Милые Крошки
Шрифт:
— Да, — сказал папа Крошки усталым голосом, какого дети никогда раньше у него не слышали. — Это правда. Ей-богу, ты ещё прекрасно выглядишь, королева. Только не называй меня Кокой, ладно?
— Посмотрим, — холодно сказала Капитан. — Между прочим, ты и сам неплохо выглядишь. Жирноват, конечно. Но если поставить тебя к помпам и месяцок-другой погонять на пожарных учениях, жирок, глядишь, порастрясется.
Наступила пауза Потом папа Крошки сказал:
—
— Меня не благодари, — сказала Капитан. — Благодари тех, кому мы всем этим обязаны.
— Это кому?
— Детям. Великолепно обученным кулинарам, механикам, разбойникам и диверсантам.
— Провалиться мне, — вырвалось у папы Крошки из самой глубины его души.
— Они спасли мой корабль, — сказала Капитан. — Родители могут ими гордиться. И теперь пора родителям проявить к ним любовь.
— Значит ли это, — сказала папа Крошки с надеждой в голосе, — что мы с тобой могли бы, ну понимаешь… опять соединиться? Я целиком за это, если ты…
— Что касается тебя, Колин, — сказала Капитан, и даже в переговорной трубке было слышно, как папа вздрогнул, — то для меня ты пока что трюмный матрос первого года службы, уборщик, приставленный к гальюнам. А дальше посмотрим.
После этого наступило молчание.
Примула в ужасе уставилась на Маргаритку.
— Каким юн ам? — спросила она.
— Сурово, надо признать, — сказала Маргаритка. — Но у меня такое впечатление, что всё ещё наладится.
— Хмм, — протянули брат и сестра. Но и они ощущали какой-то непонятный оптимизм.
Довольно долгое время они сидели в молчании. Все трое были сильно озадачены. Потом Примула сказала:
— Что это?
Из другой переговорной трубки послышались звуки музыки.
— Бальный зал, — сказал Кассиан.
— Пошли, — сказала Маргаритка.
И они пошли.
Ладно, теперь пора подпустить золотого сиропу.
Галерея над бальным залом была забита грабителями. Некоторые, ни мало не скрываясь, рыдали в носовые платки. Все смотрели на танцевальную площадку.
Сбоку от площадки стоял концертный рояль. На нём играла женщина в красном бархатном платье. Она играла «Останься со мной». Пел мужчина: мужчина в лохмотьях вечернего костюма. Женщиной была Капитан. Мужчиной — папа Крошки, решивший угостить публику двумя-тремя куплетами старой популярной песенки перед тем, как заняться уборкой гальюнов.
Рядом с детьми стоял Пит Фраер. Прерывающимся от волнения голосом он сказал:
— Эх, уха.
— Прости, не поняла?
— Уха, чепуха — невезуха.
Дети промолчали. У них
— Самые грустные слова, няня Пит, это: «Что, если бы».
— А? — сказал Кассиан. — Чего?
— Бедненький, — сказала Примула, сжав руку няни Пита.
— О чём вы толкуете, не понимаю. Опять о какой-то чепухе, — совсем неубедительно сказал няня Пит. — Ну что ж, Карибы. Приятный, тёплый край. Там хорошо пограбить по вечерам, я слышал. А? Как думаете?
— И к Америке близко, — сказала Маргаритка, стараясь утешить Пита. — Говорят, в Америке широкие перспективы.
— Ну, мы их обследуем. Всё равно, на каком они этаже, — сказал Пит, вытирая глаза. — Что ж, любовь есть любовь, куда от неё денешься. А мне пора приложиться к пивку.
А «Клептоман» резал волны под жарким тропическим небом, увозя семейство Крошек — родителей, детей и нянь-грабителей — к Майами, что в штате Флорида, приюту миллионеров.