Милое коварство
Шрифт:
И Анна Сергеевна, и Дима были одинаково неопытны, но любовь, которую они испытывали друг другу, помогла им все сделать правильно и красиво.
– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Дима, целуя ее тело, которое только что дрожало от страсти, сливаясь с его собственным.
– Ты же несовершеннолетний, – ответила Анна Сергеевна и вдруг испугалась до колотья в боку. Что она делает?! Он ведь действительно несовершеннолетний!
Она от страха съежилась в комок и потянулась за валяющимся на полу халатом.
– Ты напрасно так испугалась, – рассмеялся Дима. – Мне уже есть восемнадцать. Я пошел в школу с восьми, потому что перед этим долго болел и родители побоялись отдавать меня в школу неокрепшим. Да и вообще! Какая разница, сколько мне лет, если ты меня любишь… Ты ведь любишь?
Разве
А потом ей все-таки повезло. Ее взял на работу директор одной из школ, несмотря на то что тоже был оповещен о ее «художествах». Юрий Евгеньевич сказал Анне Сергеевне, что берет ее вопреки тому, что о ней слышал, но не из благотворительности и отнюдь не из сочувствия. У него не хватает квалифицированных кадров, а потому он надеется на благоразумие уже умудренного жизненным опытом человека, который не станет второй раз наступать на те же грабли. Анна Сергеевна опять наступила. Она думала, что после того, как вполне совершеннолетний Дима окончил школу и с ходу поступил в институт, она имеет полное право любить его, ни от кого не скрываясь. Мама Димы, Ольга Константиновна Артемова, так не считала. Она явилась к Анне Сергеевне все в ту же комнату, которую девушка теперь снимала одна, и потребовала, чтобы та немедленно отказалась от ее сына. На законный вопрос молодой учительницы: «Почему я должна от него отказываться?» Ольга Константиновна ответила:
– Потому что только дураку Димке не ясно, на что нацелилась приезжая из…
Анна Сергеевна зажмурилась от унижения. Любые провинциальные городки, из которых молодые люди приезжали учиться в столицы, коренные столичные жители часто называли весьма неблагозвучно и непечатно. В устах красивой, дорого одетой женщины это слово прозвучало настолько отвратительно, что Анна Сергеевна с трудом удержалась от возмущения. Хотя чего уж возмущаться, когда…
– Я люблю вашего сына, – тихо сказала она, – и мне ничего от него не надо.
Ольга Константиновна зло расхохоталась:
– Чего ж тогда на малолетку позарилась? Небось никто больше и вслед-то не смотрит!
– Ваш сын тоже любит меня, – еще тише произнесла Анна Сергеевна.
– Любит! – с угрозой в голосе повторила за ней Димина мать. – Еще бы! Когда неопытного юношу впервые укладывает в постель особа, на которой… на которой… клеймо негде ставить, так ему тут же кажется, что он ее очень любит! Ведь была же постель! Была! Ты не посмеешь сказать, что не было!
Анна Сергеевна не могла отрицать того, что было. Но и разговаривать дальше в таком же духе смысла не видела. Она встала со своего продавленного дивана, на котором сидела, и все так же тихо сказала разъяренной женщине:
– Уходите, Ольга Константиновна.
– Я-то уйду! – тут же согласилась Димина мать. – Но если узнаю, что ты по-прежнему спишь с моим сыном, то… – И она громовым голосом произнесла по слогам: – Из-ни-что-жу!!
Этим же вечером Анна Сергеевна рыдала на груди своего юного возлюбленного. Он гладил ее по волосам, целовал в мокрые щеки и опять уверял, что все непременно и в самом же скором времени образуется. Не образовалось. После следующей же ночи, которую Дима Артемов провел вне дома, Ольга Константиновна нанесла целевой визит Юрию Евгеньевичу, директору школы, где трудилась Анна Сергеевна. Ему было доходчиво объяснено, что таких дураков, как Дима, в любой школе навалом, а поскольку родители ни за что не дадут в обиду собственного сына, то можно представить, на кого переключится провинциалка из… Ольга Константиновна опять употребила не очень приличное слово. Юрий Евгеньевич брезгливо сморщился, но тем не менее сразу после ухода темпераментной посетительницы предложил Анне Сергеевне написать заявление об уходе по собственному желанию, несмотря на то что квалифицированных кадров в его школе по-прежнему не хватало.
