Милый друг Натаниэл П.
Шрифт:
С другой стороны, он еще не проснулся настолько, чтобы работать над эссе о коммодификации [26] сознания. И заняться ему было пока что особенно нечем. Работая над книгой, он никогда не сидел без дела и даже если не писал ничего нового, всегда мог вернуться и поправить уже написанное. Теперь книга ушла к издателю, и Нейт страдал от безделья.
Он тронул курсором «ответить».
«Но разве мы не остались такими же жадными, как и люди того времени? – пальцы привычно побежали по клавиатуре; стук кнопок звучал приятной музыкой творчества. – Мы хотим комфортной жизни, и пусть у нас нет слуг, но зато есть облегчающие труд машинки из Китая. Только теперь мы еще и не желаем переживать по этому поводу, а устраиваем дело так, чтобы эксплуатация
26
Процесс, в ходе которого все больше видов человеческой деятельности обретают денежную стоимость и фактически становятся товарами, покупаемыми и продаваемыми на рынке.
Отправив письмо, Нейт проверил поступившую почту. Он ждал новостей от Питера, недавно перебравшегося из Нью-Йорка в Мэн на академическую работу, но в папке «входящие» ничего не было.
Нейт поднялся и подошел к окну. Голая улица. Деревья вдоль тротуара низенькие и чахлые. Листья редкие, хотя на дворе разгар весны. Деревья посадили несколько лет назад в рамках городской программы озеленения, и выглядели они печальными и потерянными, как будто знали, что никому, кроме соцработников, нет до них никакого дела. Может быть, для города выбрали не тот вид, а может быть, вид представляли негодные образцы. Богатые жители какого-нибудь соседнего района, например Парк-Слоупа, никогда бы не допустили, чтобы на их улицах появились эти кривые уродцы. Жители Парк-Слоупа, скорее всего, импортировали свои пышные, цветущие и, возможно, даже плодоносящие деревья.
Через окно просочился запах бекона. Может быть, роясь в последний раз в буфете, он все-таки пропустил что-то съедобное?
Нейт отправился в кухню. Капли кофе, пролившиеся еще до того, как он отказался от кофеварки, загустели и превратили деревянный пол в липкую полосу, ловушку для пыли, скомканных квитанций и крохотных бумажных кружочков, вылетавших из дырокола.
Сам не зная, что ищет, Нейт заглянул в холодильник. Готовый завтрак из яиц по-бенедиктински с чашечкой крепкого кофе был бы очень даже неплохим вариантом. Увы. Ничего. Ни даже позабытой коробки риса из его любимой китайской закусочной, работающей под девизом: «У НАС ТЫ ВСЕГДА НАЙДЕШЬ ВКУСНЯТИНУ». Он вылил в кружку остатки колы и выбросил пустую бутылку. Из мусорной корзины тянуло чем-то протухшим. Нейт прижал крышку поплотнее.
В другой комнате пискнул компьютер, и Нейт поспешил к письменному столу.
«Пусть так, – писала Ханна, – но разве не важно уже то, что формы эксплуатации, открыто использовавшиеся раньше, теперь скрыты подальше от глаз? Разве это не говорит о том, как изменилось наше представление о допустимом?»
Верное замечание. Нейт откинулся на спинку стула. Не меняющее ничего по существу, но заслуживающее внимания. Пожалуй, ему придется разобрать этот пункт в своем эссе. Возможно, становясь все более этически амбициозными, мы получаем больше стимулов скрывать от себя самих наши собственные слабости и неудачи? Он написал «Ролз» [27] на листке для заметок, прилепил его к экрану компьютера и задумался о том, что стояло за содержанием писем, – о личностной компоненте. Откуда у него эта настороженность? Что его удерживает?
27
Американский политический философ, п. Гарвардского университета. Его главный труд «Теория справедливости» посвящен разработке основных принципов справедливого устройства общества и обоснованию современной философии.
