Министерство будущего
Шрифт:
Когда Мэри высказала эту мысль в очередной раз за выпивкой, Татьяна замахала руками.
– Что ты! Что ты! Ты идеально подходишь! Красивая ирландская девочка, все тебя любят. На твоем месте я бы сразу устроила погром, как головорез из КГБ. Кстати, я им и являюсь, – добавила Татьяна с опасным блеском в глазах.
– Не верю.
– Правильно, что не веришь. Но погром я бы устроила. Ты нужна наверху – отпирать двери. Это на самом деле очень похоже на борьбу за правовой статус. Меньше формальностей, но не менее важно. Сначала заставляешь людей прислушаться, доказываешь после. Вся суть твоей работы в том, чтобы заставить людей слушать.
– Надеюсь, ты не ошибаешься. Думаешь, у нас получится сделать субъектами права еще не родившихся людей?
– Трудно сказать. С одной стороны, сфера правоспособности исторически постоянно расширяется, что как бы создает прецедент. Все больше разных групп людей получают правовой статус, в Эквадоре его присвоили даже экологии. Складывается определенный порядок, и, с точки зрения логики, он выдерживает критику. Но даже если мы одержим успех в этой области, все еще остается вторая проблема, возможно, еще большая, – повальная немощность международных судов.
– Неужели они настолько слабы?
Татьяна метнула в Мэри острый взгляд, словно говоря «шутить изволишь».
– Государства принимают решения международных судов, только когда с ними согласны. Однако любое решение всегда выносится в пользу той или иной стороны, поэтому проигравшие всегда недовольны. А всемирного судебного исполнителя не существует. Поэтому США творят что хотят. Все остальные поступают точно так же. Суды эффективны только в тех случаях, когда на удочку попадается какой-нибудь мелкий военный преступник, и все стороны соглашаются поиграть в добродетель.
Мэри грустно кивнула. Свежий пример – пренебрежение к Парижскому соглашению Индии с ее геоинженерными новшествами – юридически мало чем отличался от всеобщего наплевательского отношения к сокращению выбросов.
– Что мы, по-твоему, способны сделать, чтобы улучшить положение?
– Примат закона – наше все, – насупившись, пожала плечами Татьяна. – Так мы говорим людям, а потом пытаемся заставить их поверить.
– Как заставить?
– Если на планете рванет, то поверят. Вот почему после Второй мировой войны возник новый международный порядок.
– И теперь его мало?
– Ну, всегда хочется большего. Кое-как выкручиваемся. – Лицо Татьяны просветлело, Мэри заметила лукавый взгляд как предвестие шутки. – Нам нужно придумать новую религию! Что-то вроде культа Земли, мы все одна семья, все люди братья, тра-та-та.
– Все люди – сестры, – поправила Мэри. – Матушка Земля – женского пола.
– Точно, – расхохоталась Татьяна.
Они подняли тост за идею.
– Наметь подходящие законопроекты, – предложила Мэри. – Чтобы были под рукой в нужную минуту.
– Разумеется. Весь свод законов у меня вот здесь. – Татьяна постучала себя пальцем по лбу.
10
Мы совершали полеты из Бихты, Дарбханга, с базы ВМС «Гаруда», из Гандхинегара. Летали в основном на «ИЛ-78», закупленных в стародавние времена у Советского Союза. Несколько заправщиков «Боинг» и «Эйрбас» у нас тоже были. Самолеты старые, на высоте внутри дикий колотун. Костюмы тоже старые, негнущиеся и почти без теплоизоляции. В воздухе мы очень мерзли, хотя стандартный вылет длился недолго.
Поднимались на высоту в восемнадцать километров, выше самолеты просто не вытягивали. Чем выше, конечно, тем лучше, но не с нашей техникой. Каждый полет занимал пару часов, летали с полной загрузкой. Два самолета на максимальной высоте угодили в опасный режим и свалились в штопор, один из экипажей не смог из него выйти.
Набрав нужную высоту, мы выпускали топливопровод и распыляли аэрозоль в воздухе. На первый взгляд облако выглядело как сброшенное горючее, на самом деле это была взвесь из твердых частиц, нам сказали, что в ней присутствовала двуокись серы и еще какие-то химикаты, как в вулкане. Пепла, как при вулканическом извержении, не было – только эта смесь. Распыленная в воздухе, она должна отражать солнечный свет. Смесь делали в Бхопале и других городах Индии.
Чаще всего мы летали над Аравийским морем, дующие там в конце лета господствующие ветры уносили аэрозоль в сторону Индии – как мы и планировали. Делалось это ради своих, к тому же так было легче избежать критики. Увы, вскоре выяснилось, что ветры разносят смесь по всей стратосфере, в основном в северном направлении, но и в другие тоже. И она повсюду отражала солнечный свет.
В небе самой Индии с виду ничего не менялось. Мы всю жизнь провели под АКО, Азиатским коричневым облаком, и привыкли к тому, что небо всегда грязное. Операция прибавила немного яркости дневному свету, а закаты стали чуть краснее, чем прежде. Порой это очень красиво. Однако по большей части ничего не изменилось. Доля отраженного нашими усилиями света составила всего одну пятую процента от общего количества. Якобы это чрезвычайно важно, но заметить такую крохотную разницу невооруженным глазом невозможно.
Общий эффект был как в 1991 году от Пинтубо или в два раза больше. Чтобы насытить стратосферу нужным количеством аэрозоля, потребовалось несколько тысяч самолетовылетов. У нас имелись всего двести самолетов, так что каждому экипажу приходилось постоянно летать туда-сюда, и так несколько месяцев подряд. Очень много работы.
Мы слышали, что наша затея страшно не понравилась китайцам. Пакистану, конечно, тоже. Хотя полеты выполнялись только в то время, когда струйные течения шли на восток или северо-восток, время от времени рассеивание накрывало соседей. Со всего мира посыпались жалобы: мол, аэрозоль нарушит озоновый слой, пострадают все на свете. Как-то раз по нам выстрелили ракетой с инфракрасной головкой самонаведения. Викрам в последний момент выполнил маневр, самолет замяукал, как кошка. Кто стрелял, мы так и не узнали. Нам все было нипочем. У нас был приказ, и мы выполняли его с радостью. Во время великой жары у всех кто-нибудь умер. Даже если никто не умер, мы делали это ради Индии. Жара могла повториться в любом районе нашей страны, правительство постоянно об этом напоминало. Период жары мог наступить даже в северных широтах. В Европе жара однажды убила семьдесят тысяч человек, а ведь Европа расположена намного севернее. Опасность угрожала больше чем половине населения Земли. Выходит, старались мы для всех.
Работали семь месяцев без выходных. Если учитывать техобслуживание, заправку топливом и наполнение баков смесью, то круглыми сутками. Мы изнемогали, но постепенно вошли в ритм. Экипажей хватало, чтобы летать в три смены. В разгар операции казалось, что ей нет конца и края, что всю оставшуюся жизнь мы не будем заниматься ничем другим. Мы верили, что спасаем Индию, спасаем весь мир. Однако в первую очередь, конечно, думали о своей стране. Жили надеждой, что смертельная жара больше не наступит. Очень волнительное было время.