После очередного увольнения дела Анны Сергеевны, вместо того чтобы образовываться, пошли из рук вон плохо. Во-первых, с Димой, которого в институте с места в карьер загрузили учебой по самое горло, она виделась теперь гораздо реже. Кроме учебы, у него появилась масса других интересных студенческих мероприятий, на
Однажды, зайдя после вечерней лепки Колобков в продуктовый магазин, Анна Сергеевна увидела там Диму, который в составе веселой группы студентов и студенток покупал в винном отделе алкогольные напитки. Отоварившись, Дима пошел прямо на остолбеневшую Анну Сергеевну, одной рукой обнимая бутылку портвейна, другой – белокурую прелестницу в очень модной серебристой коротенькой курточке. Увидев ту, с которой в этом месте никак не собирался встречаться, Дима улыбаться перестал, чуть оттолкнул от себя прелестницу в серебристой курточке и, взяв Анну Сергеевну под локоток, отвел ее к окну.
– Аня… – начал он. – Я зайду… Потом… Позже… думаю, что завтра… Мы, понимаешь, сегодня зачет скинули… Труднейший… Ты даже не представляешь, чего это стоило… В общем…
Анна Сергеевна вырвала свою руку из его пальцев и, стараясь не дрожать голосом, сказала:
– Перестань, Дима. Я же тебе не жена. Ты вовсе не должен передо мной оправдываться.
– Да… – явно обрадовался он. – Это хорошо, что ты сама все понимаешь… Ну… я тогда пошел… да?
– Конечно, – согласилась она.
Артемов не пришел к ней ни завтра, ни через месяц. Анна Сергеевна поняла, что его мать, Ольга Константиновна, по большому счету, была права. Когда неопытный юноша первый раз попадает в постель, ему и впрямь кажется, что он полюбил. Когда же разнообразные постели становятся обычной составляющей частной жизни мужского индивидуума, слово «любовь» сознательно изживается из лексикона, как сама любовь – из души. Анна Сергеевна запретила себе плакать. Она лепила и лепила Колобков до тех пор, пока не вышла на пенсию директриса, которая велела ей уволиться из той самой школы, где она познакомилась с Артемовым. Анна Сергеевна, конечно, и не узнала бы, что она ушла, если бы случайно не встретилась в автобусе с Лидией Гавриловной, которая в той же самой школе преподавала математику.
– Слушай! – схватила ее под руку темпераментная Лидия Гавриловна. – Бросай своих любителей колобковой лепки и дуй к нам! Ты даже не представляешь, до какой степени у нас не хватает русаков! Пятиклашкам преподают десятиклассницы! Срамота! Тебя непременно возьмут!
– Меня не возьмут, – вздохнула Анна Сергеевна. – Ты же знаешь…
– Брось! Кто сейчас вспомнит Диму Артемова! Хотя, конечно, он был хорош!!! – И Лидия Гавриловна хитро подмигнула.
В общем, Анну Сергеевну действительно взяли. Пластилиновые Колобки канули в Лету. Лидия Гавриловна постепенно сделалась лучшей подругой. Они с Анной Сергеевной были почти ровесницами, хотя крупная телом и громкоголосая математичка всегда казалась старше своего возраста. На ее свадьбе с Михаилом Анна Сергеевна и познакомилась со своим будущим мужем Анатолием. Она почти сразу согласилась стать его женой, потому что раз уж не Дима, то какая разница кто!
– А я тебе говорю, что ты торопишься! – пыталась образумить ее Лидия Гавриловна.
– Тебе-то какая разница? – равнодушно отзывалась Анна Сергеевна.
– Так ты мне подруга или кто?!
– Подруга, но замуж я буду выходить за кого хочу!
Когда до свадьбы Анны Сергеевны с Анатолием Корабельниковым оставалось три дня, к ней все в ту же комнату с продавленным диваном, в которой она доживала последние деньки (поскольку было уплачено вперед), явился вдребезги пьянющий Дима. Он самым натуральным образом валялся у нее в ногах и просил прощения. Будь Артемов трезвым, возможно, они до чего-нибудь и договорились бы, но пьяных слез Анна Сергеевна не приветствовала. Через день Дмитрий Артемов пришел трезвым, как стекло.