Минус тридцать
Шрифт:
Потом в Сухуми поехали. Только прибыли, опять охи-ахи, опять «Майн Гот!», но теперь уже с присказкой, что ничего не изменилось, почти не изменилось. Он, оказывается, там сидел, когда в плен попал. Конечно, не сидел, работал, строили они там что-то, институт какой-то, он показывал, я уж не помню. И вот пристал
Не поверишь – нашли! Тихая улочка на окраине, большой каменный домина с деревянной верандой по периметру, дворик с настоящими мандариновыми деревьями. На наш зов выходит тетка, поперек себя шире, на грани пенсионного возраста, Курт с криками: «Это она! Я узнал ее!» – естественно, на немецком языке, бросается к ней лобызаться. Я с трудом могла поверить, что он узнал ее, ведь в его описаниях она была раза в три меньше, но что самое удивительное – и она его узнала! Когда он с земли поднялся после ее легкого отпора от неожиданности.
Что тут началось! Крики, дети табунами, соседи сбегаются, потом разбегаются, опять сбегаются, возникает стол, как будто неделю готовились к приезду дорогих гостей, тосты со всех сторон, семипудовая Оксана начинает постреливать глазками на Курта, у того с каждым стаканом из подкорки вылетает все больше русских слов, Эльзе пышные усы щекочут раскрасневшуюся щечку, я спьяну читаю на немецком «Лорелею» старому абхазу, он понимающе кивает головой, гладит меня по плечу и ласково повторяет: «Ничего, дочка, все образуется».
Потом было Тбилиси, чисто культурная программа, очень красиво и необычно, но я не об этом хочу сказать. Очень меня эти немцы удивили. Ведь не только они нас убивали-калечили, но и мы их, война же ведь! Но нет в них злобы, нет того истерического надрыва, как у нас. Ведь сколько лет прошло, а все книги пишут, фильмы снимают, право кажется, чем дальше, тем больше, все нас тянет в те годы, будто подсознательно мы чувствуем какую-то вину и хотим разобраться, понять или наоборот – оправдаться.
Знаешь, что мне Курт сказал? У вас, говорит, храбрые солдаты и добрые женщины, мне Россия очень нравится. Это после Сталинградского кошмара и плена! Понятно, что Сухуми это не Освенцим, но все равно удивительно. Почему, это Курт говорит, у нас должна быть какая-то ненависть к русским? Гитлер воевал со всем миром, и весь мир, объединившись, победил, не только русские, но и американцы, и англичане, и французы. Тут я хотела возмутиться, эти-то здесь при чем? Явились к шапочному разбору, ведь мы же все сделали, лучше бы не совались – мы бы до Парижа дошли! Но не стала спорить, бесполезно.
А еще я у Эльзы спросила, как там все было, когда наши пришли, но она как-то неопределенно махнула рукой, типа: «О-ля-ля, всякое бывало!» Это я уж потом узнала, какое всякое бывало, когда Копелева прочитала, а тогда сдуру приставать начала с расспросами, но она отмалчивалась, лишь сказала, что они все забыли, весь этот кошмар, Гитлера, войну, вытерли из памяти и все тут. Я спросила, не оттого ли это, что они проиграли войну. Не так прямо, конечно, спросила, неудобно все-таки, но они меня поняли. И Эльза ответила: «Нет, не из-за того, что мы проиграли. Может быть, оно и к лучшему, что проиграли. Если бы победили, кто знает, как все повернулось бы. А так мы живы, здоровы, счастливы и живем в свободной стране».
Конец ознакомительного фрагмента.