Минзаг "Марти". Дилогия
Шрифт:
Узкий корпус корабля, полностью изготовленный из драгоценных пород дерева, имел относительное удлинение по ватерлинии 7:1 при взгляде со стороны производил впечатление стремительности. Хотя, конечно, 12 узлов полного хода по меркам 20-го века не сильно впечатляли, но для 16-го века были фантастикой. Четыре паровых машины по 400 лошадей каждая, работающие на два вала, давали возможность менять ход в широком диапазоне скоростей и легко маневрировать. К большому сожалению командира, более мощных машин промышленность республики еще не производила.
Массивный, сильно выступающий киль, утяжеленный толстыми железными полосами, откованными из трофейных пушек, обеспечил кораблю выдающуюся остойчивость. По вооружению корабль уступал во флоте республики только Марти, но тот был выведен в резерв.
На баке размещалась снятая с Марти стотридцатка, за ней на высоком барбете - 90-миллиметровая пушка местного производства. Двухуровневая надстройка с ходовой рубкой и мостиком располагалась в самой нижней точке имеющей слабый прогиб верхней палубы, над центром тяжести корабля. На крыльях мостика стояли два станковых пулемета. Перед надстройкой и за ней возвышались две 20-метровых мачты с антеннами и 'вороньими гнездами'.
Установленные на мачтах грузовые стрелы предназначалась для загрузки продовольствия и боезапаса в передние трюмы, а также грузов в кормовые трюмы. Кормовая стрела обеспечивала, также, погрузку и снятие с палубы гидросамолета, устанавливаемого поверх грузового трюма. Правда, самого гидросамолета в наличии пока не было, он еще только проходил испытания в авиа-лаборатории. Несколько портили внешний вид корабля четыре 10-метровых дымовых трубы, расположенные квадратом за площадкой гидросамолета.
На самой корме стояла вторая 90-миллиметровка, а ближе к миделю на высоком барбете - снятая с Марти трехдюймовка. Орудия и пулеметы имели броневые противоосколочные щиты.
Конструкцией корабля предусматривалась возможность поднятия на мачтах парусов - стакселей, и на грузовой стреле грот мачты - гафеля. На рее фок-мачты мог быть поднят прямой парус. Сами паруса на корабле имелись, но считались аварийными.
Продольной и поперечными переборками корабль разделялся на 18 водонепроницаемых отсеков, что обеспечивало ему выдающуюся живучесть. В шести кормовых отсеках размещались рулевые механизмы, паровые машины, динамо-машины, помпы, опреснители и паровые котлы.
В четырех носовых отсеках - брашпили, якорные цепи, стояночный двигатель болиндера с помпой и электрогенератором, канаты и аварийные паруса. За ними - два топливных танка, обеспечивавших запас хода на шести узлах в восемь тысяч миль. Корабль мог оперировать в Атлантике от Гренландии до устья Параны.
За топливными отсеками размещались погреба боезапаса. Под надстройкой располагались водяные танки и продовольственные трюмы.
Небольшим недостатком конструкции корабля Симонов считал необходимость снятия гидросамолета для получения доступа к грузовому трюму, а также необходимость ручной горизонтальной перегрузки продовольствия из погреба боезапаса в трюм под рубкой.
Кубрики экипажа размещались в верхнем уровне под палубой, а каюты старших командиров - в надстройке.
Экипаж корабля состоял из 150 моряков, включая 45 морпехов. Мартийцами, кроме Симонова, были начарт лейтенант Мякотин и стармех лейтенант Твердохлеб. На момент переноса оба были старшинами. Мякотин служил командиром кормовой стотридцатки, а Твердохлеб - трюмным машинистом. Оба тоже сделали хорошую карьеру, выбились в легаты. По занимаемым должностям им светило скорое присвоение старлеев.
Отходив два месяца на каботажной линии, Кутузов и Суворов получили от командования первый боевой приказ - перейти на Ямайку и отразить возможное нападение противника.
Кутузов забазировали в Дзержинске, а Суворов - в Молотовске. Неделю простояли в портах, занимаясь тренировкой экипажей. Борьба за живучесть, подъем и спуск аварийных парусов, подъем и спуск шлюпок. Дважды выходили на стрельбы.
Из четырех базировавшихся на Ямайке пограничных катеров три постоянно ходили вокруг острова, еще один поочередно отдыхал в порту. Каравелла Чапаев крейсировала в пятидесяти милях к западу от острова, на пути наиболее вероятного появления испанцев.
К сожалению, с испанской эскадрой разминулись и Чапаев, и катера. Впрочем, в сезон дождей ночи темные, и разминуться не мудрено. В ночь на 6 июля Симонова поднял вахтенный матрос, сообщив, что туземные племена сигнализируют кострами о противнике на северном берегу острова к западу от Дзержинска. Администрация Ямайки уже наладила межплеменную сигнализацию огнями и дымами, аналогичную устроенной на Тринидаде.
Командир объявил боевую тревогу и приказал вахтенному радисту продублировать полученное сообщение всем кораблям и катерам. Кутузов развел пары, отдал швартовы и вышел из бухты в затянутое дождевой мглой Карибское море. Шли полным ходом по компасу. Иногда сквозь дождь проглядывали огни костров, зажженные на прибрежных горах туземными племенами. Через два часа хода увидели последний зажженный огонь. По счислению штурмана определили, что костер горел на горе, расположенной над бухтой Монтего-Бей, где ранее располагался сожженный испанский городок.
Симонов приказал включить все прожектора и малым ходом идти на вход в бухту. Дождь, к счастью прекратился. На месте уничтоженного порта увидели большое количество костров. У самого входа в бухту прожектор высветил идущую навстречу шхуну. Своих кораблей такого типа здесь быть не могло, поэтому, четырьмя выстрелами из носовой 90-миллиметровки шхуну отправили на дно.
У берега обнаружили большое количество кораблей, не менее десятка. В подзорную трубу Симонов рассмотрел на берегу шевеление больших толп народа. Приказал радисту связаться со всеми кораблями, передать им приказ идти к Монтего-Бей и сообщить свои координаты. Командиры кораблей и катеров заранее договорились, что тот, кто первым войдет в соприкосновение с противником, тот и возьмет на себя командование операцией.
Застопорив ход в миле от берега, крейсер отдал якорь и развернулся бортом к порту. Симонов приказал открыть беглый огонь осколочными снарядами по толпам на берегу. Кораблям противника из бухты все равно деваться было некуда.
Пушки Кутузова загрохотали. Звонко и часто долбила трехдюймовка, басом рявкали 90-миллиметровки, оглушительно ревела стотридцатка. Артиллеристы развили максимальную скорострельность. Снаряды к орудиям подали заранее. Снопы пламени от разрывов снарядов высвечивали людей, разворошенным муравейником суетившихся на берегу. От случайных попаданий загорелось несколько кораблей. На берегу стало совсем светло.