Министр любви [сборник рассказов]
Шрифт:
— Ничего я не боюсь! — огрызнулся я.
— Вы умеете падать плавно? — спросил Айсурович, — вот так, как лебедь, головой под левое колесо.
Он упал. Меня затрясло.
— Лучше пойду в тюрьму, — сказал я.
— Дурачок, — сказал Зовша, — он же специалист по сотрясениям. Он сбивает семь лет — и все безукоризненно. Кто только не лежал под его колесом. И потом — сотрясение мозга — верняк! Его не раскрыть. Мозг хранит свои тайны! Мозг — не нога.
— Ты мне готовишь вторую
— Послушайте, — вмешался Айсурович, — у меня мало времени. У меня основная работа — возить шпроты! И еще я должен сбивать. Это нелегкая халтура… Мы сбиваем или нет?!
— Может быть, завтра, — попросил я, — я должен морально подготовиться.
— Завтра я сбиваю Каца из Киева, — отрезал Айсурович, — потом Ривкин из Брянска, я не могу сбивать несколько раз в день — это требует большого психического напряжения. Если я буду сбивать несколько раз в день — я таки собью! И потом, сегодня «скорая» возит в шестую больницу, а там Зелик. С ним все будет легче. Итак, угол Падомью и Райниса, вечером, в 8 часов, на красный свет. Я буду на грузовичке.
Жена поднесла Айсуровичу кисло — сладкое мясо…
— Ну, главное устроили, — говорил Зовша на набережной, — теперь свидетели. Свидетель должен вызывать доверие.
— Тогда Люсик, — сказал я, — Люсик и Бенечка.
— Я говорю «доверие» — ты говоришь «Люсик»! Какой еврей сегодня вызывает доверие?! Тем более, когда один еврей сбивает другого. Свидетели должны быть людьми коренной национальности. У меня есть двое латышей — Ивар и Янка — отличные ребята, оба сидели, поют в хоре «Саркана Звайзгне», с удовольствием делают все, что идет против нашей любимой советской власти.
— Что в сотрясении антисоветского? — поинтересовался я.
— Вызов прокуратуре, судебным органам, — разъяснил Зовша.
Ивар и Янка дали согласие.
— Лабс! — сказали они, — руки чешутся по настоящему делу.
Мы взяли такси и покатили на взморье.
— Мужайся! — сказал Зовша и обнял меня.
Я вернулся на дачу и вышел на балкон. Желтые листья летали по нему. Ветер с моря переворачивал страницы Торы.
— «Вот завтра меня собьют, — подумал я, — так и не дочитаю Книги, так и не выйду из Египта…»
Мне очень не хотелось лежать в египетской земле. Мрачные мысли окутали меня.
Я спустился и побрел к морю. Песок был холоден, кричали чайки.
— Каждый еврей, — повторял я, бродя вдоль моря, — должен выйти из Египта. Каждый еврей…
Я вернулся на дачу, налил себе индийского чаю и до утра наслаждался Торой.
— «Где ты»? — перечитывал я вопрос Бога к Адаму, после того, как тот съел яблочко. И я уже понимал, что это не вопрос географии.
Бог прекрасно знал, где спрятался Адам. Бог спрашивал Адама и спрашивает каждого из нас «Где ты?». Справедливо ли ты живешь?
Выполняешь ли предназначение человека на земле — «Где ты?» Адам не ответил прямо на этот вопрос.
О себе я мог сказать совершенно спокойно: — в жопе!
Мало того — через несколько часов мне надо было еще идти под машину Айсуровича.
— Не пойду, — сказал я Зовше, — я хочу выйти из Египта.
— И, умножая знания, мы умножаем скорбь, — вздохнул Зовша, —
зачем я тебе дал Тору?.. И потом — как можно выйти, когда ты подписал бумажку о невыезде?
— Я не хочу лежать в египетской земле, — сказал я.
— Что такое?! Ты только на нее упадешь. Айсурович — маэстро своего дела! А! Зачем я тебе дал Тору?!..
Наступил вечер. Я помню его. По небу бежали тучи. Тени в парке были синими. Начинали зажигаться фонари.
Мне не хотелось под машину.
Я боялся — может, Айсурович вместо тормоза нажмет на газ — он был не вполне вменяемый, — может, не рассчитает и меня укокошит.
Муторно было у меня на душе.
Свидетели уже были на местах. В новых костюмах, в модных тогда кожаных галстуках.
Я ждал грузовик Айсуровича. Его не было. Начал накрапывать дождь. Становилось неуютно. Свидетели показывали на часы — они были недовольны.
— Где Айсурович? — спросил Янка, — почему он опаздывает?
— Я не знаю, — сказал я.
— Латыши никогда не опаздывают, — заметил Ивар — и евреи раньше
не опаздывали — в восемь так в восемь! Вот что с ними сделала советская власть! Тебя должны были уже сбить!
— Я не виноват, — заметил я.
— Мы, латыши, любим пунктуальность — еще десять минут и мы уходим.
— Я вообще-то не тороплюсь, — заметил я.
— Продукт советского воспитания, — сказал Ивар, — если б меня кто-то не сбил в назначенное время — я б тому не подал руки.
Айсуровича все не было и не было. Мы промокли. Зовша ходил кругами и кусал губы.
— Свейки, — сказали латыши и двинулись прочь.
Зовша побежал за ними, что-то кричал о дружбе народов, о тюрьме, о порядочности.
— Мы, латыши — пунктуальны, — сказал Ивар, и они скрылись за углом. И в это время вырулил на вонючем «запорожце» очумелый Айсурович и попер прямо на меня.
— Ша, — остановил его Зовша, — ша, тормози, нечего давить, свидетели сбежали! Где ты был, фарбрен зол сту верен?!
— Не мог достать грузовик, — объяснил Айсурович, — кто-то его спер, будем сбивать этой консервной банкой.
— Варт, — сказал Зовша, — крутись пока здесь, я пойду за свидетелями.