Мини-футбол на Маросейке

Суханов Виктор

— Сейчас я этому вертлявому зайцу покажу! — угрожающе зашипел Бегемот, вновь начиная игру с центра поля. — Все ноги переломаю!

Но стоило противникам лишь чуть отпустить мяч, как Витька вновь завладел им. Однако на этот раз забивать сам не стал, а, уйдя в угол площадки, принялся выманивать на себя защитников, непрерывно обводя их. Как только напротив ворот в выгодном положении оказался Борька Медведев, Витька дал ему передачу точно в ноги. Борис остановил мяч и хладнокровно левой забил его в ворота. Вконец обалдевший вратарь, отчаянно пытавшийся перед этим уследить за мельканием Витькиных ног, не смог парировать удар. Счет стал 4:2.

Теперь Витька перешел в защиту. Он снимал мяч

с кончика ноги соперника и отдавал кому-нибудь из своих. Рассвирепевший Бегемот, не понимая, что происходит, отчаянно пытался забить кисаровцам мяч. Получив пас, он в очередной раз ринулся на защитников. Те малость дрогнули, опасаясь столкновения с крепким парнем. Однако тут же Бегемот увидел перед собой Витьку. Радостно хрюкнув, он мгновенно наметился изо всех сил ударить по Витькиному колену ногой, обутой в тяжелый ботинок. Такой удар должен был надолго вывести из строя новоиспеченного быстрого форварда.

В тот момент, когда Бегемот замахнулся ногой, Витьке показалось, что здоровенный ботинок сейчас вдребезги разобьет его колено. В какие-то доли секунды он успел отдернуть ногу, и ботинок прошел сантиметрах в двух от нее. Вслед за ботинком последовала вытянутая нога Бегемота, потом его туловище. Не встретив в воздухе сопротивления, Бегемот упал на землю.

«Ах, ты так! — подумал Витька. — Получай еще один!»

И он, легко обойдя всех защитников, забил пятый мяч.

В центре поля, громко стеная, валялся Бегемот, сильно растянувший ногу. Остальные очумело смотрели на Витьку.

— Ну, ты даешь! — хмыкнул Вовка Попов. — Ты, как стриж, туда-сюда летал!

— Бутерброд Голдобе не отдал, вот и бегаю, — не совсем уверенно ответил Витька, только сейчас почувствовав неодолимую усталость.

— Мы тебя готовы кормить бутербродами два раза в день, если будешь так играть, — серьезно сказал Борька Медведев.

Все рассмеялись. Никто не обратил внимания на Леньку Плиева, который в пяти шагах от Бегемота сделал странное движение ногой, будто хотел что-то втереть подошвой в землю.

Капитан команды Нижней Маросейки Петька Бобыля подошел к Бегемоту, помог ему встать, потом объявил:

— Встреча переносится. Из-за травмы ноги у нашего игрока…

— Который не сумел разбить ногу нашему игроку, — громко сказал Ленька Плиев.

— Недельки через две вас устроит? — продолжал Бобыля. — Раньше Бегемот все равно не поправится.

— Устроит! Устроит! — закричал за всех Вовка Попов. — Пусть подлечится! А то опять никому ногу сломать не сможет!

Ребята с Нижней Маросейки угрожающе загудели.

— Ладно! Кончай базар! — осадил их Бобыля. — Через две недели продолжим на этом месте.

Снадобье

Ребята разошлись. Витька сказал, что остается со своим знакомым Николаем, который, как и он, собирает марки. Николай все это время молча сидел на скамеечке. Витька подошел к нему.

— Как себя чувствуешь? — спросил Николай.

— Еле ноги передвигаю!

— Упорный ты, паренек! Усталость смог преодолеть! Это не у всех получается. Пойдем, подлечу тебя малость.

— А это не вредно? — на всякий случай спросил Витька.

— Конечно, нет. Я одновременно биолог и врач Поэтому ничего опасного для пациента позволить не могу. А идти совсем недалеко. Я в Малом Спасоглинищевском комнату снимаю.

— А вы не знаете, почему переулок называется Спасоглинищевским?

