Милый пленник
Шрифт:
— О Кэролайн! — едва слышно воскликнул Джеймс, и его тело задрожало от возбуждения.
Заключив ее в объятия, он крепко прижал ее к себе и поцеловал, вложив в этот поцелуй всю свою страсть и силу своей души. Кэролайн почувствовала его желание. Однако кроме желания она ощутила еще кое-что. Этим поцелуем Джеймс заявлял свои права на нее. Это была священная клятва, и значила она гораздо больше, чем слова. Теперь Кэролайн принадлежит ему, и он открыто заявлял об этом.
Уложив ее на спину, он придавил ее своим мощным телом и медленно вошел в нее. Он не сводил с нее золотисто-зеленых
— Теперь мы с тобой одно целое.
Магия этих слов заворожила Кэролайн.
— Да, — ответила она, и это слово прозвучало как священный обет.
Она прижалась к Джеймсу еще крепче, заставив его еще глубже войти в нее.
Кэролайн осознала, что первый раз в жизни испытывает наслаждение от мужских ласк. Став женой Трамбалла, она поняла, что в интимных отношениях нет ничего приятного. Со временем супружеские отношения стали для нее просто обязанностью.
Занимаясь любовью с Джеймсом, она узнала, что совокупление мужчины и женщины — не просто физиологический акт. Джеймс не терял времени даром. Он нежно ласкал ее, целовал, шептал слова любви. И Кэролайн отвечала на его ласки. Она стонала от наслаждения, поощряя и ободряя его нежными, чувственными стонами. «Боже мой, неужели это я издаю все эти звуки?» — удивилась Кэролайн. Ее руки любили Джеймса, а губы боготворили его.
А потом произошло нечто невероятное. Нечто такое, чего ей еще никогда не доводилось испытывать. Ей показалось, что внутри нее загорелось яркое солнце, и оно становилось все горячее и ярче. Кэролайн хотелось еще сильнее прижаться к Джеймсу, хотелось, чтобы он еще глубже вошел в ее лоно. А потом это чудесное, изумительное солнце раскололось на миллионы сверкающих звезд, падающих сквозь нее, на нее и вместе с ней.
Она закричала от удивления, и ее крик слился с его криком, когда он, погрузившись в ее лоно, содрогнулся всем телом и выпустил в ее тело свою живительную силу.
После этого они долго лежали, обняв друг друга. Их руки и ноги переплелись, соединив их в единое целое. Кэролайн и Джеймс молчали, боясь, что слова могут разрушить то волшебное блаженство, в котором они сейчас пребывали.
Джеймс заговорил первым.
— Ты когда-нибудь испытывала что-либо подобное? — спросил он.
Его вопрос показался Кэролайн таким нелепым, что она едва сдержала смех. Она все еще не могла говорить и поэтому в ответ просто покачала головой. Он громко расхохотался. В его смехе звучала такая гордость, как будто она, забравшись на крышу самого высокого дома, громко прокричала о том, какое невероятное наслаждение он ей доставил. Прижав ее к груди, он прошептал:
— Я тоже никогда не испытывал такого удовольствия.
После этого они заснули крепким, безмятежным сном.
Проснувшись, Кэролайн увидела, что Джеймс смотрит на нее.
— Добрый вечер, соня, — сказал он, убрав волосы с ее глаз.
Она села, больше не стесняясь своей наготы, и посмотрела в окно. Несмотря на то что небо было затянуто тяжелыми грозовыми тучами, она поняла, что наступил вечер.
— Есть
— Немного, — ответила Кэролайн, и в ее желудке громко заурчало. Он засмеялся. — Я сегодня еще ничего не ела, — сказала она в свое оправдание. — Мне было совершенно не до еды, ведь в подвале моего дома сидел связанный мужчина.
Джеймс поцеловал ее в лоб.
— Не беспокойся. Я сейчас что-нибудь принесу с кухни.
— Нет, нет, не надо. Я сама схожу туда…
Джеймс снова заставил ее лечь в постель.
— В кухню пойду я, — сказал он. — Обязанность мужчин — охотиться и добывать пропитание. Мы занимаемся этим со дня сотворения мира.
— Надеюсь, тебе для этого не придется грабить мирных сельских жителей, — усмехнувшись, сказала Кэролайн.
Джеймс потерся носом о ее грудь.
— Я тоже на это надеюсь. Не хочу надолго разлучаться с тобой.
В желудке Кэролайн опять громко заурчало.
— Уже иду, — произнес Джеймс и, встав с кровати, пошел в кухню. Он принес головку сыра, бутылку красного вина и буханку хлеба, оставшуюся после завтрака. Они сели на кровать, скрестив ноги по-турецки, и разделили между собой эту нехитрую еду.
Кэролайн чувствовала, что с каждой минутой любит его все сильнее и сильнее. Однако это не пугало ее, а придавало сил и уверенности. Она уже ничего не боялась и не стеснялась.
— Я люблю тебя, — проговорила она уверенным тоном.
Глаза Джеймса заблестели от гордости и счастья.
— Я тоже люблю тебя, — прошептал он и, наклонившись, поцеловал ее, подкрепив таким образом свое признание.
Он так резко придвинулся к ней, что Кэролайн едва не пролила вино. Однако несколько капель все-таки упало на ее тело. «Хорошо, что не на простыни», — подумала она, облегченно вздохнув. Однако когда Джеймс наклонился и, медленно проведя языком по ее бедру, слизал упавшие капли, Кэролайн почувствовала, что ее охватывает такое неистовое, такое бешеное, такое горячее желание, какого ей еще никогда не приходилось испытывать.
На этот раз их любовный акт был бурным, страстным и стремительным.
Но, несмотря на это, оба получили огромное наслаждение.
— Мне нужно кое в чем тебе признаться, — сказала Кэролайн.
Она сидела на кровати, скрестив ноги, и смотрела на их отражение в зеркале. Джеймс прижался к ее спине и, обхватив ее ногами, расчесывал ее длинные волосы, убирая их с плеч за спину. Несмотря на то что они оба были обнажены, одеваться им не хотелось В комнате горели свечи, придавая ей уют и создавая интимную атмосферу. В полумраке спальня казалась меньше, чем на самом деле. Кэролайн уверенно гладила его упругие, сильные, мускулистые ноги.
Он провел расческой по ее мягким, как шелк, волосам.
— Ты можешь довериться мне. Я тебя никогда не предам, — сказал Джеймс.
Кэролайн посмотрела на его отражение в зеркале, и их глаза встретились.
— Я знаю, — ответила она.
Он улыбнулся. Ей нравилось, как он улыбается. Его лицо, всегда такое серьезное и напряженное, смягчалось, и он казался добрым и сильным великаном.
— Когда я в первый раз увидела тебя, я подумала, что ты невероятно высокомерный и самонадеянный человек.