Минзаг "Марти". Дилогия
Шрифт:
– И что же нам делать?
– вопросил член бюро легат Скобелкин.
– Мы больше не можем терять время! Идеалы большевизма попраны! Про мировую революцию больше никто из начальства и не вспоминает! Дело Ленина - Сталина в смертельной опасности! И только мы еще можем его спасти!
– Говори конкретно! План у тебя есть? Лозунгов мы уже достаточно наслушались, - осадил соратника вторсекр бюро центурион Мамыкин.
– У нас остался только один путь, как у большевиков в 17-том году - вооруженное восстание!
– Но, у нас во фракции всего 57 мартийцев и 96 араваков.
– возразил член бюро избиратель Шабалкин.
– Вот поэтому, будем придерживаться тактики вооруженного переворота. Тайного и внезапного! Утром все лягут спать под властью клики Мещерского, а проснутся - уже при нашей власти. Весь Совнарком, Политбюро и Совет за ночь арестуем и посадим под замок. Выступим по радио и все народу объясним! Уверен, угнетенные народные массы араваков нас поддержат! Сразу объявим о переводе всех араваков Крыма в категорию избирателей! И пообещаем перевести в избиратели всех араваков Тринидада, Сахалина и Гренады. Вот и все! Сразу за нас встанет подавляющее большинство народа!
– Но, весь флот у нас в разгоне. А если экипажи нашу революцию не поддержат? Примут на борт гвардейцев на Гаити и Кубе и задавят нас числом! На флоте артиллерия куда мощнее береговой!
– возразил лидеру Мамыкин.
– На кораблях почти весь экипаж - араваки. Немного испанцев и совсем мало мартийцев. Так что, араваки в экипажах против нас не пойдут! Сагитируем по радио, пока корабли до Крыма дойдут!
– уверенно заявил Скрипко.
– Но, ведь мы так всю власть аравакам отдадим! Их только в Крыму почти тысяча. А на Тринидаде с Сахалином и Гренадой их тысяч шесть.
– снова засомневался Шабалкин.
– Обещать, это еще не значит выполнить! Как у власти укрепимся, будем это дело затягивать, а потом и вообще в долгий ящик отложим. Народные аравакские массы еще не скоро до коммунистического классового сознания дозреют, - пояснил Скрипко.
– Все, хватит переливать из пустого в порожнее, будем готовить конкретный план восстания! Я, Мамыкин и Скобелкин за два дня разработаем план и доложим на бюро. О том, что этот план абсолютно секретен, я думаю, никому напоминать не надо! Если кто проболтается, с ним поступим по всей строгости революционных законов!
Через два дня на тайном заседании бюро утвердило план вооруженного восстания. Члены бюро распределили между собой посты в Совнаркоме и Совете. Комсомольская фракция Дарав приступила к подготовке переворота.
Следующим вечером Скрипко, Скобелкин и Мамыкин собрались в доме Скобелкина.
– К нашему плану восстания, я считаю, нужно прибавить еще одну, совершенно секретную часть, о которой будем знать только мы трое, начал Скрипко. У того плана, который утвердило бюро, есть одно слабое место.
– И что предлагаешь делать?
– Спросил Мамыкин.
– В ходе восстания Мещерский и все самые опасные наши противники должны погибнуть!
– Да ты что! Нас же потом самих растерзают! Все же, народ Мещерского любит!
– ужаснулся Скобелкин.
– Именно поэтому, мы к их гибели никакого отношения иметь не должны! Свалим все на туземцев!
– Как это?
– Удивился Мамыкин.
– Что бы вы все без меня делали? Так бы в услужении у Мещерского и остались!
– весомо заявил Скрипко.
– Делаем так! По утвержденному плану, за ночь по тихому арестовываем всех членов Совета, Суда, наркомов и военную верхушку. Каждого контрреволюционера арестовывает отдельная группа из двоих наших и троих туземцев.
Однако, самых опасных, а конкретно пофамильно Мещерского, Шнурко, Жердева, Сокольского, Вострикова, Веденева, Влазнева, Коровалова и судью Тараторкина изолируем в отдельном помещении. В караул к ним поставим шестерых араваков с обрезами.
Ночью мы втроем входим туда, из обрезов кончаем всех перечисленных врагов народа, и одновременно из пистолетов отстреливаем караульных араваков. Нужно только обрезы для этого достать. Заранее заготовим и ночью расклеим листовку от имени 'Комитета освобождения араваков', в котором напишем: 'Смерть оккупантам камчатцам!' Обрезы вложим в руки убитым конвойникам, а когда народ сбежится, заявим, что араваки перестреляли арестованных, а потом мы их перебили в перестрелке. Себе по легкому ранению из обрезов тоже сделаем, для убедительности.
Следствие будут проводить уже наши люди. Так что, все свалим на заговорщиков - араваков. Ими придется пожертвовать, как это ни тяжело. Святое дело революции оправдывает любые средства! Мертвые себя не оправдают.
После этого на свободе останутся из авторитетных мартийцев только Звягинцев и Зильберман, они все время в разъездах. Ну, Зильберман - не военный, потому не опасен. Останется только главкома ВМФ Звягинцева нейтрализовать. Ну, пока он сюда доберется, мы уже у власти закрепимся. А потом его с должности снимем.
– Ну, как то, своих убивать, это чересчур!
– заколебался Скобелкин.
– А ты думал, революцию можно делать в белых перчатках? Нет, товарищ, придется в крови запачкаться! Дело Ленина - Сталина в опасности! Никакие колебания и буржуазная мягкотелость здесь не уместны! Вспомни, как отцы в гражданскую с беляками сражались! Себя никто не жалел! Комиссары гражданской нами бы гордились! Мы их святое дело продолжаем. Классовых врагов надо уничтожать без всякой жалости!
Проговорив еще час, заговорщики утвердили совершенно секретный план. Осталось только достать шесть обрезов. За это взялся Скобелкин, начальник участка в оружейном цехе, который массой гнал гладкоствол для туземных подразделений. Он же, после использования, взялся положить стволы на место.