Милый друг, товарищ покойника
Шрифт:
Безоблачное небо отливало мягкой голубизной. Невидимое из моего окна солнце опустило свои нежно-желтые лучи на искрящийся снег. В окнах дома напротив уже потушили свет. Я посмотрел на часы – было без пятнадцати десять.
Но день не оправдал моих ожиданий. А вечером позвонила Лена-Вика.
– Уже выздоровела? – спросил я ее.
– Да. А ты скучал без меня?
– Мне было очень одиноко… – признался я.
– Да?! – прозвучал в трубке возглас приятного удивления и я услышал в этом возгласе довольную улыбку. – Могу приехать. Как ты?
Мне было бы легче
– Конечно, приезжай! – сказал я.
– У тебя какой-то странный голос сегодня, – произнесла она задумчиво, и тут же добавила уже более живо: – Через час буду.
И положила трубку.
А я сел за кухонный стол и стал ее ждать. И пока ждал – накапливалось во мне желание увидеть ее, крепко обнять. Я был сердит на нее, сердит за свое долгое одиночество. Но не прошло и десяти минут после ее телефонного звонка, как я ее простил. Простил за то, что я все-таки был ей нужен. Может она приблизительно тоже самое думала и обо мне, думала, что она мне нужна. И поэтому вспоминала обо мне. Но эта периодичность, этот невидимый, но существовавший в наших отношениях график, повинуясь которому она то появлялась, то исчезала, это было то, что внушало опасения в недолговечности и хрупкости наших отношений. Ее двойная жизнь, двойное имя наталкивали меня на мысль о том, что я чего-то недополучаю от нее и когда ее обнимаю, и когда целую, и когда с ней сплю. «Ну и что? – возражала другая мысль. – Девиз „Все или ничего“ ни к чему хорошему не приведет. Те, кто хотят всего обычно ничего не получают.» Я ведь тоже не был готов к полному посвящению себя другому человеку, даже женщине.
Мои мысли прервал дверной звонок и я подскочил, подбежал к двери. Я даже не ожидал от себя той радостности, с которой я распахнул дверь, чтобы быстрее увидеть ее.
Я обнимал ее на пороге, целовал. А она, смеясь, вырывалась.
– Да дай мне раздеться! Я же не на минутку пришла!
Она смеялась и казалась по-настоящему счастливой.
Наконец я отпустил ее. Она сняла черную длинную куртку с меховой окантовкой по краю капюшона и осталась в черных брюках и свитерке изумрудного цвета. Повесила куртку на крючок и сама, все еще смеясь, набросилась на меня.
– Скучал? Скучал? Да?
Потом, когда страсти, пробужденные моим недавним одиночеством, улеглись, она достала из своей сумки бутылку Шампанского и кулек с едой. Уже на кухне она выпотрошила его на стол и я ощутил голод. Питался я последние две недели кое-как, в основном бутербродами с вареной колбасой. Даже жаренную картошку своей ленью мне удалось превратить в деликатес. А на столе теперь лежала палка салями, длинная французская булка, пачка масла, какое-то турецкое печенье…
– Это прям как гуманитарная помощь! – сказал я. – Спасибо!
Она все еще улыбалась.
– Зачем ты мне голодный нужен?
– А зачем я тебе сытый?
– А-а-а! – рассмеялась она. – Я тебе потом скажу! Когда наешся! Ты когда последний раз ел?
– Ел – две недели назад, а перекусывал – сегодня утром, – признался я.
– Ладно,
– Пару килограмм есть…
– Ясно, – голосом распорядителя сказала она. – Значит сегодня – праздник, а за картошкой завтра пойдешь! Шампанское положи в холодильник на верхнюю полку. Там у тебя есть место?
– Там масса места! – я открыл холодильник и показал Лене его пустые внутренности.
– Ну ты и живешь! – она покачала головой.
Уже через полчаса ужин был готов. Ощущение праздника было закреплено сервировкой стола. Я достал два хрустальных бокала.
– Сюда бы еще букетик цветов, – мечтательно произнесла Лена, осматривая созданный ею живой натюрморт.
Я виновато опустил голову.
– Да брось ты, – она махнула рукой. – Это я так, мечтаю… Кстати ты мне действительно ни разу цветов не подарил.
– Но я ведь никогда не знаю, когда ты придешь…
Ужин начали с Шампанского.
– За что? – спросил я, подняв бокал.
– За нас! – легко произнесла тост Лена. – За то, чтобы у нас все было хорошо, чтобы мы не болели!
Вареная картошка, тонкие янтарные кружки салями, свежая хрустящая булка с маслом. Праздник живота смешался с праздником души, атмосфера физической, бурной радости заполнила мою маленькую квартиру.
– Твой кассетник работает? – спросила Лена.
– Наверно, я его давно не включал…
Она вытащила из своей сумки кассету и протянула ее мне.
– На, поставь!
Я сходил в комнату, поставил кассету и вернулся. Музыка зазвучала только через пару минут. Но когда она зазвучала, я остановил в воздухе вилку с кусочком колбасы, чуть-чуть не донеся ее до рта. Удивленно посмотрел на Лену. А она улыбнулась и как-то игриво развела руками.
– Это Корелли… Если тебе не нравится, там на другой стороне рэп есть, «Кар мэн» и Буланова…
– Нет, нравится. Просто не думал, что ты классику любишь.
– А я не знаю – люблю я ее или нет. Хочется иногда послушать. Чистая музыка, как лекарство. Успокаивает, когда психую…
– А часто психуешь?
– Нет, – она пожала плечиками. – Иногда бывает. Со всеми бывает. У тебя тоже сегодня, когда звонила, был голос психованый. А?
Я кивнул.
– А чего? – спросила она.
– Я вчера ходил долг относить… Понимаешь, одного знакомого убили, а я у него как-то одалживал и вот вчера пошел, отдал деньги его жене… Видно нервничал потом, знаешь, идти туда боялся…
Лена понимающе кивнула.
– Мою подружку месяц назад убили. Пьяный один позвал к себе… И задушил. А я у нее книжки брала читать, у ее предков классная библиотека… Но я назад не понесу… Пусть уже у меня остаются. Страшно, ей только восемнадцать отпраздновали. Предки такой стол накрыли…
– Давай о чем-нибудь другом! – попросил я.
Она кивнула. На ее лицо опять вернулась улыбка.
– Наливай! – скомандовала она.
Шампанское подходило к концу, но у меня в запасе была еще бутылка венгерской сливовицы и это внушало уверенность в том, что с исчезновением Шампанского праздник не пойдет на убыль.