Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают
Шрифт:
Йенс Шпаршу
ВОКЗАЛ ФРИДРИХШТРАССЕ. МУЗЕЙ
Когда я писал этот текст — осенью 1988 года, — то и не предполагал, как скоро эта выдумка — «Вокзал Фридрихштрассе. Музей» — станет явью. В ноябре 1989 года этот абсурднейший берлинский вокзал буквально за ночь, прошедшую после падения Стены, превратился на глазах у всех в то, чем всегда и был: в музей, вместилище окаменевшей истории.
Он был открыт для осмотра! Но мало кто его осматривал. Лабиринт утратил свой ужас и стал лишь еще одной досадной кучей камней, препятствующей быстрому продвижению с востока на запад и с запада на восток. Скоро устройства контроля и заграждения
Посетитель приближается к музейному комплексу со стороны Фридрихштрассе. Если он идет с южной стороны, то есть от аллеи Унтер-ден-Линден, по правую руку от него высится двадцатипятиэтажный японский торговый центр, реликт семидесятых годов. По левую руку — возникший в начале девяностых ансамбль «Зимний сад», задуманный на широкую ногу пассажный комплекс: варьете, кино, равно как и новое здание вокзала Фридрихштрассе.
От всего этого — что слева, что справа — посетитель может отвернуться, если он намерен предаться историческому обозрению; дальше его проводят сдержанные таблички-указатели «К музею»; вход в музей находится на Фридрихштрассе под сводом моста-перехода через железную дорогу. Исполненные ожидания, мои шаги замедляются. Я поднимаюсь по ступеням и с бьющимся сердцем вхожу в вестибюль.
«Дорогие посетители! Мы сердечно приветствуем вас в музее „Вокзал Фридрихштрассе“. Информационные материалы и разрешение на фотосъемку вы можете получить в кассах в дальнем зале. Желаем вам приятного времяпрепровождения», — объявление по радио, его регулярно повторяют.
Посетитель находится в начале осмотра и осознания: атмосфера вокзала исхода двадцатого века. На всем лежит налет ностальгии. Как если бы время остановилось. И не только время, но и люди… лица их странно оцепенели, восковые и бледные, а тела, будто их разбил паралич, закаменели посреди случайного движения, в то время как шумы продолжают создавать иллюзию шагов и шорохов, волочения чемоданов, скрипов и возгласов. Странная асинхронность — безжизненная деловитость, беспокойное стояние на одном месте.
Удивлению нет конца: когда я, не зная, что делать дальше, обращаюсь с вопросом к выставленному здесь полицейскому, тот не шевелится и даже головы не поворачивает. Не дрогнув ни одним мускулом, он смотрит мимо меня в пустоту. Встряхиваю головой, отгоняя наваждение, и дивлюсь — и хотя до сих пор ни один из новоприбывших посетителей не тронул меня за рукав, чтобы посмотреть, не настоящий ли здесь, по крайней мере, я, мое недоумение все-таки разрешается, ибо я замечаю на зеленом лацкане полицейского мундира неприметную латунную табличку: «Произведено в мастерских мадам Тюссо».
Застывший поток пассажиров.
Типичное в этом вокзальном паноптикуме соседствует с броским исключением. Супружеская пара пенсионеров. Мужчина тащит два извечных чемодана. Жена, на полголовы выше, недвижно озирается вокруг. Рядом девушка в черной коже с серебряными стразами и со стоячим гребнем-ирокезом. Подогнув колено, она откинулась к стене, облицованной кафелем, и ждет. Тоже с незапамятных времен. «Руками не трогать!» — предостерегает табличка.
Афиши театра «Метрополь», который находится в восточной части города, маленькое кафе-закусочная «Перрон», обменник валюты, запыленная витрина магазина товаров в дорогу. Обстановка пограничного западно-восточного вокзала Фридрихштрассе — так или примерно так и должно здесь все выглядеть.
