Милостыня от неправды
Шрифт:
— Вы позволите мне в другой раз сделать список с этого папируса?
Хранитель молча глянул на Мафусала, и тот, спохватившись, сказал, поглаживая свою золотистую бороду:
— Видишь ли, Ной… содержание этого малоизвестного послания Еноха до поры до времени хотелось бы сохранить в тайне. Большой беды не будет, если ты проговоришься, но лучше бы этого не случилось. Придет время, и ты спокойно перепишешь этот папирус.
— Правда, придется немного раскошелиться, — напомнил хранитель. Его старческое лицо оставалось в тени.
— То, о чем в послании Еноха говорится как о будущей данности, — продолжал свое пояснение
— Как?! — Я привстал. — Сегодня уже возможно воскрешение мертвых? Сегодня уже возможно воскрешение праотцов? Всех, до Адама? — вопрошал я, воспламененный желанием этих событий.
— Не торопись, Ной! Речь пока не идет о воскрешении праотцов. Это общее дело ни одного поколения. Мы пока у истоков. Пока это идеал людей, которые еще как-то отождествляют себя с сифитами. Реальный мир вносит свои нюансы и не всегда положительные. Как ты сам знаешь, а, если не знаешь, то догадываешься: миром управляют каиниты. И идея воскресения патриархов-сифитов, которые, как правило, противились объединению двух народов, правителям-каинитам, мягко говоря, не по душе.
Я почтительно слушал.
— Но в том, — продолжал Мафусал, — чтобы исследования в этой области продолжались, они заинтересованы.
— Кровно заинтересованы, — утомленным голосом вставил хранитель.
— Кровно? — переспросил я, чуть раздражаясь на хранителя, затемняющего свои слова намеками и недосказанностями. Пояснил Мафусал:
— Я думаю, в своей глуши ты слышал, Ной, что в городах иногда пропадают люди. Их или не находят, или находят сожженными…
— Если при них случайно оказалась несгораемая вещица, — вставил хранитель. Голос его от негодующего волнения прерывался.
— Иногда похитители торопятся: оставляют труп с характерными надрезами: у живых людей вынимают здоровые органы…
— Неужели уже научились заменять? — ошеломленный, спросил я. Хранитель вежливо ссутулился перед моим ошеломлением, а Мафусал глубоко кивнул:
— Никто, конечно, преступников не находит. И никогда не найдут! Потому что заказчик, как ты, Ной, догадываешься, человек не просто богатый, а сказочно богатый. Человек, который ездит на ангелах.
— На ангелах? — не понял я.
— Ангелами в городе называют породистых белых лошадей, — пояснил Мафусал.
— Орган извлекают из живого? — глупо спросил я.
— При пересадке органы не всегда приживаются, и каиниты кровно заинтересованы в генетических исследованиях и будут вкладывать в них золото. Среди людей, которые опытно занимаются бессмертием, есть и сифиты. И хотя отец мой Енох и говорил, что дети мира сего умнее детей Света, похоже, это не совсем так. А говорим тебе об этом, Ной, потому, что ты хочешь посвятить свою жизнь служению Богу по культу сифитов и тебе придется соприкасаться с тем, о чем мы сейчас говорим. То есть не только возводить храмы с золотыми куполами, но и опытно заниматься бессмертием человека. Люди вплотную подошли к тому, чтобы из малюсенькой частички человека создать и вырастить его двойника. А когда это станет совершившимся фактом, тогда можно будет приступить и к воскрешению мертвых.
— Ужас!.. Ужас!.. — с неожиданной резкостью выдал хранитель. Смятенно и испуганно он смотрел в стол: — Они даже не представляют, к чему это может привести! Они таких уродов понаделают, что людям тошно станет жить на земле.
— Ну… пока никаких предостерегающих
— Но эти двойники — кто они? Люди? — вопрошал я, потому что пришел в волнение от рассказов Мафусала и хранителя.
— Трудно сказать… Пока их нет, — сухо сказал Мафусал.
— А, может быть, и есть, — усмехнулся хранитель. Я долго смотрел на него, но он никак не пояснил свой намек и смотрел на меня со снисходительной усмешкой. Сверчки перестали петь, и слышно стало, как бьет дождь в оконные стекла.
— Будет ли у двойника душа? — продолжал вопрошать я.
— В корень смотрит, — с усмешкой сказал хранитель Мафусалу. — Не станем ли мы, люди, «яко бози»? А, может, мы просто-напросто наделаем себе умной скотины? И никто эту скотину у тебя не украдет, потому что она будет похожа на тебя. А может, наоборот: двойник будет умнее человека, и его, своего создателя, обратит в раба. А, может, и не умнее, а все равно обратит в раба. И скажет своему создателю, что у него нет души. Ты, Ной, можешь доказать, что у тебя есть душа? Когда я смотрю на современную ветреную чернь — нечестивую, дышащую воровством и убийством, — я, честное слово, начинаю сомневаться, созданы ли они Богом.
Мои сотрапезники пили ячменное вино, а я вдумчиво пил хлебный квас и слушал.
— …И все же невольно задаешь себе вопрос, — рассуждал хранитель, — если человек сможет создать живое существо, то и Того, Который создал нас, мог кто-нибудь создать. И тогда наше человеческое место во вселенной становится весьма скромным, если не сказать, примитивным. И в череде созданных мы производим нелестное впечатление.
Мафусал нетерпеливо вздохнул:
— Это и заставляет думать о воскрешении праотцов наших. — И чтобы ужин не перешел в чрезмерную застолицу, Мафусал поднялся из-за стола. — Надеюсь, все, что здесь говорилось, останется между нами.
— Не знаю, — усмехнулся смотритель. — На себя мне давно наплевать, но вот, если начнут мучить моих детей, я не вижу основания держать язык за зубами. — Лицо его некрасиво искажалось на поверхности начищенной до блеска лампады.
После некоторой возни у двери, наконец, вышли на улицу.
— Я надеюсь, что сегодня мы с пользой провели вечер, — проговорил Мафусал, когда мы под многоруким фонарем стали дожидаться пролетки. Под фонарем, в его ярком свете листва молодых кипарисов блестела золотом после дождя, золотом поблескивал и асфальт, а лужи лежали черные-пречерные, будто из них на мир смотрела бездна подземного космоса. — Конечно, послание на папирусе — это не та книга, которую ты хотел прочитать, но все-таки это послание Еноха.
— То, что я сегодня прочитал и услышал от вас… — проговорил я, стараясь не смотреть на стоящую неподалеку похабно одетую женщину. За ее пояс, на шнурке, было привязано зеркальце, и оно болталось между оголенных ног. — Я и подумать не мог, что люди занимаются нечто подобным! Но, читая папирус, я почему-то засомневался, что текст принадлежит Еноху.
— ?
— Чувствовалось, что в тексте присутствует какая-то неприятная тайна. Она шествует между строк, между слов, между букв, порой ее промельк можно уловить, но тайна успевает спрятаться за слова и не открывается.