Министерство Апокалипсиса
Шрифт:
Смерть об этом знал и от этого злился ещё сильнее. Да и вообще, в каждой нашей ссоре с Ларой – какой бы то ни было – виноват был всегда я. И если Лара могла признать свои ошибки и первой идти на перемирие, то у Смерти был лишь один виновник. Кажется, даже если бы Лара устроила массовый геноцид, виноватым остался бы я. «А зачем ты с ней встречаешься, если не готов к таким вопросам?! Что, нет планов на совместную жизнь, да?! Ну и зачем ты её тогда изводишь?! Для какой цели?!» – читалось всегда на его лице. И, признаться, такие сомнения временами грызли
– Голод, мы уже год встречается, так что… – сказала как-то Лара и интригующе прервалась на то, чтобы прожевать сочившийся кровью кусок стейка. Прожевала, протёрла рот салфеткой и запила водой. А я мечтал, чтобы она пила подольше, лишь бы не слышать нового бредового предложения, – не думаешь познакомиться с моими родителями?
Я подавился.
– Но я ведь знаком с ними, – сказал я.
– Ну, понимаешь… – Лара задумалась. – До этого они тебя знали, как лучшего друга Смерти. Но как моего парня они тебя ещё не видели.
– А должны?
– Ты что, боишься? – Лара скрестила наши ладони и заиграла с моими пальцами. – Но ведь в качестве друга ты их полностью устраивал, так? Что может пойти не так здесь?
Зачастую после фразы «Что может пойти не так?» всё идет не так. Но это был не тот случай. Я действительно не боялся видеться ни с Асмодеем, ни с тётей Мэри. В каком-то смысле я считаю их роднёй. Но знакомство с родителями – это шаг, присущий только по-настоящему влюблённым парам, у которых по-настоящему всё хорошо. А главное, взаимно. И я не считал наши отношения таковыми.
Но почему-то я согласился.
––
В особняке семейства Жнецовых мы собрались вечером, когда солнце в Аду закатывалось, и Красный мир начинал походить на бордовый. Столько цитрусовых напитков, столько мясных закусок на одном столе – и всё ради меня. А заслуживал ли я хотя бы бутылки, которая совсем скоро будет опустошена? Лицо Смерти говорит, что нет, и я с ним согласен. Мы вчетвером: я, Лара, Смерть и Асмодей. Тётя Мэри не смогла прийти. Думаю, мне это было в радость, ведь я не смог бы смотреть в глаза женщине, принимающей меня как родного сына, чью дочь я словно заколдовал. Вцепился, как клещ, и боюсь отцепиться.
Кажется, Лара, сидящая напротив Смерти, была единственным его поводом для радости. Она пыталась его задобрить разговорами и, в отличие от меня, у неё это отлично получалось.
– Так, – сказал Асмодей, – сегодня очень важный день для меня, как для родителя. Голод, давай начнём наше «знакомство» с твоего заработка.
– Пап!
– Пап!
Лара и Смерть сказали это в один голос. Хотя Смерть сказал чуть первее, а Лара – так, будто просто желала повторить за старшим братом. Она ведь всегда мечтала быть похожей на него. В её глазах Смерть всегда был авторитетом. Умный, самостоятельный и умеющий веселиться. А она – неуклюжая и экстравагантная младшая сестра, порой ведущая себя по-детски.
Но она даже не подозревает, что гордость и восхищение взаимны. Смерть ценит Лару за её чувство стиля и умение следить за собой. Ценит за то, как она одевается, совмещая деловой и казуальный стили одежды. Восхищается тем, как тщательно она следит за своей кожей цвета зелёного чая. Смеётся с того, как путаются её медные волосы, которые он любил ей расчёсывать в детстве.
– Ну что?! – воскликнул Асмодей. – Я должен удостовериться, что моя дочь и её дети будут жить в благополучии!
– Мы, в общем-то, не думаем о детях… – сказал я, сделав глоток цитрусового напитка. Ну и кислятина. Но волновал меня вовсе не вкус цитрусов, а Асмодей, смотрящий на меня широко раскрытыми глазами.
Идиот, идиот, идиот! Кто меня за язык тянул?!
– Как не думаете?! Я от этого-то оболтуса внуков не дождусь, – он указал пальцем на Смерть. – Мне всю жизнь, что ли, в отцах ходить?!
– Пап, – Лара положила ладонь на руку отца, – успокойся. Я тебе лично всё расскажу.
Лара посмотрела на меня, пока Асмодей на радостях успокоился, и губами сказала: «Подыграй мне», я так и сделал.
– Да, запланируем. Наверное. Десятерых.
Смерть усмехнулся, подавившись напитком, смотря на мою нелепую актёрскую игру. Глупо отыгрывал я из-за того, что ненавижу детей. Откровенно ненавижу. Мне даже противно представлять, что они у меня могут появиться.
– Десятерых?! – подавился Асмодей, но он был даже восхищён.
Смерть и Лара удивлённо переглянулись. Но, не успел Смерть обдумать произошедшую нелепость, как…
– Учись, оболтус! – Асмодей дал Смерти подзатыльник. – У всех есть личная жизнь, у тебя её нет! Так и будешь девственником, с такими темпами!
– Да я и так не…! – уже взбесился Смерть.
– Я рад за тебя! – перебил его Асмодей. – Похлопать?!
– Пап! – прервала спор Лара. – Мы собрались знакомиться с Голодом, а не личную жизнь Смерти обсуждать.
Смерть грозно засопел. И я подливал масло в огонь одним своим видом.
– Ладно, Голод, давай подробнее, как детей хотите назвать?
Вскоре Смерть выдохнул и следующий вопрос отца его даже повеселил. Он посмотрел на меня со зловещей улыбкой и ждал реакции.
– Лара, Голод младший, Асмодей-II… – перечислял я. – Эм… Смерть-в-Аду.
Смерть смотрел на меня и водил палец у виска, говоря таким образом: «Ну ты и идиот». Асмодей же довольно кивал головой, чему удивлялся костлявый.
***
Асмодей явно переборщил с выпивкой. Несёт всякую чушь. Весь вечер он рассказывал мне странные истории про детство Смерти. Половину этих историй я и сам знал.
– Слушай, – он крепко меня обнял, – а у вас начальник вообще как? Нормальный?
– Ну да, правда говоря…
– Выкину его из компании! – перебил меня Асмодей. – Если «правда говоря» присутствует, значит, косяки есть. Всё! Решено! Уволю я вашего Апокалипсиса, но в вашей компании, так и быть, оставлю. Уборщиком будет! – он громко заржал, запах алкоголя и перегар вбивался мне в ноздри. – А главным тебя сделаю!