Милостыня от неправды
Шрифт:
— Что тебя насторожило? — отворотясь, спросил Мафусал. Я, хотя и находился под впечатлением написанного, но уловил в тоне деда напряжение.
— Вторая часть послания как бы не сообразуется с тем, чему учил Енох, когда от ангелов вернулся на землю для проповеди.
Из-за угла показалась пролетка, но похабно одетая женщина махнула зонтиком, и возница остановил ей, а не нам.
— Вообще-то я был одним из свидетелей возвращения Еноха и не раз слушал его проповеди, — выговорил Мафусал, слегка побледнев от огорчения. Мне показалось, его разум пульсирует в ином измерении. Я засмущался, но дед подбодрил меня, скрывая за легким смехом глаз и ласковой речью свое более потаенное пристрастие: — Интересно было бы послушать, что думает молодое поколение по поводу блаженств, которые оставил людям Енох. — Глаза Мафусала ласково и мудро улыбались. — Заметь, я не спрашиваю,
Показалась еще одна пролетка, и Мафусал остановил ее.
— Свободному человеку Бог дал заповедь в повиновении себе, — сказал я, когда мы удобно расположились в кожаных сиденьях. Начал я издалека, мне хотелось показать Мафусалу, что ему не придется краснеть за меня перед епископом. Мафусал догадался о моем желании. Мудрые веселые морщинки появились в уголках грустных глаз Мафусала. — Падение было предвидено Богом, но оно — воля человека.
— И? — подталкивал меня Мафусал добрым, ироничным взглядом.
— Человек не стал жить с Богом и в Боге, и сатана, подчинив себе человека, сделал из него жилище страстей.
— И?
— Енох проповедовал Божью мудрость, говорил, что мудрость каинитов изначально ущербная, не ищет небесного и удаляет человека от Бога. Енох учил отстраняться от дурного знания каинитов. Он умолял не тратить время на изучение небесных тел, минералов… Енох своей жизнью доказывал, что знания каинитов мешают молитвенному общению с Богом, убивают в человеке любовь и, стало быть, даже потенциально, в будущем, он не сможет стать со-творцом Господу в мире духовном. Енох проповедовал воскресение и сотворчество Господу в пакибытие. А в послании, которое я прочитал сегодня, говорится о приобретении знаний (на основе знаний каинитов) для воскресения отцов уже здесь, на земле, в материальном мире! Это и смущает меня…
Мафусал слушал меня с явным огорчением. Проезжали мимо огромных, расплывшихся в темноте статуй, застывших у входа в храм каинитов. Я не умолкал и, хотя и говорил о своем смущении, все равно радовался прочитанному посланию с непосредственностью юности. И Мафусала это обстоятельство, похоже, успокаивало.
— Поскольку речь идет о твоем будущем, мне, Ной, хочется надеть на тебя ошейник рассудительности, хотя и не собираюсь разубеждать тебя в твоих юношеских заблуждениях. Но они кажутся мне немного странными, ибо ты сам сказал мне, что ищешь книгу Еноха. И, как мне показалось, имеешь представление о том, что она содержит знания как ангельские, так и человеческие, приобретенные Енохом в пророческом прошлом и в пророческом будущем. А раз так, то ты должен догадываться, что Енох оставил тайное учение. Не для всех, а для избранных! Всем он оставил блаженства. Но пока не об этом. Ты еще юн и тебе, возможно, кажется, что тайное знание должно быть доступно всем людям. Может, так и должно быть. Может, со временем так оно и будет. Но даже если принять твои рассуждения, почему ты не допускаешь, что путь опытного бессмертия (когда люди, находящиеся в падении, опираясь на свои знания и свой опыт, воскрешают умерших родителей), — почему ты не допускаешь, что этот путь не входит в замысел Бога о человеке? Почему ты допускаешь, что падение человека было предвидено Богом, а воскресение мертвых (здесь, на земле, в материальном мире) и через это воскресение возвращение к Богу (всем человечеством), Богом предвидено не было?
Я обещал подумать над этими словами.
— И помолись, — сказал Мафусал, но получилось неискренно. Ехали богатыми кварталами. Ни одного окна не было распахнуто, окна были задернуты толстыми тканями.
— А почему вы были откровенны с хранителем? Вы же сами сказали, что он кому-то должен донести о нашем визите.
— Он донесет то, что можно донести. Хранитель — сифит, и его доносы — это дань властям каинитов. Таковы городские нравы — привыкай, Ной! Кстати, перечисляя при знакомстве достоинства хранителя, я умолчал о главном. Это он автор философского труда о воскресении праотцов наших, то есть о воскресении всех мертвых. Это ему принадлежит нравственное домогательство о воскресении всех умерших людей, всех — до Каина, Авеля и Адама. Но это еще не все! В своих идеях он воспитал сына, и тот опытно трудится над бессмертием. Он — крупный ученый. И священник-сифит. Он — наша тайная гордость. Имя его — Твердый Знак. Хранитель гордится сыном, но в последнее время хранитель почему-то не хочет, чтобы его упоминали как автора труда о воскресении мертвых.
— А почему сифитов нет среди властьпридержащих? — продолжал вопрошать я.
— Трудный вопрос… Чтобы ответить на него, Ной, надо повторить
— Вы говорили об Иавале-скотоводе, что он когда-то писал о возвращении Еноха от ангелов. Пока есть время, мне бы хотелось посетить и его. — Мафусал одобрительно кивнул. — И, если удастся, посетить пещеру, откуда Енох впервые в духе был взят ангелами.
— Особо на Иавала не рассчитывай: говорят, он сильно пьет, — но, кто знает, может, и узнаешь от него что-нибудь интересное для себя. Кстати, ходили слухи, что этот самый Иавал-скотовод по косточке мог воссоздать барашка или поросенка. И съедал их на ужин. Хотя… Спроси об этом у него самого.
— И еще мне хотелось бы спросить у вас, — сказал я, когда мы уже вышли из пролетки, — верите ли вы в потоп?
— Как в легенду, сдерживающую человеческий грех, — сухо ответил Мафусал. — Для людей, может быть, ценно ложное ощущение водного конца мира, чтобы они не забывали о смерти. Ты удивлен моим ответом? — Мафусал снова нежно потрепал меня по макушке. Я пожал плечами. — Если ты заговорил об этой легенде (кстати, ее авторство приписывают Еноху, хотя каиниты заговорили об этом раньше), то ты, конечно же, знаешь и конец ее.
— Да, один человек со своим семейством спасется в потопе.
— Ты помнишь имя этого человека?
— Нет.
— Ты, правда, не помнишь его имени?
— Никто никогда и не называл его.
— И отец никогда не говорил тебе?
— Нет.
— В годы тиранства легенда о потопе снова завладела умами многих сифитов, но мне бы не хотелось, Ной, чтобы ты бездеятельно проводил свою жизнь в ожидании потопа. Это всего лишь легенда!
9
На высоком берегу реки стояли ветхие шатры с содранными наполовину шкурами. Обитаемым казался только один шатер. Из него доносились сытые и пьяные голоса, пели срамную песню. Где-то рядом с голодухи орал осел. Я постучал в дырявый котелок, висящий у входа. Полог подняла большая краснорожая женщина, глянула на меня угрюмо и подозрительно.
— Могу ли я видеть Иавала-скотовода?
— Скотовода? — ухмыльнулась большая женщина. Голос у нее был мужским. — Вон где осел некормленный орет, там и живет твой… скотовод.