Витьку давно интересовал этот вопрос.

— Место тут глинистое, холм из глины. Наверно, церковь Спаса была. А знаешь, откуда название Маросейка?

— Нет.

— Украинское подворье в этих местах размещалось. И улица называлась Малороссейка. Постепенно московский говор переделал ее в Маросейку.

Они

медленно двинулись по проходу к переулку и не видели, как в это же время со стороны Кисаровки на Пуговку спустился Ленька Плиев. Он не спеша вышел на площадку недалеко от того места, где упал Бегемот, нагнулся и что-то поднял с земли.

Николай и Витька уже приблизились к высокому красивому дому, фасад которого выходил на Ильинский скверик, когда Николай вдруг сказал:

— Я вот что хочу сообщить тебе, Виктор. Лекарство, о котором я говорил, очень редкое. И рецепт его не мною придуман. Тут такая история случилась… В плен я попал под Ленинградом. Контужен был, бомбой оглушило. Очухался уже у немцев. Ну, они меня в лагерь отправили. Там рядом со мной на нарах оказался один профессор, химик. Еще не старый, но очень больной… Петров его фамилия, а звали Иван Петрович. Он знал, что скоро умрет, и перед смертью взял с меня клятву: если живым останусь и доберусь до своих (а мы как раз побег готовили), то разыщу в Москве, в Малом Спасоглинищевском переулке, его жену, расскажу ей о последних днях мужа и постараюсь довести до конца одну его научную работу Я ведь биолог, с последнего курса на фронт ушел… Короче, Петров много экспериментировал с веществами, которые убыстряют жизненные процессы в организме и дают ему дополнительную бодрость и силу. Оказывается, его дед, тоже ученый, занимался этими же вопросами. Так вот, дед этот много путешествовал по Китаю, Тибету, Египту и привез оттуда рецепты древних — как продлить жизнь, избавиться от старческих недомоганий. Дед изучал воздействие на человеческий организм женьшеня и других растений — их называют аралиевые. И еще золотого корня, мумиё. Он оставил интереснейшие записи! А Иван Петрович еще до войны изучил эти записи и стал переводить их на язык химических формул… — Николай замолчал — видно, воспоминания разбередили его.

— Ну и что, выздоровел Иван Петрович? — Витьке не хотелось верить в смерть такого человека.

— Да нет, умер… А мы, десять человек, во время работ недалеко от лагеря сбежали. Один из нас был местный, он и вывел всех в леса… Потом к партизанам попали.

— А дальше?

— Дальше… — Николай нахмурился. — До партизан все десять дошли. Только немцы вскоре выследили наш отряд и стали брать в кольцо. У фашистов специальные полицейские части были, по борьбе с партизанами… Очень жестокие. Эти части даже не из немцев формировались, а из разных предателей. Еле мы тогда вырвались из того кольца, и, кроме как к линии фронта, некуда нам было податься. Стали с боем прорываться к своим. Место там страшное — Мясной бор. До конца жизни не забуду. Всё простреливалось. Из нашей десятки до своих только четверо доползли… Меня тогда почему-то пощадило. Потом снова воевал в регулярной армии, а под конец войны ранило снарядом. По госпиталям повалялся, ногу ампутировали, лицо зашили. Когда выписали, в Москву подался, жену Ивана Петровича отыскал, вот у нее комнату и снимаю.

Они вошли во двор большого дома в Малом Спасоглинищевском переулке, поднялись на третий этаж. Николай открыл своим ключом дверь квартиры. Хозяйки не было. Витька прошел вслед за Николаем в комнату, уставленную застекленными шкафами. В одних стояли книги, в других — стеклянные банки с притертыми пробками. На письменном столе его внимание привлек микроскоп. Над столом висела рамка с фотографией худощавого, усталого человека с грустными добрыми глазами.

— Садись, — пригласил Николай. — Понимаешь, главный компонент снадобья — я тебе сейчас его дам — приготовил сам Иван Петрович. Еще до войны. Я это лекарство только завариваю и настаиваю, как он меня научил. Правда, лекарства у меня осталось совсем немного. А сам я целиком приготовить его не могу. Пока.