Министр любви [сборник рассказов]
Шрифт:
От посланника опять повеяло божественностью.
— Кем? — с придыханием спросил Рафи.
— А то вы не знаете! — капитан дернул головой к небу. — Не нужно нашему народу вашего домика! Мы не будем в нем жить! Наш народ достаточно обеспечен, чтобы самому купить себе домик!
Рафи пошел на попятную — не хотелось вызывать гнев посланника Бога. Иди знай, чем это может обернуться.
— Ладно, — примирительно сказал он, — полтора миллиона.
— Полтора миллиона, два миллиона… —
— Два я не говорил! — перебил Рафи.
— Не будем спорить, — сказал Гур. — Я нашел путь, как остаться в памяти недорого и смешно.
— Побольше деталей, — попросил Рафи.
— Процитируйте одиннадцатую заповедь, — предложил Хилель.
— А разве их не десять? — неуверенно произнес Рафи.
— Все так думают, но их одиннадцать.
— Что-то я ее не припоминаю, — сказал Рафи.
— Как вы можете ее помнить, когда она потеряна, — заметил капитан.
— А вы ее помните? — съязвил Рафи.
— Не забывайте — я сбил четыре сирийских самолета! — отрезал Хилель. — На горе Синай, в громах и молниях, Бог дал нам Юмор — и тем избрал нас. Прошу не забывать — мы избранный народ. Было три скрижали! И на третьей был высечен завет радости.
— Какой? — поинтересовался Рафи.
— «Шути почаще», — ответил капитан.
— И как же ее потеряли?
— На радостях, — объяснил Хилель.
— Перестаньте, как можно потерять скрижаль?!
— Не забывайте — Моисею было восемьдесят лет, и он нес три скрижали. Вы когда-нибудь пробовали хотя бы приподнять три скрижали? А вы помоложе… Короче — вы готовы?
— К чему? — не понял Рафи.
— К восстановлению третьей скрижали!
— Гм, — Рафи прочистил горло, — побольше деталей.
— Антология еврейского юмора в двенадцати томах! — отрубил Хилель.
Рафи замер. Что такое еврейский юмор — он знал, но не точно помнил, что такое антология.
— Побольше деталей, — повторил он, — как вам известно, антология — понятие растяжимое. Что вы под ней понимаете в данном случае?
— Вы, кажется, торгуете домами, — начал Хилель, — так вот: антология — это крыша, это — венец! А антология еврейского юмора — это фундамент! Вы хотите дом без фундамента?
Рафи не хотел.
— Тогда приступаем к антологии, и вы входите в историю не каким-то там богатеем, сидящем на своем золоте и бросившим какие-то копейки на несчастный пансионат для клизматиков, а блестящим остроумцем, беспечным весельчаком, бадхеном, веселящим сердца своего народа, этаким Шолом — Алейхемом, но… Шолом — Алейхемом с деньгами!
Рафи напряженно думал. Идея «Шолом — Алейхема с деньгами» пришлась ему по сердцу.
«— Вот так и надо войти в историю, — думал он, — озорно, с блеском».
Оставалось выяснить только один вопрос.
— Шолом — Алейхемом с какими деньгами? — поинтересовался он.
— Небольшими, — уверенно ответил капитан, и тут же назвал цифру, которая должна была обрадовать торговца недвижимостью:
— Максимум девятьсот тысяч!
И Рафи действительно был доволен — меньше чем за миллион ворваться в историю искрометно и бесшабашно — кому это удавалось? Смущало только одно — какое отношение капитан ВВС имеет к антологии.
— Я по гражданской специальности филолог, — вдруг объяснил Хилель. — Древнееврейский юмор, сатира времен І храма, история времен II — го, сарказм Торы, «Разве я сторож брату моему?» Я филолог — антоложист, составивший семь антологий — юмор бедуинов, черкесов, друзов и юмор других народов, у которых юмора вообще нет. Мне сорок лет, я сбил четыре сирийских самолета — могу я, наконец, составить антологию юмора своего народа?! Я вас спрашиваю?!
— Можете, — согласился Рафи, — только почему двенадцать томов?
— Послушайте, я прошел три войны — двадцать томов мне просто не осилить.
— Зачем двадцать? Мне кажется, вполне хватило бы семи — восьми.
— Вы издеваетесь, — сказал Хилель. — Антология шиитского юмора — девять томов, берберского — одиннадцать, а еврейского — семь?! Смотрите — капитан начал загибать пальцы: четыре тома — юмор восточно — европейских евреев, три тома — Эрэц Исраэль, том — Америка, том — Азия, том — Австралия, том — Африка…
— Я насчитал всего одиннадцать, — сказал Рафи.
— …и юмор евреев Антарктиды, — закончил Хилель.
— Вы уверены, что они там живут? — спросил Рафи.
— Можете не сомневаться! Евреи знают толк в холоде, они придумали холодильник. И потом — кем, по — вашему, был Амундсен?
— Наверно, евреем, — подумал Рафи, — хотя я о нем никогда не слышал.
— Может, африканских евреев объединить в один том с антарктическими? — осторожно предложил он.
— Вода и пламень! — возразил Хилель, — там — там и айсберг! Если хотите знать — африканским евреям следовало бы посвятить минимум две книги. Но, увы, мне уже сорок, — грустно закончил он.
Рафи задумался.
— Мне кажется, — произнес он, — что один том следовало бы посвятить юмору и сатире Гольдшлага.
— Совершенно согласен, — сказал Хилель, — упустил. Извините.
Никогда в жизни он не слышал о сатирике Гольдшлаге. Но такой крупный антоложист, как он, не мог в этом признаться.
— У меня есть довольно много смешных тостов, — продолжал Рафи, — смешно шучу с женой, сочиняю анекдоты.
Капитан ВВС понял, что Гольдшлаг — перед ним.