Мимо застекленных рекламных витрин и расписаний поездов — к музейной кассе. Здесь тоже поражает нетрадиционное решение! Входные билеты приобретаешь в тех же окошечках, где раньше продавались билеты на поезда дальнего следования. Прежде всего заслуживает внимания тесное соседство входа и выхода. Действует так называемый принцип дороги ужасов, когда у посетителей — именно так и задумано — предвкушение удовольствия смешивается с мрачными предчувствиями.
Отсчитывая мелочь на билет, я ухватываю боковым зрением — еще веселясь и уже ужасаясь, — как в этот момент мои предшественники заканчивают осмотр экспозиции. Их извергает обитая железом шарнирная дверь. По одному. Бледных. Растерянных. Они видели все. И это видно по ним.
«Въезд граждан ГДР и других государств», — высвечивает застекленное табло над дверью. Табличка рядом с дверью приказывает красным шрифтом: «Стоп! Проход запрещен!»
Шарнирная дверь довершает дело. Нет бы своим смелым замахом подтолкнуть посетителей музея, идущих из недр, к свету, который рассеивают по залу закрепленные на потолке неоновые лампы, — так ведь дверь смонтирована таким образом, что напоследок больно задевает посетителя. Тот не может защититься. Ручки чемоданов, которые он держит, связывают его по рукам. Оглушенный, он нетвердо входит в зал приезда, добравшись до конца осмотра. Он и выехал, и приехал, он и тут, и там…
Каково ему пришлось с чемоданами, мне становится ясно после первых шагов. Вокзал как цельный экспонат можно прочувствовать, только когда тяжелые чемоданы оттягивают руки и искривляют позвоночник. Это вам не прогулка по прошлому налегке, а приближенное к реальности проникновение в былые обычаи путешествий. Не стоит облегчать себе странствие во вчерашний день.
Итак, навьючившись багажом, — назад, в первый зал. Несколько настенных карт развернут здесь перед внутренним взором посетителя историю вокзала. Коричневатые фотографии и даты. Эскизы вокзала создал Йоханн Фольмер, берлинский профессор, специалист по зодчеству Средневековья. Это оставило свой след — например, на богато орнаментированном каменном фасаде изначального здания вокзала.
После семи лет строительства первого мая 1882 года состоялось торжественное открытие вокзала. Его длина, включая легкие изгибы, составляет сто шестьдесят метров, а ширина — сорок. Фотографии времен смены веков запечатлели его вид со стороны основной пульсирующей транспортной жилы города: Фридрихштрассе. Сигарные лавки, филиалы компании Ашингер, извозчики, конные омнибусы. Поторапливающиеся прохожие. Над их головами мчатся по виадукам скорые поезда со всех концов света.
Теневую сторону Фридрихштрассе запечатлел Георг Гросц. Некоторые его рисунки вывешены на стенах вокзала в порядке долгосрочной выставки. Тонкая, густая путаница линий; паутина. Гримасы людей и ряды домов, слившиеся воедино. Углы и кромки — и в домах, и в лицах. Фигуры искажены, перспектива безумная. Черепа мертвецов, на которых губы, лбы и щеки — словно маска. Под сухими, алчущими черточками ртов видятся или угадываются контуры зубов. Плотно закутанные скелеты бредут наискось. Задницы, груди, окурки сигар. Пол — и женский, и мужской — разрывает одежду, которая наполовину лохмотья, наполовину мишура большого города. Здесь стекло, битое; там рожи, тоже битые… И тут же — рабочие в робах, топают на фабрику к пяти.
Став центральной станцией на новой линии Восток — Запад Берлинской железной дороги, связанной узлами Осткройц и Вестенд с кольцевой дорогой, в тридцатые годы вокзал Фридрихштрассе — транспортный центр Берлина.
Вокзалы — мимолетные приюты странников. Участь вокзалов: сводить путешествующих с более-менее далеким миром. Сами же они, воздушные купольные сооружения из камня и железа, остаются на месте, отступают, стоят. Железно. Каменно.
В 1945 году вокзал Фридрихштрассе не устоял. Отправился — дымом под небеса. До временной конечной.