеренного толка, заставило ее уехать из деревни. После этого она порвала с народниками, разочаровавшись в их теориях о крестьянской революции, и, слава богу, избежала тем самым надзора полиции. В Москве неудавшаяся народница меняла места гувернантки и домашней учительницы русской словесности, но как-то без толку, долго не задерживаясь на одном месте. Тем не менее Маша выбрала именно ее из трех предложенных кандидатур, и Аглая поселилась у нас. Горничная была приходящая, как и кухарка, и доводилась ей племянницей, но претензий к ее работе, по крайней мере, пока, у меня не было. Дворецкий дал мне посмотреть записи трат, он только раз истребовал больше, чем надо, на ремонт и починку крыши после зимы, и то немного. Я попросил его в четверг собрать на обед тех же купцов, что были у меня перед экспедицией и дали около ста тысяч на ее организацию, а также рекомендовали своих людей. Задание я дал еще в понедельник, так что сегодня у меня встреча с именитыми купцами.
Пришли вроде все, но я не увидел самого старого деда, с солдатским Георгием, того, что первым двадцать тысяч пожертвовал. Спросил дворецкого, оказывается, помер зимой георгиевский кавалер, царствие ему небесное. Нарядился я скромно: сюртук с петлицами действительного статского и скромным шитьем по обшлагам, с двумя орденами – на шее Анна 1-й степени с мечами, ниже – Владимир 3-й степени, тоже с мечами. Рассказал про экспедицию, про войну и потери, сказал, что потерял двух охотников по болезни и еще трое драпанули из Джибути на Дальний Восток.
Оказывается, про войну и даже про переговоры о мире купцы читали в газете «Неделя», кое-что оттуда перепечатывали и москвичи, причем была и ругательная статейка, судя по всему, информацию дал один из освобожденных и затем комиссованных пленных артиллеристов, который оказался родом из Москвы. По его словам выходило, что я бросил половину отряда в Джибути, а сам ушел с казаками, дальше описывались страдания от жажды, неудачный набег на форт Мэкеле, причем журналист приписал неудачу мне, а не Лаврентьеву (надо будет дать опровержение, хотя, черт с ним, прошло уже почти полгода). Объяснил, что и как, сказал, что московский журналист не разобрался, кто руководил неудачным набегом, в результате которого погибли и были взяты в плен русские люди.
Потом мне задали главный вопрос о том, нашел ли я Беловодье? Ответил, что более двух десятков человек поселились на реке возле леса и распахали землю (собственно, им распахали землю), построили деревню и церковь старого обряда, двое даже женились на местных. Собирают по 2–3 урожая, обзавелись скотом и не захотели уезжать, когда я прислал за ними.
– Вот, написали письмо, что им живется хорошо и всем они довольны, – и я зачитал письмо Павлова, добавив, что он староста деревни.
– Так что же, Александр Павлович, видать, там земля обетованная?! – спросил кто-то из купцов. – Так переселяться ли в Эфиопию эту людям старой веры или как?
Я ответил, что мог ручаться, за то, что никто не обидит переселенцев до тех пор, пока правил тамошним краем, потом мне дали еще одну губернию и я уехал туда. Там война и закончилась, а после стал я негусу не нужен и собирался уезжать, написал тогда переселенцам, но они уезжать отказались, тогда послал им три дворянские грамоты, на что имел право, так как получил княжеский титул, который мне подтвердил и наш государь император. Что теперь будет у поселенцев с новым правителем тех мест, и как он отнесется к русским, не знаю, но попросил нового русского посла полковника Артамонова присмотреть, чтобы никто не обижал русских подданных. Артамонов вот-вот уедет в Эфиопию и мне напишет, как живут там наши люди.
– То есть, Александр Палыч, ты боишься, что новый князь может обидеть русских?
– Именно так, господа именитые купцы и промышленники. Власть там как до царя Петра у нас, закона никакого нет и князь, что хочет, то и делает, и даже дворянская грамота может не защитить. Вот и меня негус, по существу, выгнал, и денег всех за службу не заплатил, хотя обещался. Так что закона там нет, кто сильный, тот и прав, поэтому не советую туда ехать. А вообще, был у меня неделю назад разговор с царем, рассказал я про нужды людей старой веры. Так царь вскоре, в этом месяце, наверно, издаст указ, что можно исповедующим старый обряд селиться своими селами и церкви ставить, в коих служить по старым книгам и старым обрядом. Для начала это будет Дальний Восток, на нашем берегу реки Амур, там уже есть казачьи станицы, но русских людей мало, земли можно будет взять много, десятки десятин, распахать и хлеб сеять. Там теплее, чем у нас в Москве, и не так жарко, как в Абиссинии. В Амуре много рыбы, а в лесу – зверья.