Элайза? Связь с ее хорошей подругой вряд ли будет встречена на ура. Ханна была у нее на обеде. Но такие ли уж они хорошие подруги? Это оставалось неясным. Никогда раньше Элайза о ней не упоминала. По крайней мере, он ничего такого не помнил. Ханна старше Элайзы, ей, по меньшей мере, тридцать, и по годам она ближе к нему, чем к Элайзе. И вообще – Ханна другая, более зрелая, что ли, более серьезная. На двух близких подружек они как-то не похожи…
Значит, держит его не Элайза. Нейт закрыл глаза, вызывая сохранившийся в памяти образ –
Будь Ханна, как говорится, погорячее, он наверняка бы уделил ей больше внимания, чаще замечал ее и думал о ней, потому что на том обеде она была единственной женщиной, которая могла бы пробудить у него интерес. А раз не пробудила, то это что-то да значило, хотя Нейт так и не понял пока – что именно. Раньше он представлял, что со временем честолюбия в нем поуменьшится и внешность женщины отойдет на второй план. Теперь, по прошествии лет, став более или менее взрослым мужчиной, он понял, что такого не будет. Нет, он не был слишком честолюбив или придирчив! Многие из его друзей подходили к этому вопросу с куда большей объективностью, оценивая женщин едва ли не по тем же критериям, по которым знатоки оценивают предметы искусства, словно те нежные, теплые чувства, что оживляли когда-то увлечения юных лет, давно выдохлись и испарились. На смену им пришел бесстрастный взгляд бывалого оценщика, лучше других знающего, как рассчитать рыночную стоимость товара.
В постели Элайзы и Джулиет его завела именно их физическая привлекательность. Что не есть доказательство мудрости. С другой стороны, что касается Кристен, то еще до того, как они впервые заговорили, было такое временное окошечко, когда она казалась слегка простоватой, немного суетливой и чуточку жеманной. Позднее, когда ему открылась ее пронзительная красота, те жесткие первоначальные оценки выглядели необъяснимыми.
Значит, проблема не во внешних данных Ханны.
Нейт вернулся к окну, поднял до самого верха жалюзи и прищурился от света, истекающего из молочно-белого неба. Проблема заключалась в том, что его не особенно интересовали отношения наподобие тех, что у него сложились с Кристен.
Он подумал о Джулиет, о выражении ее лица перед тем, как она отвернулась. Потом, позднее, когда остальные гости уже ушли, Элайза попыталась поцеловать его. «Не думаю, что это хорошая идея», – сказал он, отстраняясь. Она расстроилась, то ли смутившись, то ли рассердившись. Он-то точно и сконфузился, и разозлился. Не мог поверить, что она готова еще раз пройти уже пройденное! Пока Элайза плакала и припоминала старые обиды, он допил вино, а потом взялся за бутылку водки, которую сам давным-давно купил и теперь нашел в глубинах холодильника. Прошел час – Элайза продолжала в том же духе, а он дошел до того, что был готов трахнуть ее – хотя бы только для того, чтобы она замолчала. Не трахнул. В том, что ситуация сложилась так, как сложилась, была и его доля вины, и Нейт это знал. В конце концов, оба успокоились, и он уговорил ее лечь в постель.
– Только чтоб ты знал: секс тут ни при чем! – сказала она из-под одеяла. Он уже стоял у двери, в полной готовности выскользнуть из комнаты. – Просто хотела, чтобы меня кто-то обнял… чтобы не чувствовать себя одинокой. Понимаешь?
– Понимаю, – отозвался он, забирая сумку-планшет. Его тоже едва не пробило на слезы.
Что бы они, эти женщины, ни думали, Нейт не оставался безразличен к их горю, его трогали их страдания. И при этом он, сам того не желая, становился причиной их несчастья.
Когда ему было двадцать пять, все женщины вокруг либо уже обзавелись бойфрендами, либо не хотели ими обзаводиться. Некоторые, сделав перерыв с мужчинами, переключались на женщин или пробовали обойтись без секса. Другие собирались продолжить учебу и готовили документы или планировали годичную поездку в индийский ашрам. Некоторые колесили по стране в составе рок-команд (только девочки!). Те, у кого уже были бойфренды, принимали отношения как нечто обыденное и, похоже, гуляли налево и направо (что иногда играло в его пользу). Но все изменилось, когда он шагнул в четвертый десяток. Мир вдруг заполнился женщинами – их процент достигал угрожающей отметки, – которых больше не интересовала карьера, ни удачная и устремленная ввысь, ни тихая и ровная. И, что бы они там ни утверждали, на самом деле лишь немногое волновало их в той же степени, как отношения…
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
