Минотавра
Шрифт:
– Привет, мистер писатель, - поприветствовала его миссис Гилман за стойкой регистрации.
– Как прошла ваша ночная прогулка?
– Но, естественно, она произнесла слово "ночь" как
"ночьненькая".
– Замечательно, миссис Гилман...
Три толстые проститутки, рыжая, блондинка и брюнетка, одетые в одно нижнее белье, показались в дверях. У всех у них были глупые усмешки на лицах.
– Не страшно так поздно одному возвращаться из бара, мистер писатель?
– Должен признаться, не очень, - усмехнулся он, осознав, как сильно, наверное, от него разит пивом.
– Наверное, искали
– Если вам нужно расслабиться, том вам чертовски повезло, потому что мы сейчас не заняты, а у такого богатого человека, как вы, наверное, хватит деньжат, чтобы устроить целую оргию с нами.
Писатель вздохнул.
– Должен признаться, я не настолько богат...
– Что это у вас?
– Спросила миссис Гилман, указывая на посылки под его подмышкой.
– О, почта. Я заметил её, когда возвращался, и собирался оставить у вас. Все три девушки оживились, когда заметили три длинных коробки под его рукой.
– Там есть что-нибудь для меня?
– Спросила рыжая.
– И для меня?
– Добавила блондинка.
– Я тоже жду посылку!
– Воскликнула брюнетка.
– Ну, давайте посмотрим, - сказал писатель и принялся читать адреса получателей на коробках.
– Нина Роудс...
– Это я!
– Подняла руку рыжая девушка.
– Анита Гонзалес...
Брюнетка кивнула головой и сексуально улыбнулась.
– Беатрис Маллинс...
Блондинка начала махать руками, подпрыгивая вверх и вниз. Писатель раздал коробки, а затем отдал миссис Гилман оставшуюся часть почты.
– Наверное, счета, миссис Гилман.
– Скорей всего, налоги, - сказала она, а после замолчала и взяла почту.
Блондинка и рыжая побежали вверх по лестнице со своими коробками, возбуждённые, как дети, которым только что подарили подарки. Брюнетка осталась открывать свою коробку за стойкой.
– О, господи, я так надеюсь, чтобы они там ничего не напутали. Девушка завизжала от восторга. Писатель посмотрел ей за спину. Он увидел надпись на обёртке: "Система сбережения еды. Wonko."
– Я хочу испробовать её прямо сейчас!
– И девушка убежала вверх по лестнице.
– Ох уж эти девочки, - сказала миссис Гилман, качая головой с улыбкой.
Писатель пристально посмотрел на неё.
– Миссис Гилман? Зачем девушки тратят деньги на эту хрень...
Зазвонил телефон, оборвав остальную часть его вопроса.
– Привет, Дорис! Как ты себя сегодня чувствуешь?
Писатель понял, что разговор обещал быть долгим и пошёл к себе в комнату. Он насчитал тринадцать ступенек до своего лестничного пролёта. Интересно, что произойдёт, если завтра я пойду по этой же лестнице и насчитаю четырнадцать ступенек? А на следующей день - пятнадцать? А на следующей - шестнадцать? Ночь была тихой, он совершенно не слышал скрипа пружин. Один раз он услышал вопрос "Кто твой папа?", когда проходил мимо одной из дверей. Но он был уверен, что это был женский голос. Он проходил мимо полуоткрытой двери, когда бессознательно заглянул в неё и разинул рот.
– Ха! Заходите же!
– Это была Нэнси, и причина удивления писателя заключалась в том, что Нэнси сидела, сгорбившись на своей кровати, абсолютно голая.
"О,
Её идеальная грудь свисала над животом из-за позы, в которой она сидела. Деревенский образец совершенства, подумал он. Шекспир бы мог написать о ней пасторальный стих секвенцию в восьми куплетах... Он медленно опустил свой взгляд к её ногам и увидел очаровательный лысый треугольник складок между ними. Даже сидя в сгорбленном положении её живот выглядел ровным, без единого намёка на целлюлит. Хотя ранее эта тема затрагивались, теперь необходимо в полной мере заявить, что писатель в течение многих лет был скован обетом безбрачия. Он жаждал сексуальной тоски, она была ему нужна и необходима. Он считал, что это то, чего требовала его муза. Монахи воздерживались, священники воздерживались, чёрт побери, даже Иисус Христос воздерживался, и писатель полагал, что если и он сможет воздержаться от похоти, то его произведение будет заряжено той же силой правды, что и их сила веры. Но по крайней мере ему в его воздержании не запрещалось смотреть. Как писатель, он был искателем, а значит, провидцем. Его пенис набух в штанах за считанные секунды.
– Что делаешь сегодня вечером?
– Спросила она, подняв на него своё личико.
– Играл в Чарльза Буковски, - ответил он.
– В кого играл?
– Очень много пил, - ответил он.
Она хихикнула.
– Я слышала, ты зависаешь в Перекрёстке.
– Её глаза широко раскрылись в сладких воспоминаниях.
– Меня отпороли там как-то десять парней за раз, я взяла с них аж по десять долларов за каску. В следующий раз, когда там будешь, найди тёмное пятно у заднего столика - это я выплюнула их сперму.
Писатель онемел.
– А о ком ты говорил, кто этот Чарльз?
– Чарльз Буковски. Он был величайшем писателем нашего времени. Он писал о жизни, о такой, какая она есть на самом деле, без приукрашиваний, настоящий, чистый грязный реализм.
Её персиково-кремовые сиськи подпрыгнули, когда она снова захихикала.
– Думаю, мне нужно его почитать!
Выпитое пиво давало о себе знать, и писатель шатался на месте.
– Обязательно почитай, а мне уже пора идти...
– Подожди минутку!
– Она наклонилась и раздвинула свои сливочные бёдра, согнув колени над краем кровати.
– Следи за моими сиськами...
– Эм, конечно, - почему нет, в конце концов, он был мужчиной и любил женскую грудь.
Нэнси закрыла глаза и откинула голову назад. Восхитительный розовый язык облизал ее губы, и она начала медленно, глубоко дышать через нос. Её аккуратный живот медленно поднимался и опускался, а затем она эротично застонала.
Взгляд писателя переключался с её груди на промежность, затем обратно на грудь. Он сконцентрировал свой затуманенный алкоголем взгляд на её сосках, таких же розовых, как и её язык. Её соски начали увеличиваться в размерах, так же как и сами груди, казалось набирали объём, по-видимому, расширялись кровеносные сосуды, по команде её мозга. Ему казалось, что он даже видит нежные синие призрачные линии вен, усиленно перекачивающие кровь. Её ареолы грудей, не только росли по окружности, но и росли в ширину, пока не высунулись, как розовые миндальные печенья. Когда писатель опустил свои глаза и посмотрел между её ног.