Министр любви [сборник рассказов]
Шрифт:
Вскоре Берковича выпустили. Уходя, он высоко вскинул руку.
— Патриции, — вскрикнул он, — на месте Иерусалимского Храма я воздвигну свою конную статую!
Врачи зааплодировали. У многих на глазах были слезы.
После ухода императора ко мне стали относиться еще хуже. Иегуда Галеви раздражал здоровый персонал больницы. Особенно его призывы вернуться к Сиону. Когда я начинал:
«Сион, неужто ты не спросишь…» -
они просто не могли работать. Однажды они дружно побили меня в гладильной.
Они мурыжили меня месяцев пять,
«Дай мне добраться до Хеврона», — завыл я на прощание –
«И там, у памятных могил…»
— Уходите, Галеви, — попросил главврач, — а не то я вызову КГБ.
Я вернулся в Ленинград. С завода меня уволили, соседи сторонились, приятели бросили. Я стал рядовой сумасшедший в сумасшедшей стране.
— Ну, неплохо погулял по пляжу? — спрашивал я себя.
Единственное, что спасало меня, была Тора. Я не работал, не учился, не голосовал, не ходил на демонстрации — я изучал Танах.
Он вывел меня из Египта…
Как-то, сидя в кафе на Бен — Иегуда в Иерусалиме, я встретил императора Адриана.
— Приехали сносить Иерусалим? — спросил я, — где плуг?
— В кибуцце, — ответил император, — я работаю за плугом. Кем еще может работать сегодня доктор, прибывший из России?
Помните ваши стихи, Галеви?
Он начал декламировать:
«Дай мне добраться до Хеврона»,
«И там, у памятных могил…»
И что там? Кем вы стали «там»?
— Посудомойкой, — ответил я, — ресторан «У Сруля».
— Неплохо устроились у памятных мест, — протянул «император». –
Послушайте, Галеви, а не податься ли нам снова в сумасшедший дом? Я буду кричать «В Израиль, в Израиль, где текут молоко и мед!» Разве не сумасшедший орет сегодня такое? Давайте, Галеви, допьем кофе и пойдем в сумасшедший дом.
— Зачем? — сказал я, — сегодня я могу ответить на вопрос Бога «Где ты?»
Дом с крышей в стиле рококо
На сорок седьмом году своих путешествий Лурия прибыл в городок, где-то в Европе, но на краю с Азией, откуда, впрочем, в хорошую погоду виднелся и кусок Африки.
Городок был ничем непримечательный и Лурия уже было собрался покинуть его, как в местной харчевне повстречал старого еврея с зеленоватым лицом, в красном картузе, сюртуке и брюках в клеточку. В руках у него была скрипочка.
— Пан уже покидает наш штетл? — спросил еврей, будто они были давно знакомы.
— Вы клезмер? — Лурия не любил прямо отвечать на вопросы.
— Нет, шер мсье, просто иногда поигрываю.
— В харчевне?
— На крыше, либе герр, заберусь на какую-нибудь крышу и играю.
— Почему не на земле?
— С крыши лучше виден наш мир, милостивый пан.
— Не трудно забираться в вашем возрасте? — еврею было лет семьдесят.
— Не так трудно забираться, как слезать, — ответил тот, — иногда меня снимает местная пожарная команда. Пожаров у нас почти нет — должны же они чем-то заниматься. Так вы нас покидаете?
— А что смотреть в стольном граде? — поинтересовался Лурия.
— Меня зовут Шимен, — еврей приподнял картуз, — какие у вас красивые часы, либе герр, какой циферблат, какие стрелочки! Сразу видно, что они всегда показывают хорошее время… У меня никогда не было такого времени, у меня никогда не было таких часов… Как зовут уважаемого эффенди? Простите, что я вас по — разному называю — через наше местечко прошло столько армий, — через Шимена прошли немцы, турки, французы, кто только через меня не прошёл, сеньор…
— Лурия, — продолжил тот.
— Каро сеньор, — протянул старик, — вы знаете, что у вас разные глаза?
Один смеётся, другой плачет.
— Не замечал, — сказал Лурия.
— Это для равновесия, — успокоил Шимен, — и вот вы с вашим равновесием ничего не увидели в нашем местечке. Посмотрите на меня левым глазом. Что вы видите?
— Еврея с нечесанной бородой.
— Теперь правым.
— Евремя с нечесаной бородой.
— Не понимаю, — вздохнул Шимен, — зачем Б — г дал вам два разных глаза, если вы ими видите одно и то же. Ну, хорошо, и сколько лет этому еврею?
— Левым глазом 75, правым — чуть меньше.
— Это потому, что он веселее. Так вот, смотрите на меня правым глазом, смотрите левым — мне 311 лет! — Шимен оправил бороду.
— И сколько из них вы сумасшедший? — поинтересовался Лурия.
— 35, — ответил еврей, — в 110 лет я принял себя за Мессию, но когда к нам пришёл другой мишуге, тоже Мессия — я выздоровел… Кого я только не помню, милостивый пан. Через меня проходил Наполеон — уставший, сумрачный, он что-то съел и у него болел живот. В нужнике вон той хаты он отсидел часа полтора. Если б не желудок императора, мы бы уже давно жили во Франции. Он бы захватил эту землю, и тут была бы какая-нибудь Бургундия. Но разве можно выиграть войну с плохим желудком?! Когда всё время тянет в нужник? То же самое случилось с Францем — Иосифом, хотя он сидел совсем в другом нужнике, — вы видите хату на краю поля? И знаете, почему у императоров плохие желудки? Я вам скажу — надо питаться дома. А они вечно в походах. Если б они сидели дома и кушали домашнюю пищу, у них бы были отменные желудки и впридачу не было бы войн. Кстати, я думаю, что и у вас плохой желудок, вы не ведёте войн, но вы много путешествуете. Вот вы были в Риме, вы излазили все холмы, и что есть в вашем Риме? Только не перечисляйте мне форум, и Колизей, и бани. Кладбище там есть?
— Есть, — сказал Лурия.
— А Вена? Зачем вы рыскали по Вене, что там есть в вашей Вене?
— Дунай есть, — начал Лурия, — Опера…
— Я вас спрашиваю — кладбище есть?
— Д — да…
— Ну, вот видите! И в Рио есть, и в Иерусалиме, и в какой-нибудь Качабамбе! Всюду есть! А у нас — нету! И вы хотели уехать из такого удивительного штетела!
— Почему у вас нет кладбища? — спросил Лурия, — и что в этом интересного?